Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дина, — сказал Мартин, — ради бога, скажите, что Вы меня слышали.
Мимо проехал фургончик мороженщика, но Дина даже не подняла на него глаза.
— Правда, прыганья через скакалку, конечно, мало, — сказала она, — но для такой крупной кошки, как Алиса, учиться носить палку как-то даже несолидно. По крайней мере, мне так кажется. Так что придется впечатлять жюри скакалкой и бегом на короткие дистанции. Хорошо бы на длинные, но после двадцати шагов Алиса ложится. Приходится ее волочить.
— Дина, — сказал Мартин. — Пожалуйста. Ну пожалуйста.
Дина замолчала.
— Я же вернусь, — сказал Мартин. — Я Вам обещаю. Я просто все выясню. И переделаюсь, или что там. Ты меня породил, ты меня и переделай, или как там этот принцип должен звучать в наши дни. Я Ваш Рыцарь и Боевой Слон, Дина. Ну пожалуйста.
Но Дина все равно молчала.
— Не молчите, — сказал Мартин. — Я умру.
Но Дина продолжала молчать и по очереди скатывала и раскатывала резинки своих полосатых носочков — то на левой ноге, то на правой. Потом опять на левой. Потом снова на правой.
— Я не думал, что Вам это так важно, — сказал Мартин.
— Мне неважно, — сказала Дина.
— Понимаю, — сказал Мартин.
И тут Дина вдруг вскочила. И закричала:
— Вы ничего не понимаете! Дурацкий слон! Дурацкий идиотский слон! Уезжай куда хочешь к чертовой бабушке в дурацкую Индию! Зачем ты вообще приезжал, дурацкий идиотский слон! Уезжай и никогда больше не приезжай!!!
— Дина! — сказал Мартин и от ужаса и боли стал размером с большую собаку.
— Уезжай к чертовой бабушке! — завопила Дина и бросилась бежать.
И тут Мартин увидел машину.
И понял, что бежит за Диной. Он даже не думал, что можно так бегать.
А потом он увидел, как Дина взлетает в воздух. И почувствовал, что ему страшно больно. Так больно, как будто его тело распалось на части.
А потом стало темно.
Глава 5
— А теперь «Сурка!» — попросила Дина, и Мартин спел «Сурка». Дело было теплым воскресным вечером в самом начале осени, только-только начало темнеть, они сидели на крыше, но это была другая крыша, потому что Дом С Одной Колонной давно требовал ремонта, и этим летом они наконец собрались переложить кровлю. Теперь крыша была красной, а посередине был надежно привинчен удобный диван и маленький столик, и Мартин с Диной пили чай с абрикосовым вареньем, потели и отдувались. Потом Дина встала и подошла к краю крыши, и Мартин подошел следом за ней. Дина присела на корточки, а Мартин забрался к ней на колени, и они стали смотреть вниз. Мимо проехал мороженщик, его фургон переливался удивительными цветами, а на крыше извивались длинные антенны. Они улавливали сигналы тех, кто жил в ближайших домах: кому рожок с клубничным шербетом, кому тройной «гляссе», а некоторые были любителями ледяной крошки со вкусом односолодового виски. В доме напротив зажглись окна, и они увидели, как очень похожий на Лу молодой человек и какая-то девушка машут им руками. Дина растерянно посмотрела на Мартина и сказала:
— Я не помню, когда Лу переехал.
Потом она огляделась вокруг и вдруг сказала:
— Мартин? Почему наша крыша красная, а не зеленая?
Она сняла Мартина с колен и медленно поднялась. Она посмотрела на свои взрослые руки с накрашенными ногтями, на незнакомое платье, поднесла к глазам прядь длинных темных волос и испуганно спросила:
— Мартин, что все это такое?
— Это мы, Дина, — сказал Мартин. — Это же мы.
Потом вдруг рассвело.
* * *— Этого не может быть, — сказал доктор Циммербург и укусил себя за ноготь, — этого не может быть, но это есть. Хотя этого совершенно не может быть. Но это, безусловно, есть.
— Он… умер? — едва слышно спросила Ида.
— Он умер. Но он не умер, — сказал доктор Циммербург и уронил очки. — Понимаете, он ожил.
— Ожил? — медленно переспросил Марк.
— И зажил. То есть зажило. Я хочу сказать, все зажило. Как на собаке. Я имею в виду, на слоне. На вашем слоне все зажило, как на собаке. Вот что я имею в виду, — сказал доктор Циммербург и подпрыгнул.
— Господи, какое счастье! — закричала Ида.
— Подождите, — сказал Марк, — ожил. С ума сойти. Какое счастье. Но как это — ожил?
— Понимаете, — сказал доктор Циммербург и яростно почесал себя в затылке, — кажется, Мартин бессмертный.
Глава 6
Когда измученные переживаниями и волнением Марк, Ида, Джереми и Лу поздней ночью вернулись из больницы домой, навстречу им с крылечка Дома С Одной Колонной поднялась фигура в аккуратной синей униформе.
— Миссис Робинсон! — изумленно сказал Лу.
