Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ради нее одной я живу», – признавался он себе.
Ральф написал Мейсону несколько писем и в ответ на свой рассказ о ткацкой фабрике получил удручающее послание:
…Можно только благодарить Господа, что эти проклятые станки еще не появились в Уилтшире; вряд ли ими заинтересуются в Солсбери. Должен признать, что наши суконные мануфактуры хиреют день ото дня. В прошлом месяце разорились еще два суконщика. Похоже, производство сукна в Саруме окончательно пришло в упадок…
Жене Ральф писал нежные послания, уверяя ее в скорейшем возвращении.
Он много внимания уделял обучению своих подопечных, а в свободное время верхом отправлялся в Манчестер, а иногда заезжал и в порт. Вскоре Ральф убедился в правоте слов лорда Фореста, – действительно, существовали места и пострашнее ткацкой фабрики.
Он посетил и шахты, где из-под земли («будто из глубин ада», писал он Агнесе) добывали уголь – топливо для машин, приводящих в движение станки и оборудование.
В письме к Мейсону он подробно изложил свои впечатления:
…Шахты, уходящие под землю на глубину трехсот футов, освещают свечами и факелами, считая это безопасным. Однако угольная пыль и горючие газы часто воспламеняются, что приводит к страшным взрывам и к гибели множества работников. Я своими глазами видел, как из шахты на поверхность выносят искореженные тела, нисколько этим не огорчаясь.
Трудно найти слова для описания людских страданий. На шахтах по десять часов в день трудятся малые дети – мальчики открывают и закрывают подземные вентиляционные заслонки, а девочки оттаскивают на поверхность тяжелые корзины угольной крошки. Вчера при мне из шахты выползло какое-то несчастное создание… поначалу я решил, что это черный пес, но, приглядевшись, понял, что это дитя лет четырех, с ног до головы перемазанное угольной пылью, – нищета заставляет родителей отправлять на заработки даже малышей, едва те научаются ходить…
В Саруме бедняков хватает, но, хвала Господу, такие страдания обходят нас стороной…
Подобные условия труда долгое время существовали в Англии.
В письмах к жене Ральф не упоминал об этом из деликатности, а описывал ситуацию в общих чертах.
Я все больше и больше уверяюсь в том, что такое положение лишает человека свободы и унижает его достоинство. Такой труд хуже рабства. Полагаю, что даже Портиас с этим согласится, однако сомневаюсь, пожелает ли он прочесть мое послание…
Агнеса, как и большинство жителей Сарума, совершенно не представляла себе происходящего, а потому решила, что муж жалуется на то, как с ним обращаются Форесты. «Ах, он никогда не остепенится!» – вздыхала она, а на вопрос Франсес, образумился ли Ральф, неуверенно отвечала:
– Надеюсь.
Никто не мог понять, отчего каноник Портиас так яростно противится возвращению Ральфа Шокли в Солсбери.
Год спустя доктор Барникель удрученно признавался:
– Пока Портиас не изменит своего мнения, Ральфа так и будут считать смутьяном и обвинять во всех смертных грехах.
Даже известие о блистательной победе в Трафальгарской битве не смягчило сурового каноника, который ожесточился еще больше, узнав о поражениях при Ульме и при Аустерлице и о внезапной смерти Уильяма Питта-младшего.
В конце лета 1806 года Ральф писал жене:
…Коль скоро каноник Портиас питает ко мне прежнюю злобу, боюсь, в Сарум мне путь закрыт. Я попросил помощи у лорда Фореста – может быть, удастся подыскать мне место учителя в Лондоне или в любой другой школе за пределами Уилтшира, и мы переедем туда всей семьей. Он обещал мне посодействовать при условии, что я останусь с его внуками до следующего лета…
Агнеса получила письмо в тот день, когда доктор Барникель пригласил ее на прогулку. В то время одним из популярных развлечений были палочные бои – по мнению Таддеуса Барникеля, вполне подходящее зрелище для дам, поскольку участники отделывались синяками и шишками, в отличие от кровавых кулачных боев или поединков на шпагах. Посмотрев несколько поединков и дождавшись, когда победителю вручат заслуженную награду, Таддеус и Агнеса отправились домой. По дороге Агнеса рассказала доктору о письме мужа и о его предложении навсегда покинуть Сарум.
Барникель на миг утратил дар речи, а потом растерянно спросил:
– Он хочет, чтобы вы переехали в Лондон?
Только сейчас доктор осознал всю глубину своего чувства к Агнесе. «Мы как будто женаты, хотя ни разу не прикоснулись друг к другу», – подумал он, а вслух произнес:
– Мне будет вас очень недоставать.
Остаток пути они проделали в молчании.
У крыльца дома на Нью-стрит Агнеса остановилась.
– Боюсь, в Лондоне муж доставит мне и детям ничуть не меньше неприятностей, чем здесь, в Солсбери, – с робкой улыбкой промолвила она.
