Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пирогов! – окликнула она мальчишку. – Ты почему мне план своего выступления не сдал?
– Какого ещё выступления? – удивился Гоша.
– Пирогов! – возмутилась Нина Ивановна. – У тебя завтра доклад по истории живописи! На районной школьной конференции. Будут представители районо, будут юные художники из школы изобразительных искусств, будет сетевая пресса! Ты хочешь меня под монастырь подвести?
Гоша отрицательно помотал головой. Ему совсем не хотелось, чтобы Нину Ивановну нашли под фундаментом старого каменного монастыря. И почему этот доклад из головы вылетел? И когда его готовить, скажите, пожалуйста? За один вечер? Нереально!
– Нина Ивановна! – простонал Гоша. – Я до завтра не успею!
– Если постараешься, Пирогов, обязательно успеешь! – отрезала учительница. – Иначе я тебе за четверть двойку поставлю, понял?
И, заглянув в висевшее в холе зеркало, Нина Ивановна торопливо направилась к выходу из школы. Легкие школьные тапочки её стремительно обрастали кожей, превращаясь в изящные туфли на высоком каблуке, кофточка пошла пятнами, подстраиваясь под модный в этом сезоне тигрово—леопардный оттенок, а нанопарикмахеры из заколки в волосах торопливо сооружали вечернюю прическу. Пятница как никак…. День дружеских встреч и свиданий.
– Доклад по живописи? – удивился Гарик Капустин, закадычный Гошин друг из параллельного восьмого «в». – До завтра? Да плюнь, все равно не успеешь…
– Я бы того—этого… плюнул, – понуро идя рядом с товарищем, заверил Гоша. – Подумаешь, двойка! А отец не—е—е…. Он на пару в четверти никогда не плюнет. И Петровича я боюсь. У него, когда… того—этого… винтики за болтики заходят, он сразу тираном становится. Он же старше деда, этот Петрович! Отец на прошлой неделе заскочил на машине времени в четырнадцатый век эля попить, так Петрович такой шурум—бурум в доме поднял! А меня за двойку вообще убьет.
– Хватит ныть! – оборвал друга Капустин. – Из любой ситуации есть выход, думать надо!
Гоша тяжело вздохнул:
– Вот я и думаю… точно убьет Петрович.
Они шли через городской осенний парк, внимательно смотря под ноги и стараясь не наступить на крошечных искусственных муравьев, оттаскивающих с дорожек большие красные листья. На газонах между деревьями «муравьи» строили из листьев огромные фигуры доисторических саблезубых тигров, пещерных медведей и динозавров – к готовящемуся фестивалю под названием «Сквер Пермского периода». Были в парке и настоящие муравейники, безо всяких нанотехнологий, где жили так называемые городские мураши, особый подвид, научившийся телепортировать у своих электронных братьев нужные для строительства материалы. Стоило Гарику подумать об этом, как идея родилась сама собой.
– Разворот на триста шестьдесят градусов! – заявил он. – Бьём челом Аванесу, падаем ему в ноги и валяемся в них до победы жалости над разумом. Просим симулятор.
– Зачем нам симулятор? – удивился Гоша.
– Деревня! – весело сообщил Гарик. – Подключаемся в картинной галерее к залу двадцатого века, и за пару часов ты больше академика знать будешь! Надо только убедить Аванеса, что мы для изучения физики берем – это раз. И в галерее, что мы по заданию из школы – два. И вообще, классно же! Никто ещё симулятор присутствия не использовал для того, чтобы попасть в выдуманный, а не реальный мир!
Переход был столь резким, что юным путешественникам невольно пришлось зажмуриться. А когда они открыли глаза, то обнаружили, что находятся в весьма странном мире. В мире, где нельзя сосредоточиться ни на одной детали: она сразу же распадается на множество маленьких точек разного цвета. Только издалека, с нескольких шагов можно было разглядеть, что оказались они в большой комнате со старинными шторами и красными стенами. За овальным столом пили чай пожилой господин с длинными седыми бакенбардами и женщина в темной одежде. Ещё была немолодая служанка, застывшая рядом с женщиной. В руках она держала нечто белое, но что именно – понять было невозможно. Больше всего Гошу поразило, что у этих людей совсем не было глаз. Так, легкие мазки, намек на органы человеческого зрения.
– Qui ici? – спросил мужчина, поворачивая голову на незнакомый звук.
Он действительно не видел, этот таинственный господин, сотканный из несмешиваемых между собой точек чистого цвета. Одна точка – один цвет.
– Кто здесь? – пришел чуть запоздалый перевод Симулятора.
– А вы кто? – невежливо, вопросом на вопрос, ответил Гарик, и Симулятор тут же преобразовал его ответ на французский язык.
