Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, правда… – Славик коснулся уха. – А я и забыл.
– То есть как «забыли»? Себязабыли?
Они замолчали надолго.
На стене Славик увидел двойной портрет девочек.
– Это же сестра ваша, младшая, я вспомнил!
– Она давно умерла.
Женщина опять замолчала, предоставив ему самостоятельно выходить из ситуации. И Славик, наконец, собрался с силами, чтобы задать главный вопрос: в чем же его вина?
– В чем же моя вина, Августа Игнатьевна? Тут, знаете, так случилось… В общем, мне нужно все знать.
– Вины вашей нет никакой. Я когда увидала вас… Славик… я перепугалась страшно. Не могла поверить, что это случайное совпадение. И уговорила себя, что вас – нет. Но в первый миг… Знаете, я решила, что это онвсе подстроил.
Славик вжался в кресло. «Да она, может быть, того… От возраста и одиночества это бывает».
Женщина рассмеялась низким, хрипловатым смехом заядлой курильщицы.
– Нет-нет. Я из ума еще не выжила. Хотя… разве все мы… – рукой с сигаретой она указала в окно, на противоположные дома. – Разве все мы не сумасшедшие, если живем, как ни в чем не бывало. Ну, так вот… Я, когда вас увидела, подумала, что онспециально нас собирает вместе, чтобы наблюдать за нами было удобнее. Что он держит нас на всякий случай. И, значит, все годы, что я с мужем по военным городкам и местным и гэдээровским моталась, следы, так сказать, заметала, – все насмарку. Знаете, я ведь и замуж за военного вышла, потому что боялась, защиты искала. Я и не любила его совсем, прости меня, Господи… И вот как-то все забываться стало. Да и сама жизнь на коду пошла. А тут – вы.
– Да кто же «он», Августа Игнатьевна?!
– Кто он? А соседа нашего помните?
Славик покачал головой. От той квартиры он помнил темный коридор со шкафами, кухню и ангела…
– Соседа из угловой комнаты не помните? У него еще жена и дочка были, которых он прятал от жильцов.
– Постойте… Это который босиком ходил?
– Тот самый.
– Он в рыбпромхозе каком-то работал, кажется… Я подслушал, случайно, у меня там укрытие было…
– Помню. Рядом с его дверью. Я сама там иногда пряталась.
– Я слышал, как он жене своей говорил, что рыбу динамитом глушили, потому что планы большие «спущены». Это тогда меня поразило.
– Рыбу… Смешно.
– Боже мой! – Славика аж подбросило. – Глушили! Я ведь только что прочитал…
– Вы дедушку моего помните?
Славик зажмурился и увидел в конце коридора, в солнечном квадрате дверного кухонного проема, высокую статную фигуру.
– Про него соседи говорили «из благородных»…
– Еще бы… Дед мой Императорское училище правоведения закончил, служил в Департаменте полиции… Он был хорошим адвокатом. А соседа нашего он сразу вычислил. Бабушке назвал его «гнидой энкавэдэшной», а уж она, перед смертью, мне рассказала… И ведь мог же дед после переворота уехать, и семью увезти, но не уехал. Наверное, когда заштатным юрисконсультом на «Красном треугольнике» пришлось дорабатывать, сто раз пожалел. А про соседа нашего я от деда только одну фразу слышала. Презрительную такую: «Этот, из пожарных рекрутированный».
– Почему «из пожарных»?
– Пожарная охрана в ведении НКВД находилась. А в начале тридцатых кадров уже не хватало. Вот и набирали…
– А как же он деда вашего не… того…
– Я думаю, боялся.
– Разве такое возможно?
– Холопское нутро. Значит, все возможно. Боялся и только злее делался.
– Но как же эта история со мной связана?
– Как с вами личносвязана, я не знаю. Но однажды ночью, поздно, вся квартира спала уже, а я вышла в коридор. Мне в туалет надо было. И вдруг дверь вашей комнаты тихо-тихо так, как в страшном каком-нибудь сне, открывается, и я на пороге вижу соседа. Я испугалась, потому что мы нос к носу оказались, и глаза у него были такие… бешеные, охотничьи…
Сердце у Славика подпрыгнуло к самому горлу и перед глазами закрутились яркие огоньки.
– А в руках у него что-то было?..
– Не знаю. На нем бурка была. Он в кухне еще хвастался, что на юбилей ему подарили. В самые холода он ее дома носил. Не помните? С приподнятыми такими, острыми плечами…
– Так вот оно что… Это, значит, в ту ночь было, когда я ангела видел… Так это я эти плечи спросонок за сложенные крылья принял!.. О-о-о-й! Да что же это такое… – Славик закрыл лицо руками. – А я-то всю жизнь думал, что ко мне ангел прилетал… – Он пригнул голову к коленям и сидел, тихо покачиваясь.
– Ангел… Он схватил меня за волосы и впихнул в шкаф. Я не помню уже, чей это был шкаф. Там шуба висела. Так он меня лицом в эту шубу. Я задыхаться начала, давлюсь, полный рот мокрой шерсти… И он так, руками, больно, по моему телу, как при обыске… По груди, и между ног… А я же девочка совсем, тринадцатый год. Успела подумать, что теперь всё, пойду в канал топиться… А он: «Только пикни кому-нибудь, что меня видела. Я с тебя глаз спускать не буду. Всю твою жизнь. Так и знай».
Она замолчала, вытерла уголки глаз ладонями, взяла из пачки следующую сигарету.
