Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стоит ли говорить об этом?..
— Стоит, стоит. Обо всем стоит, что на ваш взгляд кажется важным, — подтолкнул его Вячеслав.
— Видите ли, Раков во время своих визитов к нам явно благоволил к Колчину. Тайно, но благоволил. Я дважды заходил в кабинет к Колчину, когда там находился Раков, и оба раза они при моем появлении резко прерывали разговор. Я, конечно, для них мелкая сошка, мне их дела знать не положено, и все же уж больно ловко у них получалось. Один раз мне удалось поймать конец разговора, но они тут же прервали его и переключились на совершенно другую тему. Явно секретничали как единомышленники. А какие могут быть секретные дела у главного инженера объединения и заместителя директора завода? Вы, наверно, опять скажете, что надо идти от анонимок, а не наоборот, но у меня почему-то только так получается.
— В каких отношениях находился Раков с другими руководителями завода?
— В самых официальных.
— Ну хорошо, — перевел разговор на другое Вершинин, не желая пока заострять внимание собеседника на взаимоотношениях Колчина и Ракова, характер которых его заинтересовал, — оставим Колчина. Мне бы хотелось услышать ваше мнение о Лубенчикове. Успокойтесь. Совсем не в плане возможности написания им анонимных писем, а просто как об организаторе, воспитателе, человеке, ответственном за состояние идеологической работы в таком большом коллективе.
— Тут я могу быть вам полезен. Ваш покорный слуга — член парткома и потому общаюсь с Лубенчиковым чаще, чем с Колчиным или Кулешовым. В прошлом он инженер, окончил институт заочно, опыта партийной работы маловато. Выдвинули его по инициативе директора. Возможно, увидел он в нем организаторские способности. Однако через годок стало всем ясно: не тянет секретарь. Мельчит, уходит от острых вопросов, теряется в конфликтных ситуациях. Взять хотя бы пресловутую историю с директором. Лубенчиков выглядит в ней отвратительно. Он не проявил должной требовательности, твердости характера, на обсуждении занял неопределенную позицию, ходил вокруг да около. То на Кулешова оглянется, то на Ракова. В райкоме партии, где также рассматривали этот вопрос, только мямлил. Тем самым он отдал директора на откуп. И хотя многие его чисто человеческие качества остаются выше всяких похвал, я не могу относиться к нему с уважением.
— Ладно, Константин Сергеевич, о ближайших помощниках мне все ясно, но скажите все-таки, кого вы подозреваете как возможного автора писем?
— Еще раз повторяю: не знаю. Обиженные есть, но сказать на них такое…
— А как, на ваш взгляд, слухи о связи директора с Ефремовой верны?
— Увольте, увольте, Вячеслав Владимирович. Я считаю для себя оскорбительным обсуждать эту тему. Игоря Арсентьевича я уважаю и не стану пачкать его разговорами на эту тему. Потом, такие дела знают только два человека.
— Чудак, — улыбнулся Вячеслав. — Кулешова несколько лет пачкают во всеуслышанье, даже в печатном виде, а вы говорить на эту тему считаете зазорным.
— Пусть это останется на совести людей, которые пишут, а я до слухов или сплетен по столь щепетильному вопросу опускаться не буду.
— Ну, хорошо, — устало сказал Вершинин, — оставим разговор. Я захватил с собой сегодня бумаги, поработать вечерком, среди них и материалы ведомственных проверок вашего завода. Тут и анонимные письма. Взгляните — может вам знаком шрифт пишущей машинки?
Он открыл закладку и, переломив толстый том надвое, передал его Охочему. Тот осторожно взял его и несколько минут внимательно изучал. Потом положил на стол и отрицательно покачал головой. Разговор угас сам собой. Посидев еще с полчаса, Охочий распрощался и ушел.
«Итак, надо подвести итог состоявшейся встрече, — подумал Вершинин, проводив гостя. — Что дал мне визит начальника цеха, на помощь которого я рассчитывал и рассчитываю?» — размышлял он, пытаясь отбросить все незначительное и второстепенное из услышанного сегодня и сконцентрировать внимание на главном.
«Охочий — человек осторожный, исключительно осторожный, — решил Вячеслав, припоминая отдельные фразы и характерные интонации гостя, — и его пугает фельетон: «Криминалист с сельмаша». Теперь многие на заводе, обжегшись на молоке, дуют на воду. Зачем он пришел, что хотел мне подбросить? Линию Раков — Колчин? Но она, скорее, следствие обычных человеческих взаимоотношений — симпатии или неприязни друг к другу. Представить таких людей анонимщиками трудновато. Возможно, что оба они недоброжелательно относятся к Кулешову, их устраивают идущие на него анонимки, они дают им ход, но это не главное, а производное. Нужен непосредственный исполнитель, кустарь-одиночка, съедаемый тайной ненавистью к директору. Где он? Как найти путь к нему? Придется проверять поголовно всех обиженных и недовольных. И все же Охочий — большой хитрец. Ловко он умеет подбрасывать информацию для размышлений».
