Форма входа
Читем онлайн День рождения Лукана - Татьяна Александрова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Благодарю, госпожа! – с легким поклоном ответил Стаций. И добавил нерешительно, не зная, стоит ли начинать этот разговор. – Твое лицо кажется мне знакомым… Только не помню, когда и где я мог видеть тебя…
– Возможно, в одной из прошлых жизней, – уклончиво произнесла матрона, краем глаза поглядывая на мужа. – Я, во всяком случае, вижу тебя впервые, хотя могу только сожалеть, что боги не послали мне эту встречу раньше.
– Не у тебя одного, Стаций, возникает такое чувство, – с какой-то поспешностью вступил в их разговор Поллий. – Нам нередко приходится слышать подобное. Хотя «нередко» это относительно, моя почтеннейшая супруга лишь в исключительных случаях показывается на людях, а навещают нас в основном близкие друзья. Так ты согласен посетить наш уединенный приют?
– Прошу тебя, не откажи! – присоединилась к его просьбе матрона.
– Согласен! – почти неожиданно для самого себя твердо произнес Стаций. В немалой степени его влекло любопытство. Встреча с далеким прошлым в лице Поллия вызвала в нем желание задержаться в этом ушедшем дорогом мире, а супруга Поллия явно несла в себе некую загадку, которая, как подсказывало ему внутреннее чутье, каким-то образом касалась и его.
Оба, и муж и жена, искренне обрадовались ответу Стация, все уселись в просторную карруку, Поллий начал раздавать распоряжения, решая, куда и когда пригнать повозку после их отплытия, кого из рабов послать с вестями к старой Папинии, тетке Стация, а кого – на почтовую станцию, отправить в Город его жене Клавдии краткое письмецо, которое поэт тут же по пути собственноручно начертал. Драгоценный венок было решено везти с собой, не возлагая непосильной ответственности на верного Клеобула, которого пришлось оставить в Неаполе.
Проехав по прямым и довольно широким улицам и переулкам новой Партенопеи, опустевшим от жары, они быстро достигли гавани. Отсюда открывался обширный вид на всю окрестность: на страшный разлом обезглавленной горы[10], добрая половина которой одиннадцать лет тому назад взлетела на воздух и, рассыпавшись, покрыла собой несчастные окрестные поселения; на змеевидно вытянувшийся Суррентинский полуостров, оканчивающийся мысом Минервы, и на устремленный к нему остров Капрею, похожий то ли на нильского крокодила, каких любили изображать на стенах кампанских вилл в числе прочих водных обитателей, то ли на нереиду, всплывшую вверх лицом и маленькой острой грудью и раскинувшую по морской глади длинные волосы. Поллий показал, где, в направлении Путеол, находится еще одна его вилла, под названием Леймон, расположенная неподалеку от города. Но там они живут зимой, а летом предпочитают Суррент.
У причала их ждало небольшое, но довольно вместительное суденышко, из тех, что называют фазеллами[11]. Все оно было изящно расписано: на золотистом фоне переплетался узор пурпурных, голубых и белых линий, а нос и корму украшали настоящие картины, представляющие на пурпурном фоне плывущих девушек или тоже нереид. Столбики тонких бронзовых перил венчали юношеские головки, на палубе был устроен навес-парада[12], под которым располагалось тройное пиршественное ложе. Не прошло и получаса, как весла фазелла с плеском разрезали соленую гладь Дикархейского залива, а раскрывшийся парус, тоже оказавшийся пурпурным, весело надувался ветром, напоминая лепесток яркой розы.
Когда со всеми хлопотами было покончено и господа удобно расположились под навесом, а рабы принесли им легкое белое вино, яблоки, груши и виноград нового урожая, между старыми приятелями завязалась довольно непоследовательная беседа, состоящая из обрывков воспоминаний о прошлом, удивления или возмущения новыми постройками, изменившими привычный облик города, а также обсуждения только что завершившихся поэтических состязаний. Говорил в основном Поллий. Стаций, промочивший наконец горло, тем не менее предпочитал слушать, лишь изредка вставляя свои замечания. Иногда он терял нить разговора, задумываясь о своем, но Поллий, похоже, не замечал этого, а его жена, сама немногословная, порой выручала гостя, легко выводя его из затруднения.
Их фазелл, легко скользя, пересекал залив по диагонали, не приближаясь к берегу, и издали берег казался голубым и призрачным продолжением иззелена-синей глади моря, однако Стаций знал, что там лежат безжизненные поля серой лавы, которые за годы, миновавшие со времени катастрофы[13], едва начали покрываться хилой растительностью, вызывающей в воображении представление об асфоделях[14] подземного царства. Он вспомнил об отце, который волею судеб в те дни оказался в Неаполе и сделался свидетелем этого ужаса, сократившего его век. Отец мечтал написать об извержении поэму, но так и не нашел в себе сил сделать это. Стаций вспомнил, как начинал дрожать его голос и старческие глаза затуманивались слезами, когда он пытался рассказать о том, что видел. В городах, навеки погребенных под лавой, у них были родственники, знакомые, ученики.
– А помнишь, – обратился Стаций к Поллию, – как мы мальчишками поднимались на Везувий? Когда прочитали у Страбона про скалы, изъеденные огнем… Кто бы мог подумать тогда…
– Мой дорогой Стаций! – с внезапно посерьезневшим лицом поспешно перебил его Поллий. – Как ты, возможно, уже заметил, в жизни я, по мере сил, следую учению божественного гаргеттийца[15], согласно которому высшее благо – не испытывать страданий. Эти воспоминания слишком мучительны для меня, не знаю, известно ли тебе, по какой причине, но в любом случае я не стану об этом рассказывать лишь потому, что не хочу причинять себе – да и тебе – лишних огорчений. Поэтому все, что касается этой темы, в нашем доме под запретом. Как и некоторые другие темы, касающиеся прошлого, моего и моей жены. Ведь так, дорогая?
– Так… – тихим эхом откликнулась его жена. Она сидела рядом со Стацием, Поллий же располагался напротив него, спиной к берегу и Везувию, – то ли потому, что уступил гостю лучшее место, то ли, как вдруг понял Стаций, чтобы не видеть картину запустения на месте некогда цветущих городов.
– Ну вот видишь, какое счастье, когда муж и жена во всем согласны, – вновь заулыбался Поллий. – Это счастье, которому может позавидовать сам Юпитер. А мы вообще живем душа в душу. Как Гай и Гайя. Ты заметил, что и наши имена созвучны подобным образом: Поллий и Полла?
– Замечательное совпадение, – похвалил Стаций, отмечая про себя, что жена Поллия, очевидно, превосходит его знатностью, поскольку такое имя, как у нее, встречалось только в сенаторском сословии, Поллий же, как и сам Стаций, принадлежал к всадническому[16].
Утомление дня все же давало о себе знать, так что даже текучее красноречие Поллия вскоре иссякло. Поговорив еще немного о незначащих предметах, они, отбросив условности, погрузились в долгожданное молчание. Под мерный плеск весел и шум ветерка, надувавшего парус, начинало клонить в сон. Задремавший Поллий уже похрапывал. Стаций, сопротивляясь дремоте, украдкой поглядывал на четкий, достойный камеи профиль Поллы, которая, одна из всех, сидела по-прежнему прямо и казалась неподвластной усталости, и силился вспомнить, где он мог ее видеть ранее. Но память не давала ответа.
2
Еще примерно через час пути берег начал четко вырисовываться во всех подробностях и стали ясно видны обрывистые скалы, по которым в изобилии вился виноград и среди листьев мерцали тугие гроздья; взорам открылись лунообразные гавани и рыжие черепичные крыши живописно расположенного Суррента.
– Вон она, наша вилла, – показал Поллий вправо от городка. – Жаль, что сейчас еще солнце высоко: когда оно садится, а море тихое, отсюда кажется, что она плывет. А справа – видишь, как будто из моря вырастает башня? Это беседка снаружи отделана каристским мрамором. А вон там правее, наверху, на скалах, храм Минервы. Тут все скалы, утесы! Вид этих мест был довольно безотраден, когда я только начал строить… Пришлось что-то сносить, что-то сглаживать! Да, Полла, – он обернулся к жене, – муж твой, конечно, не Орфей и не Амфион, чтобы двигать скалы пением, но все же он их двигает!
Сказав это, Поллий добродушно засмеялся своей шутке, Стаций оценил ее тонкое смирение, помня, что Поллий и сам мечтал когда-то о славе поэта, Полла же как будто и не услышала ее.
Стаций подивился обилию и совершенству построек на столь неровной, скалистой поверхности. Переплетения арок, ряды колонн, увенчанных коринфскими аканфами[17], портики, зигзагообразно шагающие по всему склону снизу доверху. На выступе мыса взгляд его сразу притянула двойная куполовидная крыша купальни, – такие крыши называются «черепахами», легкий дымок, поднимавшийся над ней, свидетельствовал, как показалось Стацию, об излишней заботливости слуг, даже в жаркий день приготовивших для хозяев теплую баню. Стаций выразил свое удивление по этому поводу, но в ответ услышал, что это не дым, а пар от горячего источника, заключенного под сводом. Берег придвигался все ближе, море стало зеленоватым и просматривалось до самого дна с темными подводными островами водорослей, а между тем взорам предстало еще одно чудо: две скалы, устремленные навстречу друг дружке, подобно сходящимся Симплегадам, но не столкнувшиеся, а сомкнувшиеся верхами и образовавшие естественные ворота, над которыми в самом месте соприкосновения скал была прикреплена мраморная доска с греческой надписью: «ла́тхэ био́сас»[18]. По верху их тянулась колоннада, и над самыми воротами была установлена мраморная статуя Геркулеса, а прямо в море, чуть в стороне, там, где небольшие скалы образовали крошечные островки, среди белой пены прибоя, высилась статуя Нептуна из позеленевшей бронзы. Путешественники привычным движением рук приветствовали богов-хранителей этого дома.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу День рождения Лукана - Татьяна Александрова бесплатно.
Похожие на День рождения Лукана - Татьяна Александрова книги
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Огнем и мечом (пер. Владимир Высоцкий) - Генрик Сенкевич - Историческая проза
- Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе - Олег Владимирович Фурашов - Историческая проза / Крутой детектив / Остросюжетные любовные романы
- Калигула - Олег Фурсин - Историческая проза
- Гигантская тень - Артур Дойль - Историческая проза
- На день погребения моего - Томас Пинчон - Историческая проза
- Сумерки царей - Наталия Филимошкина - Историческая проза
- Последний день Приффского винодела - Амир Токтаров - Историческая проза
- Вечный свет - Фрэнсис Спаффорд - Историческая проза / Русская классическая проза
- Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева - Артуро Перес-Реверте - Историческая проза / Исторические приключения
