своего уговорила убить? Я тебе напомню: чуть больше восемнадцати лет назад, ты первая из родных узнала, что я беременна. И ты меня поддержала. Без тебя бы я не справилась. Теперь ты из меня монстра сделать пытаешься?
– Не сравнивай. Ты на последнем курсе училась. Вы с отцом Агаты несколько лет вместе были, а она что видела? Второй курс заочного, – всем своим видом выражает отношение пренебрежительное к методу моего обучения. – И мальчика у неё нет постоянного. Так ведь? – переводит взгляд на меня. Не выдерживаю, голову опускаю. Как же сбежать хочется. Но нельзя маму тут бросать одинешеньку. Вдруг они её уломают на пару?
– Ты тоже, не сравнивай, пожалуйста. Когда мы ещё тут с тобой жили, и зарплата у меня была тридцать тысяч, из которых на ипотеку двадцать уходило. Помнишь, как ты мне сказала: «А кто тебе виноват?». Так вот никто мне не виноват. Дело было во мне самой. Сейчас я получаю в десятки раз больше. Думаешь не смогу ещё одного человека содержать? Даже если двойня родится – смогу. Но если я её не поддержу, то кто это сделает? Мой ребёнок под грузом проблем сломается. И виновата снова буду я, – выдерживает паузу, давая себе пару секунд спокойствие восстановить. – Меньше всего я хочу с тобой ругаться. Знаешь прекрасно, как тяжело мне наши ссоры даются. Давай мы в гостиницу поедем с Агатой. Завтра приедем, если ты остынешь. Дина, за мамой присмотришь?
Тетя впервые за последние десять минут подает признаки жизни. Часто моргает.
– Конечно.
– Чего ты дуркуешь? Какая гостиница? Я вас что выгоняю… – бабуля резко замолкает, прикрывает ладонью глаза. – Агата, как же так?
Меня топит в чане с раскаленным стыдом. Мясо до костей разъедает. Так больно, что я на всё готова, лишь бы перестать резь в сердце чувствовать. Голова кругом идет. Что делать? Если бы знала, что всё так закончится… Осознание насквозь пронзает: я бы всё равно со Стёпой быть хотела. Пусть и недолго. В этот момент, здесь и сейчас мне так его не хватает. В душе совсем маленькая, но есть надежда на то, что он против ребенка не будет.
– Агате пора отдыхать, – голос мамы слышу словно через вакуум.
Слезы душат. Что бы я без неё делала? Сама ничего не могу. Она мне руку протягивает. Киваю и молча иду за ней.
– Купайся и иди в спальню. Как себя чувствуешь?
– Нормально. Ничего не болит. Ты ко мне поднимешься? Поспи со мной сегодня. Пожалуйста.
Мама обнимает, голову гладит, как я люблю.
– Минут через пятнадцать. Сейчас поговорю с ними немного, приму душ и поднимусь.
– Не стоило мне приезжать, – не выдерживаю. Слезы течь начинают потоком.
– Малыш, они бы всё равно узнали. Ты бабушку знаешь, оптимальное время всё равно не выбрать. Переставай, – отстраняется и мокрые дорожки с моих щек вытирает. – Это вредно. Не пугай кроху, – легкими касаниями гладит живот мне.
Глава 15
Елена
Жара – холод, жара – слякоть, жара – колотун. И так по кругу. У нас легко можно днем в футболке гулять, а ночью под одеялом мерзнуть. Хотя имеется вероятность, что последнее у меня – возрастное.
Прислушиваюсь к себе: отдышка небольшая осталась. Восемьсот ступеней, но пока что я только спустилась, что будет со мной после
поднятия – одному богу известно.
Перевожу взгляд с моря, сегодня спокойного, на Агату. Ожил немного мой птенчик. Мама у меня, конечно, мастер тактичности. Дочка, кстати, в нее.
Вот уж не знаю как, но явно не так, как Агата вчера, я планировала своим о её беременности сообщать. По смыслу это сводилось к: «Да, я беременна, и че с того?». Улыбка легкая трогает губы. Главное – результат. Все теперь в курсе событий, утром мама и папе моему сообщила. Вызвонила его часов в шесть утра. По итогу сказала, что он, как и я, не может похвастаться эмоциональностью, а всё потому, что трагедии из ранней беременности не делаем.
– Как думаешь, вода холодная или можно ноги окунуть? – вот уж неуемная.
Мы приехали пораньше на море, даже позавтракать малыш захотела вне дома. Правда девять часов – это только для нее рано, я могу уже и спать хотеть в это время. Конец октября: солнышко светит, волны бьются о берег, парочка чаек летает. Чистый морской воздух легкие наполняет, в сезон так приятно море не пахнет.
У нас пикник. Агата мятный чай пьет и булку с маком жует. Я кофе пью и крекер рассасываю. Невкусный. Обидно. Дражайших пятьдесят грамм в никуда.
– Пощупай, только смотри не заболей, – предлагаю.
Она мешкает. Вода сегодня прозрачная – манит, согласна.
– Наверное, уже не стоит, – подставляет свое лицо под безопасные теплые лучики. – Спасибо тебе. Я вчера так растерялась. Как они догадались вообще?
Ха-ха. Нет, детство из неё не ушло. Пока люди искренне верят, что могут всех обхитрить, они дети. Вспоминаю её лукавое выражение лица, эдак десятилетней давности, и рассмеяться хочется. Смекала она хорошо, но палилась безбожно. Не доигрывала.
– Ума не приложу.
– Вот я тоже, – мелкая так увлечена поглощением булочки и созерцание глади воды, что подвоха в моих словах не замечает.
На большом – достаточно плоском – камне лежит второй, чуть поменьше, зато правильной продолговатой формы, ярко-серого цвета. Волны бьют, верхний соскальзывает всё ближе к краю. Взгляд который раз за этот час цепляется: упадет или нет? Где тот предел, после которого сил к сопротивлению не остается? Ослабеваешь и летишь вниз…
– Сегодня домой возвращаемся?
– Скорее всего, мне надо в офис заехать.
Агата тяжелехонько вздыхает. Раньше она любила со мной на работу ходить, но детство быстро проходит, интересы меняются. Остается только греться воспоминаниями о том времени, когда ты нужен был кому-то как воздух. Всё проходит. Абсолютно всё.
– Хочешь со мной?
– Пожалуй, откажусь.
О чём я и говорю… Потребность в маме иссякла.