– Мы – пленники пуантилизма, – ответила за господина женщина. – В 1886 году нас заманил сюда художник Поль Синьяк. Помню, это было чудесное утро, мы сидели за столом и пили чай, собираясь выехать на Елисейские поля, когда пришел Поль и попросил нас позировать для его новой картины. Он писал её два года! Два года его обаятельного плена, мягкой паутины слов, из которой невозможно выбраться, а потом…
– Тиффани! – оборвал её пожилой господин. – Хватит уже этих слезных романтических баллад! Мы оказались в дураках, и вот итог. И если молодые, судя по их голосам, люди соизволят оказать нам небольшую услугу, мы будем им весьма благодарны.
Безглазое лицо хозяина комнаты повернулось к Гоше и Гарику, но едва мальчишки шагнули вперед, как оно тут же потеряло резкость, распавшись на сотни маленьких точек.
– Пожалуйста! – попросила женщина. – Мы будем молиться за своих спасителей каждый день!
– Надо выручать… того—этого…. – прошептал Гоша. – Нехорошо над людьми так издеваться. Эх, встретил бы я этого Синяка, я бы ему нос расквасил!
– Синьяка, – поправил его Капустин, отступая к Симулятору и меняя в настройках число переносимых личностей. – Сейчас, сейчас…. Должно получиться.
И у них действительно получилось!
Да ещё как…. В это же самое время, когда школьные приятели выручали героев картины Поля Синьяка «Завтрак», в реальном мире, в самой художественной галерее, у полотна остановилась небольшая экскурсия оленеводов из Якутии. Вел её… Петрович. Тот самый робот старой закалки… то есть модели, что жил в квартире семьи Пироговых. Раз в неделю он подрабатывал экскурсоводом – так, для души, а также потому, что считал: папа—археолог зарабатывает категорически мало денег, чтобы содержать жену и робота.
– Если так пойдет и дальше, – ворчал Петрович, оставаясь наедине сам с собой и думая, что его никто не слышит, – папе мальчика придется отказаться от жены, а это не хорошо. Не по—человечески. Надо помочь.
Остановившись у картины, робот принялся пересказывать оленеводам биографию французского художника, как вдруг прямо у них на виду с полотна исчезли все люди! Лица экскурсантов вытянулись от удивления, а Петрович, схватившись за корпус, стал медленно оседать на пол.
– Что с вами? – кинулась к нему сердобольная пожилая якутка.
– Микросхема… – прохрипел робот.
Старая микросхема, уже давно пошаливавшая в металлическом чреве Петровича, от волнения перегрелась, и робота хватил удар. На вызванной оленеводами скорой помощи его отправили в ремонтную мастерскую.
На этот раз Симулятор переносил их из картины в картину в два раза дольше. Когда же мгла медленно рассеялась, молодые люди в сопровождении трех слепцов оказались в ещё более странном месте, чем то, которое они покинули.
– Что это? – недоумевая, спросил Гарик.
– Вроде доска… – ответил Гоша. – Деревянная… того—этого… с квадратами и полукружиями…
– Какая невоспитанность! – раздался обиженный голос. – Какая бесцеремонность! Назвать доской молодую женщину…
Капустин и Пирогов переглянулись. Место, куда они попали было столь малым, что молчаливо стоявшие за спиной «жертвы пуантилизма», дышали им прямо в затылки. Как тут можно кого-то не заметить?
– А вы где? – осторожно поинтересовался у женщины Гарик.
Квадраты и полукружности на доске взволнованно зашевелились.
– Я перед вами! – произнес голос. – С гитарой!
Неужели вот эти движущиеся геометрические фигурки и есть человек? Пожалуй, можно разглядеть губы, один глаз и шею… Ага, вот и гитара, но где всё остальное? Гоша почесал свой рыжий затылок и негромко спросил у приятеля:
– Может, это брак какой, а?
– Да—да, Брак! – обрадовалась геометрическая женщина. – Жорж Брак! Один из зачинателей кубизма. Он нарисовал меня в 1911—м году. Ах, какое было время… Самое настоящее нашествие русских на Париж, представляете? Знаменитый русский балет Дягилева, юная поэтесса Ахматова… Вот и я, никому неизвестная тамбовская женщина, взяв гитару, отправилась… – женщина неожиданно всхлипнула, не закончив фразу и разрыдалась. По плоскости «доски» покатились треугольные, овальные и квадратные слёзы. Была даже одна слеза—ромб, большая и неуклюжая, но она ползла столь извилистым путем, что высохла ещё на половине пути.
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Горизонты. Сборник яркой современной фантастики - Антология - Научная Фантастика
- Фантастика 2002. Выпуск 1 - Сборник - Научная Фантастика
- Старый год - Кир Булычев - Научная Фантастика
- Женщина в зеркале - Александр Абашели - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Новый знакомый - Кэрол Эриксон - Научная Фантастика
- Реальность где-то рядом - Андрей Имранов - Научная Фантастика
- Приключение продолжается (Большое драконье приключение - 2) - Наталия Ипатова - Научная Фантастика
- Сказки старого дома - Андрей Басов - Научная Фантастика