Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По дороге из банка Рад размышлял о том, что, сидя на гречке и яичнице, две недели до отлета он, пожалуй, сможет протянуть на пятьдесят долларов и тогда на карте у него останется почти триста пятьдесят. «Купи только билет, а уж твое пребывание там я беру на себя», — написал Дрон. Сказать, что предложение Дрона встретиться на полдороге между Америкой и Россией привело Рада в восторг, было бы не совсем точным. Соглашаясь на встречу на полпути между Америкой и Россией, он делал харакири своему кошельку. А то обстоятельство, что придется жить за чужой счет, так и выворачивало кишки наружу. И однако же, прочитав о предложении Дрона, он хлопнул рукой об руку, а затем грохнул кулаком по столу, так что клавиатура подпрыгнула, клавиши замкнули и компьютер начал проверку жесткого диска. Лучше, чем личная встреча, ничего придумать было нельзя. «Мы, старина, с женой в январе собираемся на пару-тройку недель в Таиланд, — писал Дрон. — Что бы тебе не присоединиться к нам? Страна волшебная, не страна — Эдем, попутешествуем вместе, натреплемся от души».
Харакири так харакири, решил Рад. Он провел разделительную черту между поездкой и тем будущим, что неизбежно должно было наступить за ней. Вот жизнь «до», вот «после». После — бездна, тьма, пустота. Белый лист без единого письмена на нем. Или гордиев узел будет разрублен, или… об этом втором «или» он больше не позволял себе думать.
Медсестра в поликлинике была другая, не та, что делала прививки в прошлый раз. Та, прежняя, являла собой тип холодного, вышколенного профессионала: ампулы у нее в руках теряли свою хрупкую невинность с обреченной безропотностью, укол не чувствовался, как она его и не делала, и ни единого лишнего слова, никакой игры мимических мышц — чистый робот в белом халате.
Сегодняшняя была полной противоположностью. Казалось, она сидела здесь, как на лавочке перед подъездом, и главным ее занятием было вволю поговорить.
— Что, отдыхать едете? На какой-то курорт? Какое-нибудь побережье, да? — спросила она, заполняя его свидетельство о вакцинации.
— Да нет, не отдыхать, — неохотно сказал Рад. — По делу.
— По делу, по делу, а там все равно сейчас лето, — с интонацией мечтательности проговорила медсестра.
Рад невольно насторожился.
— Откуда вы знаете, куда я еду?
— По прививкам, — ответила медсестра. Теперь с интонацией горделивости. — Куда-то в Юго-Восточную Азию, да?
— Туда, — согласился Рад.
— А не в Таиланд, нет? — спросила медсестра.
— Почему именно в Таиланд? — спросил Рад.
— А у меня один был, прививала я его, — сказала медсестра, глядя на Рада благостным взглядом, — по делу тоже ездил. Крокодилья ферма у него в Таиланде была. Во занятие для русского человека, да? У вас тоже что-нибудь вроде этого?
Рад поймал себя на ощущении, будто он попал на цирковое представление и выступает клоун. И не хочешь, а расхохочешься.
— Нет, — сказал он, — от крокодильей фермы Бог меня уберег. И вообще, у меня там никакого бизнеса. У меня просто переговоры.
Медсестра открыла стеклянный шкафчик у стены, достала оттуда ампулу, шприц, выложила перед собой на процедурный столик.
— Замечательная у вас какая жизнь, у бизнесменов. Летаете, ездите. Зарабатываете хорошо. Не то что мы. И сидим на одном месте, и денег ни шиша. Сколько медработникам платят? Смех!
— Да, у нас у бизнесменов интересная жизнь, — подтвердил Рад. — А лечу я в Таиланд, это вы в точку.
Он подтвердил ее предположение — и в тот же миг пожалел об этом. Совершенно незачем было говорить ей, куда он едет. Береженого Бог бережет. Почему она так хотела знать, куда он едет? Настроение у него испортилось.
— Давайте колите, — попросил он, подставляя ей спину.
Колола она отвратительно. Хотя укол был подкожный, и всего-то один кубик, игла вошла, будто заноза, и, нажимая поршень, медсестра все время там шевелила ею.
— Вот и все. И ничуть не больно, — заприговаривала она, растирая место укола ваткой. — Поедете теперь в свой Таиланд безопасно. Я бы, если б такая возможность, хоть сто прививок себе сделала. Куда только! При наших-то зарплатах.
Рада осенило. Каким таким таинственным образом она могла быть связана с теми? Бред. Она просто выцыганивала у него деньги. Это и было причиной ее выступления на арене.
Не отвечая ей, он заправил рубашку в брюки, застегнул ремень и, слазив рукой в карман, вытащил кошелек. Достал из него пятидесятирублевую банкноту.
— Спасибо, — протянул он медсестре деньги. — Очень вам благодарен.
