Форма входа
Читем онлайн Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Летом 1914 г. Корней Чуковский завел гостевую книгу, «Чукоккалу», где гости оставляли приветствия в виде стихов, рисунков и пр. Слово, образованное из фамилии и географического названия, придумал Илья Репин, у которого в Куоккале была мастерская. Частый гость Чуковского, Репин оставил в «Чукоккале» множество следов, в частности этот портрет молодого Виктора Шкловского, навестившего Куоккалу в июне 1914 г.
В теоретических рассуждениях Шкловского ощущается влияние идей футуристической поэтики о «самовитом слове», «слове — самоцели». Старые, «изношенные» формы утратили смысл и больше не ощущаются. Требуются новые формы, «произвольные» и «производные» слова. Футуристы создают новые слова из старых корней (Хлебников), «раскалывают его рифмой» (Маяковский) или меняют ударение с помощью стихотворного ритма (Крученых). «Созидаются новые, живые слова, — пишет Шкловский в „Воскрешении слова“. — Древним бриллиантам слов возвращается их былое сверкание. Этот новый язык непонятен, труден, его нельзя читать, как „Биржевку“. Он не похож даже на русский, но мы слишком привыкли ставить понятность непременным требованием поэтическому языку». Теперь, когда различимы новые эстетические течения, путь должны указывать не теоретики, а художники.
Таким художником был Маяковский, и когда вышло «Облако в штанах», Шкловский стал одним из его первых рецензентов. У Маяковского, как пишет он в альманахе «Взял», «улица, прежде лишенная искусства, нашла свое слово, свою форму». Представленный Маяковским новый человек «не сгибается», а «кричит… Рождается новая красота, родится новая драма, на площадях будут играть ее, и трамваи обогнут ее двойным разноидущим поясом цветных огней».
Автором второй рецензии на «Облако» был, как мы видели, Осип, который после встречи с Маяковским стал серьезно увлекаться футуристической поэзией. «Мы любили тогда только стихи, — вспоминала Лили. — Мы были как пьяницы. Я знала все Володины стихи наизусть, а Ося совсем влип в них». Благодаря знакомству со Шкловским Осип вошел в круг молодых филологов и литературоведов, столь же революционно настроенных в своих областях, как футуристы в поэзии, и в августе 1916-го он издал сборник, так поразивший Романа Якобсона, пока он ждал Эльзу, переодевавшуюся для театра.
Не имея ни литературного, ни лингвистического образования, Осип с невероятной легкостью и быстротой овладел научными вопросами. Уже во втором томе статей о поэтическом языке, вышедшем в декабре 1916 года под той же издательской маркой ОМБ, он представил эпохальную теорию о «звуковых повторах». «Способность у него была исключительная», — вспоминал Роман Якобсон. Для него «все было как крестословец». Несмотря на то что по-древнегречески он знал всего несколько слов, он быстро пришел к выводам о древнегреческом стихосложении, которые, по определению специалиста, были «поразительными».
Столь же поразительной, как его блистательный ум, была другая черта Осипа — «у него не было амбиций», выражаясь словами Романа Якобсона, или «воли к совершению», по утверждению Шкловского. Осип был конвейером идей, но его никогда особенно не заботила их реализация. Зато он щедро делился ими с друзьями и коллегами в беседах и дискуссиях. Однако только ли в отсутствии амбиций было дело? «Меня он вообще любил, — вспоминал Якобсон, — но когда я пришел к нему и сказал, что мне грозит попасть в дезертиры, он ответил: „Не вы первый, не вы последний“. И ничего не делал». Может быть, отсутствие амбиций было выражением чего-то иного? Чрезмерной осторожности? Условным рефлексом русского еврея лишний раз не высовывать голову? Безразличием? Виктор Шкловский утверждал, что Брик — «уклоняющийся и отсутствующий». Примером тому было его нежелание идти на военную службу. Кроме того, он был крайне рационален: «Если отрезать Брику ноги, то он станет доказывать, что так удобней».
Война и мир
Пока в двухкомнатной квартире Бриков кипели споры о современной поэзии, улица бурлила другими страстями. Летом 1916 года Россия была близка к поражению, однако ей все же удалось изменить ход войны, и следующим летом русская армия смогла пойти в наступление. Но одновременно в тылу росли недовольство и пессимизм. Наблюдалась острая нехватка продовольствия и прочих товаров, инфляция в три раза опережала рост заработной платы. Инфляция объяснялась, с одной стороны, бедностью страны (доход на душу населения составлял лишь шестую часть показателя в Англии), с другой — снизившимися поступлениями в казну, что частично было вызвано введенным в начале войны запретом на производство водки — налоги от продажи алкоголя покрывали четвертую часть налоговых поступлений. При этом не имевшие золотого обеспечения рубли печатались во все большем количестве.