Сон подкрался незаметно. Вершинин откинулся на спинку кресла и задремал.
ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР
Инесса Владимировна Кулешова выглядела несравненно лучше. Болезненная желтизна, прежде резко бросавшаяся в глаза, сейчас почти исчезла. Она как бы смягчилась, отступила внутрь, больше напоминая остатки южного загара. Изменилась Кулешова не только внешне. Не осталось следа прежней растерянности. Она выглядела как человек, решившийся на отчаянный шаг и спешащий сделать его поскорей.
Для Вершинина ее визит был неожиданностью. В его планы не входила встреча с ней. Он понимал, что любой разговор рано или поздно коснется сплетен о связи Кулешова с Ефремовой, и хотел оградить Инессу Владимировну от этого. Но она пришла сама. Судя по ее настроению, разговор предстоял серьезный и, как он смутно догадывался, скорее всего на тему, от которой ему хотелось бы уклониться.
— Вы по поручению Игоря Арсентьевича? Он что-нибудь просил передать? — вежливо поинтересовался Вершинин. — Как его здоровье?
Первый вопрос Кулешова пропустила мимо ушей.
— Игорь Арсентьевич чувствует себя лучше, — дрожащим от волнения голосом ответила она на второй. — Вчера ему разрешили полежать на боку. Однако поддаваться иллюзиям преждевременно: обширный инфаркт.
— Главное, первый месяц, а потом он пойдет на поправку, — неуклюже попытался успокоить ее Вершинин, — сейчас ведь у него состояние удовлетворительное.
— Это заболевание полностью излечить невозможно: поражено сердце, — твердо сказала Кулешова, не реагируя на попытку следователя успокоить ее. — Кто скажет, когда может произойти самое страшное — через минуту, через день, через месяц. Но я к вам по другому поводу. Я пришла по собственной инициативе, втайне от мужа. Я хочу поговорить откровенно. Мне известно ваше намерение восстановить доброе имя Игоря…
— Если говорить точнее, — прервал ее Вершинин, — я должен восстановить объективную истину.
— Для меня это одно и то же, — упрямо возразила она, — ибо я уверена — объективная истина и заключается в восстановлении его доброго имени, которое он не запятнал. Игорь Арсентьевич — человек кристально честный, прекрасный семьянин, и я рада, что именно он стал моим мужем, — с вызовом заключила Кулешова, словно ей возражали.
Озадаченный таким поворотом разговора, Вершинин внимательно посмотрел на собеседницу. Она покраснела.
— Извините меня. Я волнуюсь. Сейчас многие ставят, под сомнение эти качества Игоря, вот почему мне невыносимо обидно, вот почему я волнуюсь.
Вячеслав переждал, пока она успокоится, стараясь не замечать дрожащих рук и покрасневших глаз.
— Извините, Инесса Владимировна, — сказал он, когда Кулешова успокоилась. — Меня удивляет ваша уверенность. Разве вы в курсе производственных дел Игоря Арсентьевича?
— Производственных? — удивилась она. — Конечно, нет. Вернее, постольку-поскольку.
— Тогда, почему вы так уверены?
Кулешова помолчала.
— Я пришла говорить с вами не о недостатках в работе мужа, о которых тоже много пишут, — тут вы разберетесь лучше меня, я хочу говорить о другом, — она опустила глаза. — Распространились слухи о связи Игоря с какой-то женщиной.
Кулешова решительно открыла лакированную сумочку и достала из нее конверт.
— Вот, — положила она его на стол, — я получила это письмо еще до болезни Игоря. Он о нем не знает и не должен знать.
По привычке Вершинин осторожно взял конверт за уголок и положил перед собой. Нарочито корявым почерком на нем был выведен адрес Кулешовых. Вместо обратного стояла загогулина. Достав письмо, он аккуратно расправил его линейкой на столе. Почерк оказался тем же, что и на конверте:
«Где твои глаза, неприступная директорша? Думаешь, Игорек носит тебя на руках? Ошибаешься. На руках он носит Ольгу Ефремову, заводскую красотку. Она намного моложе тебя, живет без мужа и всегда готова приветить твоего любвеобильного супруга. Он тоже в долгу не остается. Сделал ей отдельную квартиру, обставил, одарил дорогими подарками и теперь тешится с ней. Это знают все. Над твоей глупостью смеются от души, и первая — Ольга. Пари в небесах с рогами на лбу».
- Репетиция убийства - Фридрих Незнанский - Детектив
- Кровь и сахар - Лора Шепард-Робинсон - Детектив / Исторический детектив
- Призрак - Роберт Харрис - Детектив
- Раскол - Рагнар Йонассон - Детектив / Полицейский детектив
- Портрет с одной неизвестной - Мария Очаковская - Детектив
- Загадочное происшествие в Стайлзе - Кристи Агата - Детектив
- Два раза в одну реку - Екатерина Островская - Детектив
- Рыцарь справедливости - Алексей Макеев - Детектив
- Черные Земли - Белинда Бауэр - Детектив
- Не будите спящую собаку. Книга вторая - Сергей Глазков - Детектив