Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он положил трубку, но не сразу смог перейти к каким-то действиям. Так же, как распирает желудок проглоченная второпях пища, непереваренные мысли и чувства ворочались и толкались в его голове, подросток и сам не заметил, что грызёт ноготь на большом пальце. Неожиданно мелькнули картины похорон деда: «В футболке и шортах нельзя!» Он кинулся на второй этаж. Переодевшись в школьную форму, он перед зеркалом завязал галстук, смазал волосы муссом и пригладил их щёткой, а когда привёл в порядок свой внешний вид, открыл ящик стола и сунул в карман вынутую оттуда пачку денег.
Спустившись с лестницы, он встретился глазами с братом и завопил:
— Как ты надоел! — Но это была не злоба, а отчаяние.
Снова взбежав на второй этаж, он влетел в комнату брата, достал из шкафа белую рубашку и синие брюки, снова спустился вниз и принялся переодевать Коки.
— Бабушка умерла. Это не твоя бабушка, Коки. Умерла бабушка Сигэ. — Повторяя это, точно в бреду, он надевал на брата носки.
Когда подросток и Коки вышли из такси, стоявший перед входом в «Золотой терем» Канамото выплюнул сигарету и загасил её подошвой ботинка.
— Я из больницы — прямо сюда. С утра ведь ничего не ел. Не то чтобы какое-то предчувствие, но захотелось поесть лапши у старика. А тут говорят, что на рассвете она умерла… Пошли. — Он через силу улыбнулся, хотя по лицу было видно, что готов заплакать.
Они вошли. Сидевшие за стойкой и вокруг двух столов с пивом и сакэ хозяева соседних лавочек, проститутки и просто случайные посетители, как по команде, уставились на подростка и на Коки.
— Подожди здесь. На улицу только не выходи! — велел подросток брату.
— Я с ним побуду. А ты пойди на второй этаж, — сказал Канамото.
— Для меня она совсем незнакомая. А Кадзуки пригласили к покойнице, так что пусть он идёт поскорей. — Коки уселся у стойки на табурет из алюминиевых трубок. — Я буду всем наливать. Канамото, ты купишь вина? — Он положил руку на плечо сидящего рядом мужчины.
Канамото глазами сделал подростку знак, чтобы тот поднимался на второй этаж, а сам зашёл за стойку, вынул из холодильника бутылку пива и открыл её.
— А этот-то кто? — спросил у Канамото мужчина, которого Коки обнимал за плечи.
— Я Коки. А вас, дяденька, как зовут?
— Странный ты, паренёк. Я не тот человек, чтобы здесь представляться, ну да ладно, зови Кимурой.
Коки у каждого спросил имя. Одни стеснялись, другие изумлялись, а кто-то принялся хлопать в ладоши, и в результате все собравшиеся назвали свои имена. Коки с первого раза их запомнил и, наливая пиво, обращался к каждому гостю.
Подросток поднялся по лестнице и открыл дверь. К нему повернула лицо женщина, которая сидела и махала веером: она обмахивала не то покойную, не то сидевшего рядом старика. Разинув рот, она выставила свои кривые зубы — это была проститутка Рёко.
— Ой, да это Кадзу-тян! Пришёл? Вот бабушке-то радость, хорошо, что пришёл… — Она потянула подростка за руку, как обычно поступала со своими клиентами. — Бабуля, вот и Кадзу-тян! Кадзу-тян пришёл! Хорошо, да? Бабуля, ты поняла? Кадзу-тян! — кричала она, обращаясь к покойнице. — Давай-ка, Кадзу-тян, садись вот сюда, рядом с бабушкой… — Со слезами на глазах Рёко перевернула подушку для сиденья, чтобы подложить подростку.
Лицо старухи было прикрыто старым застиранным японским полотенцем тэнугуи. Рёко приподняла его, и стали видны запавшие под рукой смерти глазницы и щёки, высохшая, как у мумии, кожа.
— Как куриные косточки, из которых она варила бульон для своей лапши, но выражение личика будто у младенца. — Рёко поправила покрывало, и стало видно, что старуха наряжена в кимоно цвета сакуры с белыми хризантемами по подолу. — Это в комоде лежало, в самом углу. Дедушка сказал, что оно не годится, мол, как У «ночных пташек» или у уличных зазывал, но я надела. Какие ещё «ночные пташки», и слово-то старинное…
Наверняка с этим кимоно что-то связано, может, это было её приданое.
В комнате было так влажно и душно, что бросало в пот. Ярко блестело лицо Тихиро, которая, сидя на пятках в церемонной позе, постоянно дёргала шеей, чтобы вернуть на место клонившуюся ко сну голову. И Рёко, и старик были в испарине, только у покойной лицо и руки были совершенно сухими, ни капельки пота — это поразило подростка. Завёрнутая в розовое кимоно старуха напоминала обезьянку, что водят за собой бродячие артисты, но если её в таком виде поместить в кумирню, наверняка она смогла бы стать буддой… Подросток невольно сложил руки, словно собирался помолиться, а потом украдкой сжал и погладил запястье, похожее на узловатую ветвь сухого дерева.
