Пустота.
Одна лишь пустота, и ничего кроме пустоты…
И только где-то далеко внизу земля, едва видная сквозь легкую пелену облаков. Странное это было дело — гулять по небу. Оно было везде — и над, и под и, вообще, — куда только ни глянь.
Хорошо хоть ветра не было. А кстати, почему, интересно?.. — Осси задумалась. То ли просто улетел он куда-то по неотложным своим делам и пропустил такую интересную забаву, а то ли — так задумано было. И если, так, то неведомым строителям этого шедевра небесной архитектуры — отдельное спасибо и низкий поклон…
– Не устала? — Обернулся на ходу хилависта. Причем ловко он это сделал — будто вывернулся, продолжая, как ни в чем не бывало, катиться вперед. — Или, может, передохнем?
Обалдеть — не встать. Этот занудный гундос мог, оказывается, быть и вежливым и внимательным… Страшно было даже подумать, что еще может скрываться под этой бледно-зеленой оболочкой… Тонкая ранимая душа? Последний романтик? Бродяга и мечтатель?
– Нет, — улыбнулась Осси. Больше, конечно, своим мыслям улыбнулась, чем ему. — В порядке. Ползем дальше.
– Ну, ползем — так, ползем…
Остановиться все-таки пришлось.
А потом еще раз.
Силы понемногу таяли, а ноги, наоборот, — наливались совершенно неподъемной тяжестью, и дальше шагать не хотели ни в какую. Так что приходилось не только их переставлять, но еще и себя уговаривать.
И все же ползли. Потихоньку, явно теряя темп и задор, но ползли. А чтобы хоть как-то отвлечься от этого монотонного до одури занятия Осси вернулась к прерванным размышлениям о странностях и необычностях, имеющих место вокруг нее.
…А еще хорошо, что ступени под ногами не прогибались и ходуном не ходили. Лестница была хоть и невидимой, но на удивление устойчивой. И это, несмотря на колоссальные свои размеры, и вопреки многим действующим законам мироздания, которые кто-то взял и в этом конкретном и отдельно взятом случае отменил. Вот если бы этот кто-то еще перилами озаботился…
«Я думаю — скоро придем», — прервала размышления леди Кай Хода.
– С чего ты так решила?
Хода замялась было, но потом все же выдавила из себя:
«Мне кажется, что тут восемьсот сорок девять ступеней, а эта — семьсот шестнадцатая…»
Вот это заява была! Осси аж с шага сбилась:
– Ты что их считаешь? Ничего себе! А, помнится, кто-то мне говорил, что так только дураки делают.
– Дураки вообще ничего не делают, — тут же встрял хилависта. — И этим, между прочим, очень выгодно от всех остальных отличаются.
«Да я не то чтобы считаю… — попыталась оправдаться Хода. — Скорее — фиксирую. Отмечаю. Это само собой происходит. Машинально…»
– Ну, раз машинально… — усмехнулась Осси. — Это, конечно, совсем другое дело… А почему их должно быть обязательно восемьсот… сколько там?
«Восемьсот сорок девять».
– Во-во. Восемьсот сорок девять… А почему не девятьсот три, скажем?
«Потому что, думаю, что их тут по числу деяний Странника. На них письмена выбиты. На этой вот — «Воздаяние искуплением». Видишь?»
– Видишь, — передразнила Осси. — Ага, как же! Вижу… Я и ступени-то с трудом различаю. Даже не ступени, а блики зеленые… То есть, ты думаешь…
«Да, — Хода не дала ей договорить. — Я думаю, что перед нами, точнее, под нами — Книга Странствий. Ну, не сама, конечно, а ее небесное, так сказать, воплощение. И каждая ступень здесь — как страница из нее. Вот на следующей написано — Гершаве р…»
– Гершавер, — повторила Осси. — Подожди-ка… Град скопищ неверующих… «Он распростер длань свою и расколол небо, и вмерзлая в него молния отделила тьму от лазури… И было так и день и ночь. И еще день… И уверовали сомневающиеся, и воспряли поверившие», — процитировала она.
– Точно, — согласился хилависта. — Так все и было. Пойдем уже?
Но разве можно заткнуть на полуслове Ходу, которая только-только начала говорить?
«А еще дальше написано, — продолжила Хода, не обращая ни малейшего внимания на подрагивающего от нетерпения Ташура, — «Крылья Эйла я»».
– Эйлай? — Осси нахмурилась. — Что-то я такого не помню… Кто это?
– Рыбак, — опередил Ходу Ташур. — Эйлай был рыбаком. Лучшим на всем побережье, но однажды его лодку снесло в открытое море, где он проболтался то ли десять дней, то ли больше… не помню…
– И что? — Заинтересовалась Осси. — А крылья тут причем?
– Притом… — Скрипнул хилависта. — И вообще, ты или слушай, раз уж не учена ничему толковому, или перебивай, — тогда я послушаю… А если уж слушаешь, то делай это молча, потому что когда перебивают я не люблю… Понятно?
– Понятно, — кивнула Осси. — Слушаю.
– И не перебивай.
– И не перебиваю.
– Хорошо… — хилависта выдержал паузу, наверное, специально чтобы убедиться, что перебивать его никто не собирается, а потом помолчал еще немного. Просто так — на всякий случай.
– Так вот. Когда Эйлай уже потерял надежду и почти помирал от голода, холода и всего остального, ему явился Странник и подарил крылья, чтобы тот мог добраться до суши… Вот и получается — крылья Эйлая. Понятно?
Осси кивнула.
– Что ты головой трясешь. Ртом говори. Понятно?
– Понятно, — Осси снова кивнула. — Просто перебивать не хочу, вот и киваю.
– Что значит перебивать не хочу? — Возмутился хилависта. — Как можно меня перебить, если я уже говорить закончил? Ты что, совсем тупоумная? Мало что Книгу Странствий знаешь через, как не знаю что, так еще и разницы между перебиванием и диалогом не чувствуешь?
– А что с ним дальше было? — Попыталась переменить тему Осси. — С Эйлаем, в смысле?
– Что было, то и было, — буркнул хилависта. — Не буду тебе больше ничего говорить.
«А потом, — давясь со смеху продолжила за него рассказ Хода, — он благополучно добрался до берега, зажил нормальной жизнью, но рыбалку свою вскорости забросил, а вместо этого принялся шататься по кабакам, и рассказывать там свою историю, безбожно, кстати, ее при этом перевирая и клянча за это деньги. А когда Страннику все это надоело, он взял Эйлая и зашвырнул его обратно в море, в ту самую лодку и в то самое время».
– И что?
«И все. Больше про него никто никогда не слышал…»
– О, как, — покачала головой Осси. — Жестоко. Хотя, если с другой стороны посмотреть…
«Вот именно, — согласилась Хода. — Если с другой…»
– Ну, вы долго там еще бухтеть будете? — Не выдержал хилависта. — Идти надо. Вон, темнеет уже. А я тут ночью шляться не люблю. Тут звезды, и вообще…
Что тут вообще, он не договорил, но, вот, насчет «темнеет» прав был абсолютно. Прямо на глазах менялось небо. Еще недавно совсем прозрачное и почти невесомое, оно быстро превращалось в невероятно глубокое и холодное, прямо на глазах наливаясь темной синевой и становилось густым — хоть ложкой ешь. А из этой синевы уже начинали просвечивать первые звезды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