Таддеус Барникель оторопел: впервые за два года Агнеса позволила себе резкое замечание в адрес мужа.
– Видите ли, я не желаю покидать друзей, – продолжила она, легонько касаясь руки доктора.
Он застыл, не в силах сдвинуться с места: своим робким жестом Агнеса дала понять, что питает к доктору ответное чувство, хотя вслух об этом не мог упомянуть ни один из них. Буря страстей, бушевавшая в груди Барникеля, наконец-то улеглась. Он свернул на подворье и долго смотрел на закатное небо над собором.
Несколько дней спустя Ральф с удивлением прочел ответное письмо жены – уезжать из Сарума она отказывалась.
В 1806 году Ральф Шокли несколько воспрянул духом.
После смерти Уильяма Питта, желая примирить сторонников противоположных взглядов, в кабинет министров вернулся Чарльз Джеймс Фокс, настоявший на принятии парламентом закона об отмене работорговли, подготовленного Уильямом Уилберфорсом и его последователями. Увы, через год, к глубокому разочарованию Ральфа, славный борец за права человека скончался.
«Наконец-то Англия рассталась с унизительным занятием! – восторженно думал Ральф. – Может быть, и детский труд когда-нибудь запретят…» Вдобавок он надеялся, что изменения в правительстве повлекут за собой перемены в настроении жителей Сарума.
Однако же к 1807 году Фокс умер, а предубеждения англичан как были, так и остались закоснелыми. Ральф, поразмыслив, решил, что в этом виноват Бонапарт, – угроза неминуемой войны делает людей невосприимчивыми к переменам.
Как вернуться в Сарум, он так и не придумал.
Летом 1807 года скончался старый Джон Дуглас, епископ Солсберийский.
Каноник Портиас предчувствовал недоброе.
– Со смертью епископа грядут перемены, – сказал он жене. – Не нравится мне это.
В июле в епархию прислали нового епископа, Джона Фишера. На торжественном богослужении в соборе миссис Портиас, Агнеса Шокли и доктор Барникель занимали почетные места.
После богослужения все вернулись в особняк Портиасов; каноник ушел к себе в кабинет, а Франсес удалилась отдать распоряжения прислуге, оставив Агнесу и доктора в гостиной. И вот тут-то доктор Таддеус Барникель, сгорая от любви к Агнесе, совершил опрометчивый поступок: он взял ее руку и нежно поднес к губам. Агнеса робко улыбнулась и, склонив голову, ласково посмотрела на доктора. Ни один из них не заметил, что к дверям гостиной неслышно подошла Франсес.
Миссис Портиас безмолвно поглядела на влюбленных, а потом, отступив, прикрыла дверь. Ни доктора, ни Агнесу она не винила – ей слишком хорошо было известно о давней неразделенной страсти доктора.
Неожиданно она поняла, как ей следует поступить.
«Самое время вернуть Ральфа в Солсбери», – подумала она и на следующий день нанесла визит новому епископу.
Полчаса спустя Франсес Портиас с лукавой улыбкой на устах покинула епископский дворец.
Вечером у каноника Портиаса произошел весьма странный разговор с женой.
Франсес без стука вошла в кабинет мужа, хотя обычно не смела его тревожить. Каноник удивленно посмотрел на нее. В глазах Франсес вспыхнул насмешливый огонек, она словно помолодела.
Каноник недовольно поморщился.
– Моему брату пора вернуться домой, – сказала Франсес.
– Я не желаю об этом говорить, – ответил он.
– Боюсь, поговорить придется.
Каноник вздохнул, снял очки и негромко, с неумолимой логикой, начал втолковывать супруге, почему это невозможно. Он упомянул политическую обстановку, нового епископа и репутацию семейства.
– Вы же понимаете, миссис Портиас, сейчас, с приходом нового епископа, я не могу позволить себе совершать поступки, грозящие запятнать мою репутацию. Еще неизвестно, каких перемен потребует епископ Фишер.
– И все же я настаиваю, чтобы вы позволили Ральфу вернуться домой, – с улыбкой произнесла Франсес и оперлась о притолоку.
От развязности, совершенно не подобающей дамам, каноник опешил. Что так развеселило супругу? В своем ли она уме?
- Искусство жить в своей тарелке - Екатерина Кардаш - Зарубежная современная проза
- Муза - Джесси Бёртон - Зарубежная современная проза
- Франц, или Почему антилопы бегают стадами - Кристоф Симон - Зарубежная современная проза
- Игра на вылет - Лорен Вайсбергер - Зарубежная современная проза
- Улитка - Эльга Мира - Зарубежная современная проза
- Потешный русский роман - Катрин Лове - Зарубежная современная проза
- Куриный бульон для души. 101 история о женщинах - Марк Виктор Хансен - Зарубежная современная проза
- В поисках Одри - Софи Кинселла - Зарубежная современная проза
- Дочь пекаря - Сара Маккой - Зарубежная современная проза
- И повсюду тлеют пожары - Селеста Инг - Зарубежная современная проза