— Да уж решила вас дождаться, — сказала старая почтальонша. — Ничего не рассказывайте, все знаю, моя подруга Бетси там старшая медсестра, и уж если она что рассказывает, то будьте уверены, ничего не упустит, я уже ей даже сказала однажды, ты бы, Бетси, как начнешь говорить, думала, когда закончить, а то жить мне не так уж много осталось, могу до конца твоей истории и не дотянуть, — так вот она мне рассказала, как доктор Циммербург глазам своим не верил, умер бедный слоник, он даже заплакал, ведь его весь город уж так любит, и доктор его сколько лет пользует, а тут ему и говорят: «Доктор, да смотрите же!» — а раночки-то все затягиваются, Бетси мне говорит, медсестра-то чуть даже в обмотрок не хлопнулась, да и доктор тоже с тех пор вроде нормально ходит, а то все возьмет да и подпрыгнет, а Мартин, бедняжечка, как глаза открыл, так сразу, «Дина! Дина! Где Дина?» — Бетси мне говорит, а сама чуть не плачет, бедная девочка, только он ее и спас, но все равно кома есть кома, ох, и не говорите ничего, сама все знаю, дай ей бог, бедной девочке, я буду за нее молиться, так-то.
— Спасибо, миссис Робинсон, — устало сказала Ида.
— Телеграммка-то, — сказала старушка.
— Какая телеграммка? — удивился Марк.
— Ох! — сообразила Ида. — Это, наверное, ответ от мамы с папой. Про Мартина.
— А, — сказал Марк. — Ответ.
— Давайте сюда, — сказал Лу, и на этот раз миссис Робинсон беспрекословно отдала ему телеграмму.
В телеграмме было написано:
«ДОРОГИЕ ДЕТИ! ОКАЗЫВАЕТСЯ, МАРТИН БЕССМЕРТНЫЙ. ЭТО МОЖЕТ СОЗДАТЬ СЛОЖНЫЕ СИТУАЦИИ.»
Марк пожал плечами, Ида проверила, заперта ли машина, Джереми аккуратно вытер ноги о придверный коврик, миссис Робинсон помахала Смит-Томпсонам на прощанье, Лу скомкал дурацкую телеграмму и сунул ее в задний карман штанов, и все пошли спать.
Глава 7
— Много кого видел, — сказал голос, и Мартин посмотрел вниз, пытаясь разглядеть в темноте того, кто к нему обращается. — Собак, понятное, дело, видел, хотя их не пускают. Кошек видел, хомячков, ясное дело, морских свинок. Рыбок видел, их пускают, между прочим, даже в палаты. Один раз видел палочников в банке. Но слона не видел.
— Ты кто? — шепотом спросил Мартин.
— Рузвельт, — сказал голос.
— Лично? — опешил Мартин.
— Нет, призрак, — сказал голос.
— Все совсем плохо, — сказал Мартин. — То есть все и так совсем плохо, но что все настолько плохо… У меня начинается великая депрессия.
— Дурак, — сказал голос, — я не президент. Я собака. У меня просто с лапами были нелады.
— Говорящая собака, — сказал Мартин. — Много лучше.
— На себя посмотри, — сказал Рузвельт. — Я ж тебе говорю — призрак.
— Ах да, — с облегчением сказал Мартин, которому уже случалось беседовать с призраками животных, — здравствуйте, Рузвельт.
— Ты Мартин, — сказал Рузвельт, — я тебя знаю. Ты ее слон.
— Да, — сказал Мартин, — я ее слон.
— Респект, — сказал Рузвельт. — Кто-кто, а я тебя понимаю. Правда, ради меня никто койку во двор тащить не стал.
— Я думаю, — сказал Мартин, — это они все-таки не ради меня, а ради нее.
Дело в том, что разговор Мартина с псом-призраком Рузвельтом происходил в четыре часа утра, и беседовали они действительно на больничном дворе. Потому что когда Мартин узнал, что Дина лежит в коме, он от ужаса и волнения начал расти и едва успел выбежать на больничный двор прежде, чем дорос до размеров самого настоящего слона.
Кома — это очень, очень глубокий сон, такой глубокий, что человека невозможно разбудить никакими способами, пока он не проснется сам. Иногда человек может спать таким образом много лет, а потом проснуться в один день. А иногда такой больной может вообще не проснуться… Поэтому кома — очень опасное состояние. Но врачи считают, что человек в коме не совсем спит. На самом деле он слышит и понимает все, что происходит вокруг него. И поэтому нет ничего лучше, чем когда кто-нибудь очень любящий все время сидит рядом с больным, гладит его руку, рассказывает ему смешные истории, говорит теплые слова и иногда поет про «Сурка» (не очень громко, потому что в больнице не разрешают петь громко).
- Рожденный разрушать - Джереми Кларксон - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- В кварталах дальних и печальных - Борис Рыжий - Современная проза
- Уплывающий сад - Финк Ида - Современная проза
- Вывеска - Дина Рубина - Современная проза
- Итак, продолжаем! - Дина Рубина - Современная проза
- Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Фоер - Современная проза
- Липовая жена - Рубина Дина Ильинична - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза