Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саня провела Федю в свою комнату. Девушки-соседки поздоровались с ним с веселыми искорками смеха в глазах и поспешили уйти.
Комната была обыкновенной девичьей комнатой – простой, но нарядной и уютной: со шторками, ковриками, картинами и зеркалами на стенах, всевозможными безделушками на комоде.
– Странное совпадение… – задумчиво сказала Саня. – Почему «отцовская свет-трава»? Была ли она у моего прапрадеда? От кого он узнал, что травой этой можно лечиться?
– Я об этом же думаю, – ответил Федя. – Как жаль, что все это неизвестно… Подумай, Саня, как удивятся Алеша и Татьяна Филипповна этому неожиданному открытию.
Они замолчали.
Саня сидела на кровати в черной юбке, в красной шерстяной кофточке, в серых валенках и задумчиво смотрела в окно. На открытом лбу дрожала и терялась морщинка – одна-единственная на ее молодом, цветущем лице.
Федя поднял голову, взглянул на Саню и залюбовался ею. Его охватила такая глубокая нежность к ней, что в эту минуту он забыл о дневнике и о свет-траве.
Саня взглянула на Федю и поняла его мысли. Щеки ее стали еще ярче, а в глазах загорелись зеленые искры.
– Ну что ты так смотришь на меня? – спросила она, прикрывая глаза ресницами.
Федя подошел к Сане, наклонился и, осторожно дотрагиваясь руками до ее плеч, сказал тихо:
– Саня, я очень люблю тебя…
Она первый раз увидела Федю так близко, хотела ответить, что тоже любит его, но слова показались слишком незначительными по сравнению с тем чувством, которое наполняло ее. Саня молча прижалась лбом к Фединой щеке, а его руки бережно и ласково легли на ее голову.
Они расстались с ощущением новой, неизведанной радости, оба уверенные, что на земле еще не было людей счастливее их, не было любви горячее, крепче и красивее той, которую чувствовали они.
Глава одиннадцатая
Игорь писал:
Гей, дружище! Поздравляю тебя. Легенда о свет-траве становится реальностью. Теперь, судя по дневнику Кузнецовых, не приходится сомневаться, что свет-трава существует. Факт этот будем считать доказанным.
Очень меня захватило все то, что ты написал о дневнике Кузнецовых. Упоминание о свет-траве является величайшим шагом по пути к ее открытию. Теперь, мне кажется, есть смысл поиски свет-травы проводить не только в Семи Братьях, но и в бывшей вотчине графини Строгановой. Там, я уверен, скорее найдется свет-трава.
Прости, друг, но я не удержался (руки мои не могут бездействовать) и телеграфировал. Сегодня я получил справку, что село Ильинское – бывшее поместье графини Строгановой – существует и поныне. Я понимаю, что поехать сам в Ильинское ты не сможешь, и поэтому предлагаю тебе начать переписку с кем-то из этого села. Может (а я уверен в этом), в деревне найдутся потомки Кузнецовых. Может быть (я тоже уверен в этом), обнаружатся какие-то документы. А может быть (как бы это было замечательно!), народ там знает свет-траву.
Я долго размышлял: кто же из села Ильинского мог бы принять горячее участие в поисках свет-травы? И решил так: надо написать письмо директору школы и попросить его поручить это дело какому-то серьезному, разбитному ученику. Поручить обязательно по доброму желанию.
Я бы сделал так, а как ты – не знаю.
Теперь мне грезится не тот неизвестный ссыльный из Семи Братьев, а Петр Кузнецов. Я вижу его: высокого, кареглазого, с черными длинными волосами и почему-то с бородкой клинышком (хотя, судя по твоему письму, графиня в «отпускной» о бородке не упоминала).
Сообщу тебе еще об одном любопытном обстоятельстве.
Был я в архиве. Никаких следов ссыльного из Семи Братьев там не обнаружили. Пытался узнать что-либо о Кузнецове. О графине Строгановой архивов немало, но в них ни словом не упоминается о крепостном лекаре.
Из всего этого делаю вывод, что в связи с родовым дневником Кузнецовых поиски свет-травы тебе нужно перестраивать. Напиши, что ты думаешь по этому поводу.
О себе.
Учусь с большим интересом. Долго и тщательно готовил доклад по «Слову о полку Игореве». Прочитал множество интереснейших материалов, детально ознакомился с историческими данными по книгам и в музеях и побывал в Большом театре на «Князе Игоре».
В опере особенное впечатление произвела на меня музыка. Непередаваемо хороша! Все в ней: и грозные исторические события, и лирические мотивы, и даже связь нашего поколения с теми ушедшими в вечность героями, с их великой любовью к Родине.