— Дедушка, Кадзу-тян пришёл, ты понял? Дедуля, ты-то у нас ещё не умер? Деда! — Рёко хлопнула старика, сидевшего в ногах у старухи, веером по руке. — Ну что ты с ним поделаешь! Всё на других свалил. Мы ведь разделили обязанности: кто за врачом пошёл, чтобы выписать свидетельство о смерти, кто понёс это в мэрию, чтобы получить разрешение на кремацию… — Она вдруг прищёлкнула языком, словно вспомнила о чём-то срочном. — Извините, я на минутку!
Рёко вышла из комнаты и чрезмерно громко, привлекая к себе внимание, стала спускаться по лестнице вниз.
— Зря ты сюда пришёл, — буркнул старик, не глядя в лицо подростка.
— Вентилятор ещё не принесли? Если не поставить там две или три вертушки, бабуля провоняет. Давайте-ка, вот вы, соберите по соседям! — гремел на первом этаже голос Рёко.
— С чего такое воодушевление? Провожаем ведь, нынче последняя ночь, «цуя», а ей праздник! Бабуля ещё и через реку не перешла… — едко заметил кто-то, и в ответ раздался смех.
Подросток не был твёрдо уверен, что он действительно грустит о кончине бабушки Сигэ, скорее, в нём бурлило иное чувство, больше похожее не на печаль, а на злость.
Так не должно быть! Это странно, что жизнь бабушки Сигэ на этом кончится и её забудут. Кто-нибудь должен был оплакать смерть бабушки Сигэ! Но кто должен? Этого подросток и сам не знал.
— Позвони в винный магазин, пусть принесут пива и сакэ. Скажи, чтобы принесли вдоволь, сколько надо, — проронил старик, и Тихиро, не говоря ни слова, встала и вышла из комнаты.
Когда умирает человек — что нужно делать? Подростку представилось, что по реке Оока медленно плывёт к морю розовая лодочка, множество людей по берегам реки машут ей на прощание руками, а в лодочке, утопая в белых хризантемах, лежит бабушка Сигэ.
— Иди-ка ты домой! Бабушка и так уже сможет переродиться в будду. — Старик впервые посмотрел подростку в лицо.
— Я же говорил, надо было в больницу…
Подросток спустился вниз и увидел, что хозяева лавочек и закусочных квартала Коганэ уже пустились в шумную многолюдную пирушку, похожую на совместные соседские пьянки под навесом, специально устраиваемые местным комитетом самоуправления в дни праздников. Коки, которого подросток впервые видел в таком приподнятом настроении, рассыпал повсюду свой звенящий смех, и проститутка из Таиланда, кокетливо хихикая, целовала его в лоб и щёки, оставляя следы своей губной помады.
— Я отвезу вас, — предложил Канамото, но подросток покрутил головой.
Он вовсе не держал зла на пьяных и галдящих хозяев окрестных заведений. Хотя и не было заметно, чтобы они скорбели по покойной бабушке Сигэ, но, наверное, они вот так, на свой манер, выражают соболезнования. А может, им кажется, что они пьют сакэ, которое налила им бабушка Сигэ? Глядя на Тихиро, которая носилась по всему залу, как ополоумевшая мартовская кошка, подросток подумал, что в неё вселился дух бабушки Сигэ.
Никто и не заметил, как за стойкой появилась фигура старика в белом фартуке.
— Дед, ты чего, за дело принялся?
— Первый раз слышу, чтобы в день, когда умерла жена, хозяин варил лапшу…
— Да ладно тебе, дедушка, иди сюда, выпей!
Старик поставил на огонь кастрюли, в которых он варил бульон и лапшу, и принялся крошить лук и нарезать пряную свинину.
— А караоке здесь нет? — закричал кто-то, и тут же другой голос отозвался:
— В «Мимико» есть!
Трое или четверо мужчин побежали в «Мимико».
— Дедушка-лапша кто не есть будет? — вопрошала на своём загадочном японском какая-то филиппинка.
Тут же Тихиро принялась разносить по столам дымящиеся плошки, по одной хватая их со стойки. Помещение наполнилось свистом всасываемой лапши.
— По-настоящему бы надо постного, поминки всё же… — раздался чей-то голос, но он потонул в чавканье ртов, поедающих лапшу.
Помимо этих звуков издалека послышалось ещё и пение. Кто-то вышел взглянуть:
— Вот это да, из «Мимико» вытащили на улицу микрофон и поют!
Поющие мужские голоса разносились по всем закоулкам квартала Коганэтё, подросток не знал, что это была песня «Ариран».[6]
Закончив петь, мужчины высказали старику слова соболезнования и разошлись, кто-то унёс на себе перепившую Рёко.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Бал. Жар крови - Ирен Немировски - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Ад - Александра Маринина - Современная проза
- Дочь фортуны - Исабель Альенде - Современная проза
- Люди и Я - Мэтт Хейг - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза