Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У меня бы тоже не получалось.
— Да, Сольва, ты всегда нетерпелива! Но мы с Харальдом тогда вели беседы дни напролет. Мы говорили и говорили. Рассказывали всякие истории и смеялись.
— Помню его смех. И помню, как ему нравились твои истории.
— Он ревел и вопил от смеха так, что тряслись наши стены из дерна. А затем настал день, когда Харальд спросил меня, каким путем ушел в Швецию ярл Рогнвальд. Он замышлял сбежать с ним и другими выжившими на восток, а затем на юг. Думал, что они наберутся сил, снова вступят в сражение и отвоюют королевство. Я сказал Харальду, что лучше всего поплыть вниз по фьорду, так как слышал, что из Трондхейма на запад через горы ведет торговый путь. Но он сказал: «Нет, лучше пойти по другой дороге. Для Рогнвальда — точно. И для меня. Не хочу, чтобы меня узнали». И я повел его узкими лесными стежками, вдоль овечьих троп на восток в горы Кьолен. У каждого из нас был с собой боевой топор, а у Харальда — еще и меч под плащом. И все несли на плече по мешку с едой — копченой бараниной и сыром из пахты.
Сольвейг кивнула и похлопала себя по левому плечу.
— Ого! — воскликнул отец. — Ты и об этом позаботилась?
— Как всегда. Еще у нас есть морковь. И красные сливы.
— Твои слова пришлись кстати, — сказал Хальфдан. — День почти на исходе. Я проголодался.
— Давай там? — предложила Сольвейг. — У того куста есть немного травы.
А затем она увидела. Сначала этот предмет, зажатый между тесно сплетенными ветками куста, показался ей обрывком ткани. Затем она подумала, что это сосновая щепка.
— Что это такое? — спросил отец.
Сольвейг осторожно подняла неведомую вещь: кость, обглоданная орланами, выбеленная морозами, обточенная долгими годами.
Хальфдан взял кость и внимательно осмотрел ее:
— Бедняга! Это лопатка. Кого-то из нас? Кого-то из них?
Сольвейг, закрыв глаза, пробормотала:
— Какая разница. — И едва покачала головой: — Может, Эскиля. Всех, кто остался здесь.
— Я знаю, — отозвался Хальфдан.
Девушка заткнула находку за шнурок, которым был подпоясан ее плащ из валяной шерсти, погладила кость и промолвила:
— Я украшу ее резьбой.
— Или отдай Асте, она использует ее для глажки.
Сольвейг скривилась.
Ее отец с грустной улыбкой покачал головой:
— Вы с твоей мачехой…
Сольвейг открыла сумку. Достала оттуда истрепанный кусок ткани, в который были завернуты сыр и сливы, отломила от сыра кусочек, проглотила его и прилегла, опираясь на левый локоть. Она посмотрела на отца левым — фиалковым — глазом, а затем правым.
— Что? — просил Хальфдан.
— Она тоже была высокой?
— Твоя мать?
Сольвейг кивнула и подумала: ты всегда знаешь, о чем мои мысли.
Хальфдан опустил взгляд и медленно проговорил:
— Да. Очень высокой. Неудивительно, что и ты такая.
— А волосы у нее были золотистые?
— Ты сама знаешь.
— Да, знаю. Но когда ты говоришь о ней, она для меня оживает.
— Сири… В ней было столько жизни.
— Для меня она еще жива… — Сольвейг помедлила в нерешительности. — Мне нравится, как ты произносишь ее имя.
Хальфдан положил в рот сливу, высосал сок и выплюнул косточку.
— Я рассказывал тебе о том, как спасся Харальд и как я повел его на восток через горы. Миля за милей. Я хромал, а Харальда, чтобы у него не выпали кишки, обвязали широким полотнищем.
Сольвейг заговорила снова:
— Когда вы собирались уходить, Харальд взял меня за руки и крутил, пока у меня не закружилась голова. «Твой искалеченный отец все еще стоит двоих здоровых. Помни об этом», — произнес он.
— Вот прямо так и сказал? — спросил, осклабившись, Хальфдан.
Сольвейг склонила голову набок; ее глаза засияли.
Отец продолжил:
— На третий день Харальд приказал мне поворачивать обратно, ибо пришло время возвращаться домой. Вот как он сказал: «Нет ничего важнее крепкой дружбы. И, клянусь Тором, ты и так уже ушел дальше, чем нужно. Но в конце концов, Хальфдан, каждому придется бороться в одиночку». Затем он порылся в своем плаще и вытащил оттуда помятый сверток из хлопка… — Хальфдан помолчал, а затем потянулся за своей сумкой. — Вроде вот этого, — закончил он и отдал Сольвейг комок ткани.
Та широко раскрыла глаза.
— Развяжи его, — приказал воин.
Сольвейг так и сделала, и сразу же заметила внутри сияние золота. Но вот ее взору открылась вся брошь целиком, и у девушки захватило дух.
Длиной украшение было с ее мизинец, а в высоту — примерно как расстояние от большого сустава до кончика пальца. На нем было высечено изображение лодки с прямоугольным парусом — форма броши повторяла очертания судна. В лодке, обращенные лицами в одну и ту же сторону, сидели двое. Один из них — тот, что впереди, — точно был мужчиной, смертным или божеством, но второй, поменьше ростом… Он расположился на корме и протягивал вперед обе руки. Сольвейг не могла сказать наверняка, мужчина это или женщина. Водную гладь разрывало тело огромного змея, который выгибался над лодкой и снова погружался в пучину. Он кусал себя за хвост. Сольвейг внимательно его осмотрела. Змей был куда больше медянки (на этих малюток она порой наталкивалась на склонах холмов).
— Наверно, эту брошь носил король, — проговорила она. — Она такая тяжелая.
Хальфдан перевернул украшение на ее ладони:
— На обратной стороне Харальд вырезал две пары рун: и — Харальд Сигурдссон и Хальфдан, сын Ассера. Он сказал мне: «Я обязан тебе жизнью и поэтому приношу тебе этот дар».
— Ты не показывал мне раньше эту брошь, — с упреком промолвила Сольвейг. — И даже не упоминал о ней.
— Я не рассказывал о ней ни одной живой душе, — ответствовал отец. — Ты — первый и единственный человек, кому говорю.
— А где ты ее хранишь?
Хальфдан сощурил глаза и улыбнулся:
— Она мне дорога, как собственная жизнь. Эта брошь стоит больше, чем весь наш дом и скот.
— И Харальд подарил ее тебе! — Глаза Сольвейг в изумлении расширились.
— Еще он сказал, что поплывет в Киев, потому что Ярослав, князь русов, приютил короля Олафа и, несомненно, даст убежище и ему самому. «А затем, — поведал он мне, — может, я поплыву на юг и доберусь до самого золотого города, Миклагарда. Там, пожалуй, присоединюсь к варяжским наемникам, к этой армии викингов на службе у императора. Но в одном, Хальфдан, можешь быть уверен: я пошлю за тобой. Да, придет время, и я пошлю за тобой». Я пообещал ему, что откликнусь на зов… Сольва, о Сольва моя, слова Харальда Сигурдссона еще звучат в моих ушах, те самые слова, что он пел перед тем, как нам обняться и ему уйти на восток, а мне на запад:
Тайком, тайком теперь я крадусьОт леса к лесу, опозорен и хром.Но знает ли кто? Может, имя моеПрежде смерти услышат на целой земле.
— Ты поклялся. Ты поклялся ему, — повторила Сольвейг. Хальфдан кивнул. — Разрешишь мне пойти с тобой?
Ее отец улыбнулся:
— Но ты уже на выданье. Если я возьму тебя с собой, что же получится тогда? Твои юные годы пропадут зря.
Сольвейг нахмурилась:
— Да-да, надо выйти замуж и стать матерью. Но я не хочу ни за кого из здешних… Особенно если выйти замуж — значит стать похожей на Асту.
— Ну что ты, Сольва, — мягко пожурил ее отец.
— Ни за кого, — повторила она. — Ни за какого из парней с фьорда. Я лучше поплыву с тобой. Поклянись, что возьмешь меня!
Хальфдан печально взглянул на дочь:
— Поклянусь в сердце своем.
Губы Сольвейг растянулись в грустной улыбке.
— Я клянусь, Сольва.
— Твое сердце клянется, что ты возьмешь меня, — сказала дочь Харальда отцу своему. — Но твои глаза говорят иное.
2
Земля повернулась.
Первый день сентября. Уже почти осень. И почти закат. Сольвейг уже и забыла, как по душе ей было это межвременье; а затем — безотчетно, как животное, — она вспомнила.
— А почему бы тебе не поспать снаружи? — предложил отец. — Ты всегда выбираешься под звезды, когда подступает осень.
Хальфдан обнял дочь крепко, как на поле Стикластадир, и снова она ощутила его дрожь.
— В это время лучше всего спится без крыши над головой. — Голос его звучал хрипло. — Звезды сейчас такие… хоть рукой собирай.
— Тогда пусти меня. — Сольвейг в ответ засмеялась и попыталась освободиться из объятий отца, но в глубине души ее зародилась тревога. На самом деле ей хотелось сказать: «Пожалуйста, не отпускай меня, никогда не отпускай».
— Ну что ж, Сольва, оправляйся.
За их хутором было возвышение, и туда пошла Сольвейг. Опершись на белесую березку — гибкую, как и она сама, — девушка загляделась на фьорд. Вода расплавленным серебром змеилась на север и сияла рыжим пламенем на юге и западе — там, где подступала к заходившему солнцу.
- Жребий окаянный. Браслет - Алексей Фомин - Альтернативная история
- Чёрный властелин - Алексей Шеховцов - Альтернативная история
- Чёрный поручик - Мархуз - Альтернативная история / Историческая проза / История / Попаданцы
- Сын ярла - Андрей Посняков - Альтернативная история
- Европейское турне Кирилла Петровича - Михаил Александрович Елисеев - Альтернативная история / Детективная фантастика
- Тайный брат (сборник) - Геннадий Прашкевич - Альтернативная история
- Черный бушлат - Александр Конторович - Альтернативная история
- Чёрный господарь - Мархуз - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Странник по прозвищу Скиф - Михаил Ахманов - Альтернативная история
- Да здравствует Португалия! - Наиль Анверович Якупов - Альтернативная история / Исторические приключения