– Вы не представляете, как это на меня подействовало. Когда война началась, я рада была! Сосед здесь остался, их контора всю блокаду продолжала план выполнять… Мы с мамой, сестрой и бабушкой только в начале декабря эвакуировались. Дед не поехал. Он умер, в феврале… Но… – Женщина беспокойно двинулась в кресле. – Мне так неловко, что я спрашиваю. Простите, но все-таки… Как вы оказались в этом доме?
– Я понимаю, все понимаю, Августа Игнатьевна, вы не волнуйтесь… Тут бабушка жила, мама моей мамы. Тогда это тоже коммуналки ведь были. После войны мы, благодаря ей, смогли из эвакуации вернуться в Ленинград. Она нас вызвала. Наша комната на Обводном пропала, ее какой-то военный с семьей занял. Мама судиться и доказывать не могла. Бабушка нас к себе прописала.
– А наши две комнаты за нами остались. Знаете, я так надеялась, что в дом бомба попадет!.. К счастью, когда мы вернулись, егоуже не было. Соседи сказали, он еще в сорок втором, летом, занял бельэтаж, где-то на Староневском. Не знаю, правда ли. А эту квартиру муж получил, когда комиссовали его…Да-да, конечно же, наша с вами встреча – чистая случайность… – И она еще раз испытующе посмотрела Славику в глаза. – Но, раз уж я нарушила обет молчания… Раз уж я заговорила с вами, я хочу рассказать. Теперь я знаю, что вы сможете понять. Вы не курите? Угощайтесь. – Славик бросил курить давно, когда первый раз по-настоящему прижало сердце, но теперь достал из пачки тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой и с удовольствием затянулся. – У нас была дача, и не дача, а развалюха, доставшаяся мужу от деревенских родственников, домик и сотка земли в пригороде, до войны этот пригород дальним мог считаться, а теперь совсем близкий, почти в черте города. Местность красивая, сухая. Песчаники, сосны… Мы там бывали наездами, а как дачу стали использовать с начала семидесятых… После смерти мужа я всё продала… Так вот. Километрах в полутора от нашего дома был военный объект. Засекреченный страшно. Еще в конце тридцатых пустошь огородили зеленым забором, глухим, высоким. Старожилы из местных рассказывали кто что. Одни говорили, что там бактериологическое оружие испытывают, другие про химическое оружие говорили, третьи про секретные опыты над людьми. Иногда там стрельба слышалась. Это охранники ворон стреляли, со скуки, наверное. Ну и собаки сторожевые лаяли. В семидесятых, при нас уже, забор меняли. Знаете как? Старый убрали, а за ним сразу новый стоит, готовенький. Кто-то из соседских детей прибежал, рассказывает, что в заборе дырочка оказалась, от сучка. В нее разглядели часть территории. Да ничего особенного. Лес. Два домика каких-то. Чаны стоят. Может, собак кормить. На другой день тот глазок уже заделан был, с обратной стороны. Рассказывали, еще раньше кто-то на сосну пробовал залезть, посмотреть, что там происходит. Так по той сосне пальбу охранники открыли, и больше никто не любопытствовал. А однажды туда парашютиста ветром отнесло. Военный аэродром был неподалеку. Его отпустили, под подписку о неразглашении. И каждый вечер в одно и то же время к воротам этого секретного объекта подъезжала крытая черная машина. Так продолжалось до восемьдесят девятого года, представляете? – Она замолчала. Взяла новую сигарету. – Хорошо, что Муська не видит, сколько я курю. Она не плохая. Но, знаете, уж слишком хлопочет.
Славик понял, что говорит Августа Игнатьевна о той женщине из соседнего подъезда, которая вроде как опекает ее.
– А у сестры вашей что ж, детей не осталось?
– Дочь. Она хорошая. И тоже несчастная. И, думаю – нет у нее ко мне… чувств родственных, что ли. Но я сама виновата. Редко виделись, пока она росла. А главное… Ведь я после истории с соседом отгородилась ото всех. Так жизнь и прожила… Но я не закончила…В заборе, окружавшем тот объект, кроме ворот была еще калитка. И только один человек выходил через эту калитку и возвращался. Старик-сторож. Он единственный между тем и этим миром курсировал. И походка у него была такая замедленная, прихрамывающая… Местные мужики его подлавливали, поили, думали вызнать, что там, за забором. Но он ни разу не проговорился, сколько бы ни выпил. Лицо у него было… Обычное, никакое. Фуражка со сбитым околышем глаза прикрывала. Вроде, не задевал никого, а местные дети жаловались, что пугать любит. Вдруг со спины подойдет и как крикнет: «Смирно!» Он мимо нашего дома в магазин ходил. Иногда, если я во дворе что-то делала, останавливался, смотрел. Мне всякий раз не по себе становилось. А однажды подошел к самой калитке. Подмигнул так мерзко и спрашивает: «Ну, что, боишься?» Как угодно, а я знаю, это сосед наш был. И до сих пор он ходит…
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Упражнения в третьем способе - Земляк - Современная проза
- Плоть молитвенных подушек - Роберт Ирвин - Современная проза
- Винтаж - Наталия Соколовская - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Соколовская пасха - Анатолий Агарков - Современная проза
- Женщина в мужском мире - Ева Весельницкая - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- «Лимонка» в тюрьму (сборник) - Захар Прилепин - Современная проза
- Трое в доме, не считая собаки (сборник) - Галина Щербакова - Современная проза