То есть тебе организуют гражданскую войну, продразверстку и голод в Поволжье, а ты все равно должен матери-Родине. Кровью должен. И поэтому можно эшелонами бросать в бой совершенно без оружия. Можно оставлять в окружении, а когда они выйдут из него, – направить их в штрафбаты. Не застрелился и в плен сдался – пойдешь под суд. В оккупации был – на фронт, не переодевая, кровью искупать.

Слова «Отечество» или «любезное мое Отечество» в XX веке станут очень редкими, разве что когда Пушкина вспомнят, царя Петра или XIX век, а вот «Родина-мать» – это гость частый. Она очень важна в тех случаях, когда надо бросить в бой ничему не обученное ополчение.

А вот с регулярной армией сложно. Тут Отечество нужно, тут нужно пестовать. Офицера прежде всего. Офицер – это тот, на кого равняются. Он в бою первый. Он смерти придан. Это каста. У нее свои законы. Она не может быть придана кому-то персонально. Она Отечеству отдана. Это цари на Руси прекрасно понимали. И возглавить старались эту самую касту. То попечительствовали в гвардии, то полковниками служили, а то и марш-броски совершали с армией. Офицер считался основой государства. Его можно было воспитать, но нельзя было купить.

Так что в Великую Октябрьскую в стране истребляли прежде все офицерство. Его долго истребляли. Сначала на службу приняли в Красную Армию, а потом – к стенке поставили. За ненадобностью.

Потому что своего офицера стали воспитывать, но без касты. Вернее, каста все же немного была, но с техникой заодно: летчик воспринимался только вместе с самолетом, подводник – с подводной лодкой. Чуть в сторону от матчасти – и топтать начнут, истреблять.

Каста ворам, проходимцам и негодяям – большая проблема. Она давить свой собственный народ не даст. Народ с Отечеством очень крепко ассоциируется.

А воспитывали касту выборностью. И до Петра Великого, и во время оного офицеры сами выбирали себе командира. Они выбирали того, кто их на смерть поведет. Так у нас в России Суворов появился. Александр свет Васильевич.

И Суворова пестовали, растили. Сам Ганнибал, друг семьи, хлопотал. А отец у Суворова – генерал-аншеф и сенатор, крестник Петра Великого.

И Ганнибал следил за его службой, направлял. И книжки Александр Васильевич с раннего детства читал правильные – все больше о фортификации да о военном деле.

Хорошая у отца его библиотека была. Без библиотеки офицер не может, не получается. Он читать должен. Там и просиживал над книгами будущий генералиссимус часы долгие, лет этак с шести.

Вот так и воспитывается каста – пестуется, отслеживается, выбираются лучшие, достойнейшие. Самими офицерами выбираются. Голосованием тайным.

Ведь офицеры всегда знают, кто и чего стоит.

А без этого нет офицерства, касты нет и Отечества.

Видимо, придется менять свои взгляды на гуманизм.

Конечно-конечно, на дворе XXI век, и пора бы даже к человеку в форме относиться не как к временно задержанному, а как к существу, наделенному душой. Я лично не против, я только за.

Но при этом, полагаю, в отношениях «командир-подчиненный» ничего особенно не меняется, да и дедовщину пока еще никто не отменял.

Просто из семи дней, отпущенных на нее, уберут два, и останется пять.

Мне сейчас же зададут вопрос: а как это повлияет на саму службу?

Отвечаю: а куй его знает. Это же эксперимент. Проба пера. А вдруг получится.

В России принято пробовать.

К самой боевой учебе это все отношения не имеет.

Солдата можно обучить и за три месяца автомат в руках держать.

Или ничему не научить его и за три года.

Как ни страстно я желал, как ни прилежно старался заметить хоть что-то, потрясающее ум либо нежащее душу во всех перипетиях нашего движения вперед, но – увы! – перед взором моим всякий раз возникали только сытые свиные рыла.

Ими украшен мир. Без них он был бы пустыня и без пения катился бы по своему пути.

А так – он катился с пением, потому что те звуки, которые издают эти рыла, несомненно являются пением.

А как только наши руководители выезжают за рубеж, так я сейчас же пускаюсь в пляс. Никакого нет удержу от этого стройного кружения в порыве вакхических движений. Всюду слышатся мне тимпаны, и чувство красоты окружающего мира пронзает меня насквозь – просто входит вот тут, а выходит отсюда.

Все мгновенно, все порывисто.

Я только на миг какой-то задержался в прыжке, чтобы узнать, посетит ли он Сильвио Берлускони. Оказалось, что посетит, – и сейчас же обновленные жизненные силы отправили меня в очередной скачок.

В Австрию, в Австрию, все должны ехать в Австрию. Вы еще не были в Австрии?

Там встречаются потоки – говорливые потоки, льющиеся из утренних труб с той же силой, что и из труб вечерних.

Там люди, чувственные и прекрасные, все поют и веселятся, а если и говорят, то только на забытых с детства иностранных языках.

