пристрелить и мне за это ничего не будет, – сжимает оружие руках крепче.
– Прошу…
– Но не стану марать свои руки о такую падаль, как ты! – плечи обмякают. – Слушай меня сюда, – грубо и властно говорит муж. – Если твой маленький блядский мозг надеется, что сейчас я отпущу тебя назад к отцу, где ты продолжишь таскаться, – я еле заметно выдыхаю, – то ты глубоко ошибаешься дорогуша! – Боже, ты услышал мои молитвы! Он не вернёт меня домой! Я ликую про себя, не обращая внимания на грязные слова, которыми Максимилиан меня осыпает. Он не убьёт меня и не вернёт домой! – Считай сегодняшний день последним в своём потаскушьем турне! Я вынужден, чтобы не запятнать свою фамилию скандальным разводом с шалашовкой Лучано на следующий же день после свадьбы, оставлю тебя, – муж выплёвывает слова, смотря в моё лицо с отвращением, – но запомни: я собственными руками превращу твою жизнь в ад. Ты у меня на цепи будешь сидеть, не смея даже заикнуться о свободе!
Внимательно слушаю Максимилиана, естественно, не перебивая, ведь у моего лица пистолет. Он наивно полагает, что в родительском доме я жила по-другому? Всё, что он мне сейчас перечислил, назвав адом, было моей жизнью все девятнадцать лет. И это ещё не самое худшее в списке пережитого.
– Х-хорошо, – тихо шепчу, виновато опустив глаза на его колени.
Если ночью я наивно хотела объяснится с ним, то сейчас понимаю: что бы я ему не сказала, Максимилиан мне не поверит. Он будет думать, что я вру, пытаясь спасти свою шкуру от страшной участи, что он мне описал.
Да, в душе я чувствую себя отвратительно, коря за ложь. Я не должна была так поступать и выдумывать. Моя ложь повлекла за собой ужасные последствия для нас обоих… Я видела, Максимилиан старался ночью, как мог, чтобы успокоить меня и расположить к себе. Он был достаточно терпелив и нежен, но в моей голове, к сожалению, давно стоит блок к тому, что происходит между мужем и женой за закрытыми дверями…
Я стараюсь не вспоминать тот день и свои чувства, но сейчас они снова воспроизводятся в голове без разрешения.
Когда мне было семь лет, а Марко девять, мы играли в прятки, брат водил, а я должна была спрятаться. Обычный, ничего не предвещающий, вечер. Родителей не было дома, а моя гувернантка задремала в своём кресле, не заметив, как мы улизнули из игровой. Я так сильно хотела выиграть у брата в прятки хоть раз, чтобы он меня не нашёл! Чтобы мучился и искал по всему дому!
Я спряталась в гардеробной в спальне у родителей… Марко наверняка даже и представить себе не мог, что я посмею войти в их комнату без разрешения. Поэтому в тот вечер я действительно выиграла, он меня так и не нашёл.
Я продолжала сидеть за дверью, когда в какой-то момент услышала голоса родителей, но так сильно испугалась отцовского ремня, что затаилась и подглядывала через еле заметную щель…
Думаю, не стоит описывать, что испытала маленькая девочка, когда увидела своими глазами и услышала, как отец принуждает и насилует мать, обзывая грязными ругательствами… с тех пор у меня выработалось отвращение к этому всему… к браку и семье в целом…
– А теперь собирайся, – Максимилиан отпускает меня и хищно поднимается со своего места. – Вылетаем в Лос-Анджелес. В твой персональный ад!
Когда муж уверенной походкой покидает спальню, убрав пистолет за пояс, я прислоняюсь лицом к креслу, на котором он только что сидел. Нет, я не плачу, адреналин после произошедшего ночью и сейчас не даёт в полной мере осознать шок от пережитого. Я просто стараюсь дышать с закрытыми глазами, чтобы вернуть свои хаотично разбросанные мысли в строй.
Но потом я вспоминаю последние сказанные слова о том, что должна собираться. Поднимаюсь на ноги, не зная, сколько времени у меня есть на сборы. Я заставляю взять себя в руки и обдумать всё потом, когда у меня будет время.
Успею ли я принять душ? Если подумать логически, то будь у нас поджатые сроки на вылет, Максимилиан обозначил бы мне время. Поэтому решаю сначала принять душ, хоть и торопливо. Мне жизненно важно смыть с себя весь страх, что кипел внутри долгое время, смыть стыд и липкий пот.
Когда я возвращаюсь в комнату, предварительно высушив волосы феном, на кровати меня ждёт одежда в виде розового сарафана. Свадебного платья нигде не видно, прихожу к выводу, что наверняка это горничная убрала его в чемодан, стоящий у входа, и приготовила сменную одежду.
Где провёл ночь Максимилиан, так и остаётся загадкой. Сбросив полотенце, надеваю сарафан на голое тело, решив выбросить нижнее бельё. Вряд ли я когда-то ещё смогу надеть его после случившегося, отвращение к этому комплекту во мне засядет надолго, поэтому без сожаления оно летит прямиком в мусорное ведро.
Только когда я полностью готова, у двери, ведущей из спальни в смежную комнату, неловко останавливаюсь. Как теперь вести себя с Максимилианом?.. Он угрожал мне пистолетом дважды за сутки, пытаясь убить, а я… я для него падшая женщина, раздающая себя всем подряд, но ведь это не так!
«А кто тебе, интересно, виноват, Ариела?»
Несмотря на то, что я приняла душ, в данный момент начинаю чувствовать себя грязной. Смогу ли я теперь смотреть в глаза мужа без стыда за то, что даже не совершала? Смогу ли найти силы простить нас обоих за произошедшее?..
Но самое страшное: мужчина не сказал, что я не нужна ему как жена и женщина, а это означает только одно – по возвращении в Лос-Анджелес он возьмёт меня, не церемонясь…
Собрав всю силу воли в кулак, делаю глубокий вдох и выдох и выхожу наружу. В смежной комнате я уже слышу мужские голоса, один из них принадлежит Максимилиану, а второй – Аурелио Лучано, моему отцу…
Он даже не постеснялся заявится в номер, где этой ночью его дочь должна была… хм… лишиться невинности.
Чем ближе я подхожу к гостиной, тем сильнее начинают дрожать руки, сжимаю их в кулаки, чтобы хоть немного унять подступившее волнение. Вдруг отец поймёт, что между нами ничего не было? Заметит на моём теле следы? Я хорошенько постаралась и нанесла на лицо и шею тональное средство, чтобы убрать еле заметные отметины от мужских пальцев.
А что, если Максимилиан рассказал ему? Нет, этот вариант можно сразу же отмести, потому что, если бы отец узнал о сказанных мною словах: сейчас бы я уже трупиком лежала, а