— Ой, право! — радостно хихикнула медсестра. И взяла банкноту. — И я вам благодарна.
Цирковое представление было закончено.
Выходя из поликлиники, Рад снова поднял капюшон куртки и глубоко натянул его на глаза, чтобы лицо исчезло внутри, как в шалаше. Оставалось еще одно дело: позвонить из таксофона матери — и можно двигать на электричку, в путь-дорогу до своего подполья. Залечь там на дно и лежать теперь на нем, не всплывая, до самого отъезда через две недели.
* * *К Новому году бывший сокурсник Рада, он же хозяин дома, он же Сергей-Серж, попросил Рада купить елку. Или срубить. Купить-срубить, установить. «А мы приедем, уже нарядим. Главное, чтоб стояла», — объявил он Раду, говоря с ним по телефону.
Купить-срубить-установить. Ехать в город, искать там елочный базар не хотелось. Запас «Бородинского» был только-только обновлен, матери позвонил, и теперь она не ждала его звонка несколько дней — Рад решил пойти за елкой в лес.
Снег лежал на земле уже совсем зимним, матерым покровом, идти в лес следовало на лыжах. Лыжи у его бывшего сокурсника имелись — спускаясь в подвал, Рад постоянно натыкался на них взглядом. Там была даже не одна пара: и мужские, и женские, и деревянные, и пластиковые, и беговые, и горные с ботинками, похожими на нижнюю часть космического скафандра. Судя по всему, его бывший сокурсник ездил по горнолыжным курортам достаточно регулярно, раз обзавелся собственными лыжами для скоростного спуска.
«В лесу родилась елочка, в лесу она росла… — напевал он, разрисовывая обнаруженной мазью облюбованную им деревянную пару, растирая мазь пробкой. — Зимой и летом стройная, зеленая была…» — пел он, зашнуровывая ботинки, натягивая сверху гетры и перетаптываясь на месте — проверяя, насколько удобно ноге. Песня навевала воспоминания: присной памяти советские времена, когда все было раз и навсегда определено, как восход солнца на востоке и закат на западе, октябрятские утренники с портретом кудрявого ребенка Ленина в центре красной звездочки, приколотой к груди, пионерские линейки с шелковым полыханием красных галстуков, завязанных особым, «пионерским» узлом, вскинутые в салюте ко лбу руки… — ушедшее навсегда, канувшее в лету.
Тащить елку, чтобы ветки не мешали и хвоя не обдиралась, — все в том же подвале Рад нашел кусок материи, похожей на парусину, бельевую веревку, сунул ее вместе с топором в рюкзак и, надев тот на плечи, вышел на крыльцо.
Солнце сквозь льдистую морозную хмарь сверкало желтым небесным оком, снег вокруг после полусумрака дома слепил и заставлял щурить глаза. Лыжня была накатанной, но не убитой до твердости доски, а пружиняще-упругой, идти по такой лыжне доставляло радость и удовольствие. Если б не дело, из-за которого встал на нее, так бы по ней идти и идти. Рад даже пожалел, что не додумался до лыж раньше.
Отъехав от поселка на полкилометра, Рад свернул на целину и, бороздя ее, двинулся в чащобу. Найти стоящую елку оказалось непросто. Взрослые ели, заслоняя свет, не давали подросту войти в силу, и тот, что наперекор судьбе тянул себя к небу, был уродливо крив, редколап — удивительно нехорош.
Выбираясь с завернутой в материю елкой на лыжню, метрах в семидесяти впереди Рад увидел другого лыжника. И был этот лыжник, как и он, с елкой. Только в отличие от Рада лыжник впереди обвязал елку веревкой прямо поверх ветвей, и не тащил ее на плече, а волочил за собой по снегу. Шел он медленно, и Рад с каждым мгновением все приближался и приближался к нему. А когда расстояние между ними сократилось метров до тридцати, Рад понял, что это его поселковый знакомец Павел Григорьич: так характерна была коряжистая, похожая на сучковатую палку фигура. Елка у Павла Григорьича была чуть не вдвое длиннее той, что срубил Рад, и уж пышна — Рад, обследуя лес, таких и не видел.
— О, Слава, вот это по-нашему! — одобрительно произнес Павел Григорьич вместо приветствия, кивая на спеленутый груз на его плече. — А то велят нам: трясись в город, выбирай там из драни, да еще и плати! У воды жить — и воды не пить! Разве можно?
— Да, — сказал Рад покаянно, — в город трястись что-то не хочется.
— И правильно, Слава, и правильно, — решительно поддержал его в грехопадении Павел Григорьич. — А они-то что, они разве на базаре этом себе покупают?
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Роман с пивом - Микко Римминен - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов - Современная проза
- Море, море Вариант - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Пенелопиада - Маргарет Этвуд - Современная проза