Она соскочила на пол и спустилась по мраморной лестнице в переднюю. У подъезда звонили, Анита не хотела будить дядю Питера.
-Он устает, бедный, с этой подземной дорогой, - девушка впустила учительницу, - папа говорил, до рассвета над расчетами сидит. Жалко его, и жену потерял, и детей. Но, может быть, он кого-нибудь встретит..., А у меня первый бал, через три недели, - она, невольно, улыбнулась.
Платье было надето на манекен в ее спальне. Серо-зеленый, переливающийся шелк пышного кринолина ласкал пальцы, корсет был отделан серебристым кружевом. «И жемчуг на шею, - Анита закрыла глаза, - что от бабушки Элизы остался. Мама его и не носила совсем, а я буду».
Все время, пока они занимались, Аните слышались звуки вальса. Она представляла себя, танцующую с кем-то и блаженно, нежно улыбалась.
Дядя Питер довез ее до книжной лавки на Чаринг-Кросс и, озабоченно, сказал: «Может быть, подождать тебя?»
-Папа разрешил, дядя Питер, - Анита закатила глаза: «Мы с вами дольше в пробках простоим, - она указала на забитую кебами улицу, - езжайте, стройте подземную дорогу, - девушка лукаво усмехнулась, - хотя я видела карту. Здесь ее все равно не будет».
-Это пока, - невольно рассмеялся Питер. Проследив, как Анита заходит в лавку, он велел кебмену: «Трогай».
-Анита отличную партию сделает, - Питер вспомнил изящную фигурку в дневном, скромном платье темно-зеленой шерсти и такой же накидке, - хорошенькая, умная..., А я? - он закрыл глаза и приказал себе: «Просто работай, и все. Делай свое дело. Вернись в Кантон, разберись с этими триадами, съезди в Японию, а потом занимайся, как американцы говорят, бизнесом. Хорошо, что мы с папой решили постепенно свернуть ткацкое производство. Сталь и химия. Сталь для железных дорог, для парового флота, а химия..., - Питер вытащил свой блокнот и пробормотал: «Лекарства. Я слышал об этом Пастере, Анри и Давид у него учились. Надо посидеть, разобраться с его работами».
Анита выбрала себе DieKulturderRenaissanceinItalienБурхкхарда. Расплачиваясь, девушка подумала: «Как бы я хотела съездить в Италию! В Рим, во Флоренцию, в Венецию..., На севере нет войны. Пока нет, - поправила она себя, - дядя Джон говорил, что король Виктор-Эммануил хочет ограничить власть папы римского».
-И это, - она протянула книготорговцу «Изабеллу Орсини», роман Гверацци: «Тетя Вероника его хвалила, - вспомнила девушка, - герцогиня Изабелла была женой Паоло Орсини, изменила ему, и он ее убил, - Анита, отчего-то поежилась.
Расплатившись, она заметила афишу: «Борьба Джузеппе Гарибальди нуждается в поддержке. Выступление посланца итальянских патриотов. Зал антрепренера Гатти, Кингс-Кросс. Вход десять пенсов, пожертвования приветствуются. Буфет, концерт, танцы».
-Я знаю, где это, - обрадовалась Анита, - мы туда с тетей Вероникой ходили итальянскую оперу слушать. Здесь недалеко, - девушка попросила: «Доставьте, пожалуйста, книги на Ганновер-сквер, в особняк мистера Кроу».
Анита остановилась на тротуаре: «Успею».
-Ничего страшного, - она тряхнула изящной головой, - папа в Ламбете, до вечера. Дядя Питер в конторе. Мне надо практиковать итальянский язык. Там, наверняка, будет много эмигрантов. Схожу и сразу вернусь домой.
Анита порылась в ридикюле. Серебро у нее было, отец только усмехался: «Нельзя же совсем без денег на улицу выходить, милая. Бери, конечно, сколько тебе надо».
-И сразу вернусь домой, - повторила Анита. Девушка, смешавшись с толпой, направилась к вокзалу Кингс-Кросс.
Зал был украшен триколорами, на деревянных, хлипких скамьях шумели, рассаживаясь люди. Здесь было много молодежи, но Анита заметила и пожилых.
-Гарибальди самому, - девушка уселась на деревянную скамью, - шестой десяток, а он воюет, и будет воевать дальше. Как папа, он на Крымской войне и за ранеными ползал, и сам стрелял, - Анита, тихонько, вздохнула. Она знала, что ее прадед был итальянцем, священником. Аарон обещал отвезти ее на могилы отца Корвино и ее прабабушки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
-Отец Пьетро в Гефсиманском саду лежит, милая, - говорил Аарон, - а женщина, которую он любил, Ева Горовиц, на Масличной горе, на еврейском кладбище. Там и кузина твоя, Шуламит Судакова, и другой прадедушка, Аарон Горовиц, и жена его, Дина.
-В Иерусалим, конечно, тоже хочется съездить, - Анита, разглядывала сцену, где появились музыканты.
-Концерт, - вспомнила девушка, - концерт и танцы. Как вкусно пахнет, - она принюхалась, - тетя Сидония так готовит, иногда. Ее бабушка Изабелла научила, - Анита оглянулась и увидела столы со сладостями и вином.
Заиграли гимн, все поднялись. Анита ахнула: «Здесь не меньше тысячи человек!». На полу были разбросаны свежие опилки, в раскрытые, большие окна, виднелоь голубое, яркое осеннее небо. Флаги едва колыхались под еще теплым ветром. Анита заметила голубей, что вились под крышей зала и отчего-то улыбнулась.
Она знала «Братья Италии». Девушка, вместе со всеми пела:
Объединимся в когорты
Мы готовы умереть!
Мы готовы умереть!
Италия позвала!
Музыка стихла, люди захлопали, устраиваясь на своих местах. Кто-то крикнул: «Да здравствует Гарибальди! Да здравствует свободная Италия!»
-Товарищи! - раздался звонкий, четкий, еще совсем молодой голос. Анита, невольно, открыла рот. Он стоял не на трибуне, а рядом, высокий, широкоплечий, в темно-красной, гарибальдийской рубашке, с черным платком на шее. Белокурые волосы немного растрепались. У юноши было загорелое, веселое лицо и большие, голубые глаза.
-Товарищи! - повторил доброволец - здесь, по праву, должен был бы находиться наш герой, синьор Джузеппе Гарибальди, - он указал на трибуну, - но мы надеемся услышать его обращение к итальянцам из самого Рима, с Капитолийского холма!
-Какой у него язык красивый, - восхищенно, подумала Анита, - так бы и слушала. Он молод, вряд ли больше двадцати лет.
Он говорил о походе на Палермо, о том, как Гарибальди, высадившись на Сицилии, собрал добровольцев и сказал им:
-Qui si fa l'Italia o si muore - здесь лежит будущее Италии, или наша смерть.
Юноша рассказывал об освобождении Сицилии. Гарибальди, придя туда с тысячей соратников, переправился через Мессинский пролив уже с двадцатью пятью тысячами.
-Каждый итальянец, - воскликнул юноша, - считает своим долгом встать в наши ряды, товарищи! Мы освободили Неаполь, и будем продвигаться дальше, на север, к Риму, колыбели итальянской нации.
Отправляя его в Лондон, Гарибальди недовольно сказал:
-Король Виктор-Эммануил никогда в жизни не посмеет тронуть папский престол. Ему в спину дышат французы. Наполеон Третий не позволит ограничить власть его святейшества. Пока, - Гарибальди пожевал сигару и выпил вина.
Они сидели в беленой таверне. Внизу, под скалами, сверкала ярко-синяя вода Мессинского пролива. Силы Гарибальди грузились на барки и лодки, собранные сюда со всего побережья. Стояла изнурительная, сентябрьская, сицилийская жара. Гарибальди почесал в седых, длинных волосах:
-Как видишь, - он кивнул на море, - британцы нам помогают. Следят, чтобы здесь не появилось военных сил Королевства Обеих Сицилий.
Британские паровые фрегаты заперли пролив с двух сторон, переправа была легкой. Макс затянулся папиросой: «Через неделю, или десять дней мы войдем в Неаполь, синьор Джузеппе. Вы обещали...»
-Обещал, - Гарибальди неожиданно ласково потрепал его по голове.
-Весной, когда мы с тобой в Генуе говорили. Я свои обещания выполняю. Вернешься из Лондона, дам тебе батальон и сражайся, сколько хочешь. Волк, - он развел руками, - где я возьму человека с отменным английским и военным опытом, а? - он подмигнул Максу. «Сам знаешь, британцы нам денег не дают. Вы, конечно, все добровольцы, но ведь вас надо кормить, покупать оружие..., - Гарибальди вздохнул. «Мы будем создавать Интернациональный Легион, Макс. Там получишь свой батальон. К нам придут поляки, русские, французы, англичане, - Гарибальди улыбнулся и строго велел: «В Лондоне просто говори, что наша цель Рим. Посмотрим, как оно дальше пойдет, - синьор Джузеппе поднялся, - после моей встречи с королем Виктором-Эммануилом».