Вот так вдруг – раз! – и заговорили, защебетали, и никакого тебе в том нет сопротивления.

Завалим! Мы их завалим. От щедрости своей и доброты.

Ах, Вена, Вена, ты сердцу солгала. Сначала солгала Италия – просто вся с севера до юга, а потом за ней и Вена.

А посему возвращение всегда печально, Эйяфьядлайокудль его побери.

Как только ступаешь на родную землю, так сейчас же и думаешь о пропитании. Как-то все это связано – возвращение и питание. И не победит эту связь своенравное и непринужденно-шутливое обращение с читателем.

Тут что-то глубинное, из самых недр естества.

Может быть, во всем повинна серость – все вокруг какое-то серое. Может быть, хапать и жрать тут хочется от серости, разлитой везде?

Как я понимаю всех их, внезапно возвратившихся.

Свирепый вопль сострадания только и способен вырваться из сердца моего.

Так и хочется сказать им: «Ничего, бедняги, когда-нибудь отдохнете и вы!»

Из меня опять исторгнулся вопль – сострадания, разумеется, – ну что тут поделаешь!

Кому? Никому, вообще сострадания. Я сострадаю вообще. Эпизодически. Я тщусь.

Кстати, Сильвио пригласил нашего – того, который чуть выше того, другого, посетить храм. Вовремя. Я полагаю, вовремя. Пора, а то хвост отрастает.

Вы знаете, посещение храма препятствует росту хвоста. Это давно замечено: как только неудобство какое – так и бегом в храм.

Что же касается меня, то я все время ощущаю себя под сенью платана или же в тени мраморных колонн, вдали от площади, кипящей живым, своенравным народом.

Народ – он ведь нечисто дышит. Он мешает чувству красоты пластической.

А вы знаете, ведь все дело в ориентации. Надо быть правильно ориентированным. Все это для того, чтобы выйти туда, куда следует, выдержав долгие, глубокие чувства, исключающие негу и самодовольство языческого мира.

Вот спроси у меня некто: как я ориентирован? И я сейчас же отвечу, что я ориентирован правильно, традиционно, по образу и подобию.

К чему это я? Это я к тому, что вопросы задают – то про НАТО, то про не НАТО.

Тяжкая это доля – быть руководителем. Ты то подобен Посейдону, то богине красоты, стыдливо выходящей из волн, белой, млечной, сладострастной.

Тут-то тебя и настигают вопросы об ориентации.

Уф! Чего не сделаешь в пылу страстей, в сильном порыве, когда человек является гордым, прекрасным и атлетическим.

Я чего-то пропустил – вот ведь незадача какая! Я все время что-то пропускаю.

Оказалось, что Россию контролирует народ, а не президент с премьером – представляете?

Мать его ети, народ! Мать и отец, его ети!

Это мы на встрече в Копенгагене заявили. Датским журналистам. Они тут пытались нас спросить: кто же контролирует ситуацию, а им так прямо и заявили – народ!

После этого душой должно овладеть только одно желание: вырваться побыстрей из тела. Вот она – наша принадлежность нового мира! Она останется нам навсегда! Вот они порывы, воздвигающие дух, когда на нас со всех сторон наступает стяжательство и похоть!

Я только с самого начала удивился этому внезапно свалившемуся на меня положению, а потом я подумал, что и действительно – ничего они не решают. Они совсем не тем заняты.

А решают милиция, суды, ОМОН, а еще эта размножающаяся, расползающаяся армия чиновников. А кто они такие, как не настоящий народ?!! А?!!

Есть, правда, еще и народ ненастоящий, который является как раз той самой стороной, создающей ситуацию, нуждающуюся в постоянном контроле, но, слава Всевышнему, количество этого народа все время уменьшается и повсеместно тает, а количество того народа, что тут все контролирует – вплоть до количества вздохов в единицу времени, – все время растет.

Этакое перетекание наблюдается народа из неправильного в очень правильный.

И души наши меркантильные от всего этого немедленно очищаются, и возникает сама собой музыка – только тупой ее не слышит; музыка – наш основной хранитель и спаситель. Музыка марша.

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 21 ... 29

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Арабески - Александр Покровский бесплатно.

Похожие на Арабески - Александр Покровский книги

Пропадино. История одного путешествия - Александр Покровский - Русская современная проза
Современное путешествие Лады в ад и рай - Андрей Симонов - Русская современная проза
Мангушев и молния - Александр Покровский - Русская современная проза
Дела житейские (сборник) - Виктор Дьяков - Русская современная проза
Роды в радости. Беременность. Роды. Книга-тренинг для будущих мам - Елена Поздеева - Русская современная проза
Она полетела, она все-таки полетела… - Елена Потехина - Русская современная проза
Состояния Духа - Лора Дан - Русская современная проза
Черта ответственного возраста - Сергей Усков - Русская современная проза
По ту сторону мечты… - Лола Плехова - Русская современная проза
Меч Михаила - Ольга Рёснес - Русская современная проза

Оставить комментарий