От инфляции и нужды страдало главным образом городское население — прежде всего жители Санкт-Петербурга и Москвы, находившихся далеко от сельскохозяйственных областей. Крестьянам, напротив, были на руку растущие цены на зерно, скот и лошадей, которых власть реквизировала для нужд армии; для них война была выгодна. Осенью 1916 года министерство внутренних дел предупредило, что ситуация начала напоминать 1905-й и что возможен новый мятеж. Причинами были, с одной стороны, неспособность царского режима решить экономические проблемы, а с другой — напряженность между городом и деревней. Одновременно начало расти недовольство в армии: дезертирство стало массовым, и в конце 1916-го — начале 1917 года более миллиона солдат сбросили с себя военную форму и отправились домой.
Демонстрации в Петрограде, поначалу экономически мотивированные, к концу 1916 года приобрели откровенно политический характер. О срочной необходимости политических реформ говорили и в Думе, но Николай II был против. Считалось, что императрица, немка по рождению, негативно влияет на супруга, а за кулисами действует Григорий Распутин. Поскольку свести счеты с императрицей было невозможно, группа заговорщиков, в которую входил член царской семьи (великий князь Дмитрий Павлович) решила убрать Распутина. В ночь с 16 на 17 декабря он был убит во дворце Юсуповых в Петрограде.
Через два дня после этого события Маяковский написал Эльзе «нервное» письмо. Ни в нем, ни в других письмах этого периода нет ни одной отсылки к тому, что происходит вне его собственной жизни. Как будто он жил в мире, в котором не существовало ничего, кроме его самого и его собственных чувств. Вполне возможно, что не все письма сохранились, но корреспонденция других периодов позволяет увидеть здесь четкую закономерность: политическая и социальная реальность не комментируется почти никогда.
Однако общественные события не проходили бесследно, страдания войны — как и любви — отражались в поэзии. Помимо сатирических и агитационных стихотворений, Маяковский пишет в 1916–1917 годах еще одно крупное произведение — поэму «Война и мир». В этой поэме прежний, несколько примитивный взгляд на войну сменился экзистенциальным раздумьем о ее безумии и ужасах. Вина коллективна, и поэт, Владимир Маяковский, не только козел отпущения, но и сопричастный. Поэтому он лично просит прощения у человечества — может быть, раскаиваясь в тех пропагандистских преувеличениях, которые допускал в начале войны: «Люди! / Дорогие! /Христа ради, / ради Христа / простите меня!»
Одновременно он видит зарю нового времени. В эти годы представление об обреченности старого мира было широко распространено, особенно среди писателей. Так же, как и в «Облаке», осознание универсальной уязвимости человека уравновешивается мессианским убеждением в рождении нового, более гармоничного миропорядка:
И он, свободный,ору о ком я,человек —придет он,верьте мне,верьте!
Первая революция и третья 1917–1918
Да здравствует политическая жизнь России
и да здравствует свободное от политики искусство!
Владимир Маяковский, март 1917 г.Афиша «Закованной фильмой» играла очень важную роль в самом фильме, Рисунок Маяковского.
«Вернулся я в Москву в совершенной уверенности, что мы перед революцией, — вспоминал Роман Якобсон, — это было совершенно ясно по университетским настроениям». Бунтовали не только студенты. По случаю Международного женского дня 23 февраля 1917 года в Петрограде прошла мирная демонстрация, участницы которой требовали хлеба и мира. В последующие дни состоялись новые демонстрации, разогнанные полицией. 27 февраля Павловский полк проголосовал за отказ от выполнения приказа стрелять в гражданских, и в тот же день большая часть Петрограда оказалась в руках полка. 28 февраля волнения начались в Москве. Двумя днями позже, 2 марта, Николай II отрекся от престола.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт бесплатно.
Похожие на Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг. - Бенгт Янгфельдт книги
- Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин» - Василий Сретенский - Публицистика
- Самые скандальные треугольники русской истории - Павел Кузьменко - Публицистика
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Искусство успевать (61 метод экономии Вашего времени) - Алан Лакейн - Публицистика
- Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Усканга Майнеке Франсиско - Публицистика
- Молот Радогоры - Александр Белов - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Моя душа состоялась. Дневник Алены - Елена Полюшкина - Публицистика
- Я был нищим – стал богатым. Прочитай, и ты тоже сможешь - Владимир Довгань - Публицистика
- Окрик памяти. Книга третья - Виктор Ефимович Копылов - Публицистика