В театре я думал о тебе. Мне было жаль, что ты, музыкант, любящий и понимающий музыку в десять раз больше, чем я, не слышал оркестра Большого театра.
Доклад мой получился интересный. Но произошло одно событие, которое испортило и впечатление от доклада и мое настроение.
Наша «Лидия» – профессор древнерусской литературы (мы называем ее так – именем десертного вина, потому что, нам кажется, она всегда навеселе, ее красный нос, изрядно припудренный, выглядит сизым) – дала очень хорошую оценку моему докладу. Минусом она посчитала то, что я использовал не все материалы, которые рекомендовала она, а очень увлекся музеями, оперой и другими побочными источниками.
Вот тут «рыжий черт» во мне и разошелся! Я, должно быть, наговорил «Лидии» дерзостей. Я сказал, что есть такая категория преподавателей, которые боятся, когда студенты знают больше, чем они. Затем я стал поучать ее, что задача педагога состоит в том, чтобы студент сам искал материал. И в заключение сказал, что образование можно получить с успехом путем самообразования, а университет – это пустая формальность и существует главным образом для малоодаренных, инертных людей.
Тут уж я и сам перепугался того, что говорил, но (ты знаешь меня!) из упрямства и желания противоречить «Лидии» остановиться не мог.
Что тут было! Студенты обступили кафедру и обрушились на меня с таким негодованием, что я растерялся. У «Лидии» даже нос стал белым. Она не говорила, а как-то шипела одну и ту же фразу: «Зачем же вы поступили в университет?»
А я нарочно не отвечал на ее вопрос.
Короче говоря, вечером мне пришлось извиняться перед «Лидией», что я и сделал по всем правилам высшего тона.
Я вошел в кабинет, где сидела она, и смиренно остановился у дверей.
«Ольга Антоновна, я пришел просить прощения за свое поведение на занятиях», – сказал я.
«На первый раз я вас извиняю, – ответила «Лидия» таким тоном, чтобы я понял, что она и не думает прощать меня. – Не в том беда, что вы нагрубили мне, а в том, что вы слишком высоко вознесли себя в своих глазах. Смотрите, для падения будет очень большое расстояние. Подумайте об этом, пока не поздно, хотя я уверена, что такие люди, как вы, исправляются только тогда, когда жизнь их больно ударит».
Я молча поклонился и вышел.
Но, сознаюсь, Федька, ночью я подумал об этом крепко. Взгляды свои я пересмотрел, но остался при них. Что же касается того, что я слишком высоко вознес себя, – тут я ничего не могу поделать. Такой уж я есть. Приспособляться к окружающей обстановке не умею. В свое будущее крепко верю и в этом ничего плохого не вижу.
Есть еще такая новость.
При университете начал работать творческий кружок. Хожу в качестве наблюдателя. Слушаю, как мальчики и девочки увлекаются своими бездарными произведениями и разбирают их на уровне того, как мы оценивали свои литературные попытки в школьном литературном кружке, еще в седьмом классе. Словом, учусь, как не надо писать.
Со своим творчеством не выступаю. Нет смысла показывать стихи тем, кто в них ничего не понимает. Да и пишу их сейчас очень мало. Сел я, Федька, за прозу капитально. Пишу повесть.
Будь весел. И г о р ь.
Что за человек был этот неспокойный Игорь! Каждое письмо его выбивало Федю из колеи. Он всегда умел увидеть то, чего Федя не замечал.
– Ну разве же я не шляпа?! – по привычке вслух упрекал себя Федя. – Нашел в дневнике упоминание о свет-траве, обрадовался, что не зря затеял поиски, дескать, трава не миф, а действительность. Самого же главного не заметил. Конечно, в Ильинском находятся все нити поисков свет-травы. Там их и надо начинать распутывать.
Письмо от Игоря Феде вручила веселая молодая почтальонша, когда он вышел из дому и направился на вокзал встречать Саню.
Как всегда, решительный почерк Игоря на конверте доставил Феде большую радость. Он вернулся домой и, не раздеваясь, только расстегнув пальто и сдвинув на затылок кепку, присел к столу и стал читать письмо.
Теперь он в волнении шагал по комнате, заложив за спину руки, невольно подражая Игорю. (Удивительно ли, что за десятилетнюю дружбу кое-что они друг у друга позаимствовали!)
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Найти человека - Агния Барто - Советская классическая проза
- Когда играли Баха - Вячеслав Сукачев - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза
- Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам - Лев Кассиль - Советская классическая проза
- Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове - Герман Данилович Нагаев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Советская классическая проза
- Рай в шалаше - Галина Башкирова - Советская классическая проза
- Неспетая песня - Борис Смирнов - Советская классическая проза
- Год активного солнца - Мария Глушко - Советская классическая проза