Полина положила руку на его потертый сюртук. Это было сладко, так сладко, что Аарон попросил: «Ты ведь можешь, Господи. Пусть она просто стоит, рядом. Больше ничего мне не надо. Пока, - он заставил себя не смотреть в большие, синие глаза.
-Кузен Аарон, - серьезно сказала Полина, - я не венчалась. Но моя мама, она всегда говорила, что люди могут жить друг с другом, как хотят. В церковном браке, в гражданском союзе, или вовсе без брака. Главное, чтобы они любили друг друга. И я уважаю работу, что делает церковь. Без священников многие люди так бы и остались неграмотными.
-Спасибо, кузина, - преподобный отец едва заметно улыбнулся: «Мистера Дарвина я читал, разумеется. Я согласен с его теорией эволюции, только все равно считаю, что без Всевышнего там не обошлось. Больно все стройно».
Полина весело рассмеялась. Аарон дернул бронзовую ручку звонка.
За обедом она рассказывала об Америке и Брюсселе, упомянув, что ездила в монастырь и видела Маргариту де ла Марк. Аарону показалось, что ее глаза подернулись какой-то дымкой. Он увидел, как застыла щека Питера. Это было за десертом, Анита ушла варить кофе. Младший Кроу затянулся папиросой:
-Я Виллему мстить не собираюсь, Господь его накажет. Но то, что он сделал...- Питер покачал головой. Полина коснулась его руки: «Маргарита прекрасная девочка. Я уверена, что она вырастет в достойного человека, и сын Виллема тоже».
Они говорили о законах. Полина заметила:
-Наконец-то в Англии возобладали относительно современные взгляды на развод. Тысячи женщин могут не мучиться в тюрьме неудачного брака, а сами от него освободиться. Правда, все равно, - она вздохнула, - дети остаются отцу. С этой косностью, - пообещала Полина, - мы еще будем бороться.
Анита принесла кофе, и они перешли на обсуждение книг.
Аарон слушал ее голос и повторял себе: «Главное, чтобы они любили друг друга..., Но я не сниму сан, никогда. Я священник, это моя стезя, и я им останусь. И нельзя потворствовать своим страстям. Джентльмен не может себя так вести. Это оскорбляет честь женщины». Он посмотрел на раскачивающуюся в нежном ухе сапфировую сережку: «С Мэри так было, - горько вспомнил Аарон, - Господи, я и не думал, что смогу опять...»
Он очнулся и услышал веселый голос Питера: «Его светлость, наверняка, на работе, кузина Полина, но можно попробовать. Вдруг он домой зашел. Переодеться, например. Я ему не сообщал, что вы здесь, - Питер развел руками, - не обессудьте. Я сам только вчера телеграмму от вас получил».
Когда Анита вышла с чашками, священник откашлялся: «У нас, Питер, видишь ли, есть разговор к Джону. То есть не у нас, а у кузины Полины..., - Аарон почувствовал, что краснеет.
Питер выслушал и поднялся: «Я сам кузину Полину провожу, не беспокойся. Побудь с Анитой, а то вы целыми днями не видитесь».
Аарон, было, хотел, что-то сказать, но она уже вставала, прощаясь. Священник решил: «Напишу ей письмо. Приглашу в Национальную Галерею, на концерт..., Там все и скажу. Как будет, так и будет».
Он наклонился и поцеловал ей руку: «Если вам надо чем-то помочь, кузина Полина, то я всегда..., - Аарон не закончил. Женщина тихо отозвалась: «Спасибо, кузен».
Парадная дверь хлопнула. Аарон, глядя на бога Ганешу, пробормотал: «Мне сейчас любая помощь понадобится, милый. Даже твоя».
Питер довел ее до особняка Холландов и прищурился: «Газ горит. Джон, наверное, поужинать зашел. А как же..., - он оглянулся на пустынную, темную Ганновер-сквер, - вас надо..., Тем более, если этот человек в гостинице...»
-Его светлость об этом позаботится, - уверила его Полина: «Большое вам спасибо, кузен Питер и спокойной ночи». Ветер с Темзы развевал ее кринолин, играл белокурыми, светящимися в отблесках луны, прядями волос, падавшими из-под шляпы.
Она проводила глазами легкую фигуру кузена и заставила себя позвонить. «Это по делу, - сказала себе Полина, - он должен знать. Вот и все».
Джон быстро ел, сидя за ореховым обеденным столом, просматривая отчеты о выступлениях посланцев Гарибальди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
-Макс молодец, - усмехнулся герцог, - больше всех денег собрал. Язык у него отменно подвешен. Интересно, он был в рейде Брауна? Он в Америке много времени провел.
Вспомнив о Брауне, Джон вспомнил о Полине и повертел в пальцах медвежий клык, висевший у него на шее. Герцог поднял глаза к «Подвигу сэра Стивена Кроу в порту Картахены»: «Ты бы меня не похвалил, Ворон». Жесткое, будто вырубленное по камню лицо Ворона было бесстрастным, у его ног дымились мешки с порохом. «Святая Мария» шла наперерез британским галеонам.
-Не похвалил, - подытожил Джон, - ты бы, не бежал, как трус, а..., - он захлопнул папку и достал из-под револьвера свой блокнот.
-В Дувр, в Кале и в Париж, - недовольно пробормотал Джон, - придумал себе какую-то встречу с французскими коллегами. Встречусь, - разозлился он, - все равно надо обсудить их политику в отношении папы. Виктор-Эммануил не будет трогать Ватикан, это понятно. Значит, несмотря на усилия синьора Гарибальди, Италия останется раздробленной.
Джон сначала хотел сбежать в Америку, надо было на месте понять, что мистер Линкольн собирается делать с югом, но времени было мало, и он решил:
-Пересижу ее визит во Франции. Не будет она здесь оставаться, вернется на континент. Трус, - сочно повторил он и услышал за окном карканье ворона.
-Лети уже, - ядовито заметил Джон. В передней завыл гонг.
Он прожевал холодное мясо и допил свое бордо. Взяв пистолет, Джон, как был, в брюках и поношенной рубашке, пошел к парадной двери.
Полина услышала какое-то шуршание, засов откинули. Она, отведя рукой дуло револьвера, улыбнулась: «Здравствуй, Джон».
Женщина обвела взглядом неуютную, заброшенную столовую. На обитых потертым бархатом стульях громоздились папки, газ шипел в светильнике. Он стоял, вертя пистолет. Полина заметила, что герцог покраснел.
-Морщины у него, - пригляделась женщина, - на лбу, у глаз. А седины нет. Он светловолосый. Тогда он был загорелый, я помню. Джон Брэдли, седельщик, - она едва не пошатнулась, вспомнив ночь, в скромной каморке, в Ист-Энде, узкую кровать и его шепот: «Чайка, моя Чайка..., Я сразу, сразу полюбил тебя, как увидел. Просто будь рядом со мной, всегда...- Полина приподнялась и поймала губами медвежий клык в простой, потускневшей оправе. «Буду, - девушка потянула его к себе, - мой любимый, пока мы живы..., Так хорошо, Джон, так хорошо...»
Джон заставил себя не думать о лепестках фиалок в ее белокурых волосах, о том, как он, опустившись на колени, целовал ее всю, маленькую, нежную, теплую, о том, как играло утреннее солнце в синих глазах. «Она совсем не изменилась, - понял Джон, - Господи, я даже сесть ей не предложил. За такое меня повесить, и то мало. Кем она меня посчитает?»
Полина оглянулась. Осторожно переложив папки с одного из стульев, женщина указала на него.
-Разумеется, - спохватился Джон и понял, что все еще держит револьвер. Он сунул оружие под какую-то папку и откашлялся:
-Прости..., Простите, кузина Полина. Я...я рад вас видеть, хотя это...,- розовые губы улыбнулись, она опустилась на стул, пыль взвилась вверх. Полина чихнула и согласилась:
-Неожиданно. Я тоже рада вас видеть, кузен. Я ненадолго, - Джон растерянно поискал глазами на столе: «Второго бокала нет. Где бокалы, черт бы их подрал? Я один взял, а остальные где? В кладовой. Кажется».
-Спасибо, - она чихнула еще раз и помахала рукой: «Я у кузена Питера отобедала. Мне надо тебе..., вам кое-что рассказать».
Полина достала серебряный портсигар, Джон схватил со стола спички и почувствовал, как у него дрожит рука. Потребовалось три раза чиркнуть, прежде чем Полина затянулась своей папироской. Герцог тоже закурил и велел себе: «Она пришла по делу, ничего не будет. Двенадцать лет прошло. Она любила этого, своего..., Теда Фримена. Иначе бы, зачем она за него вышла замуж?»
-Только это потом, - заметила Полина: «Мне надо перед вами извиниться, кузен. Я была неправа, тогда». Женщина достала из своего ридикюля сложенное, ветхое письмо.
