недавно перестроенную ресторацию не протолкнуться: здесь трапезничают все уважающие себя аристо Москвы. Огромные граненые купола, панорамные арочные окна и литые металлические светильники на газе возвращают в славное Имперское прошлое и заставляют чувствовать себя потерявшимся во времени снобом.
Швейцары синхронно распахивают высокие дворцовые двери и одаривают меня отрепетированными доброжелательными улыбками. Высокомерно киваю и захожу внутрь — чаевые здесь дают на выходе. Внутреннее убранство не поражает богатством отделки, вернувшийся в моду стиль модерн скорее вычурен, чем роскошен.
— Господин Андрей Викторович Белевский⁈ — с достоинством уточняет представительный распорядитель с лихо закрученными усами и одаривает меня оценивающим взглядом.
— Он самый! — киваю и ставлю заведению жирный плюс за отсутствие у служащих подобострастия. — На мое имя забронирован кабинет.
— Пройдемте за мной, сударь!
Мы проходим в отдельное крыло, минуя основной зал, и попадаем в длинный, тускло освещенный коридор. Двое охранников встречают нас на входе. Просканировав меня профессиональным взглядом, они кивают. Под моим облегающим, сшитым по последней моде фраком можно спрятать разве что тонкий бумажник с парой кредитных карт.
Заходим в третью по счету дверь, а у шестой, последней, стоят еще двое мордоворотов — именно там заседает Князь Шувалов.
Кабинет небольшой, но весьма уютный. В центре расположен круглый стол на шесть человек, по обе стороны от двери стоят резные комоды на кривых ножках, а напротив — панорамное окно во всю стену, выходящее в зимний сад.
— Устраивает, все прекрасно! — сообщаю я распорядителю, поворачиваюсь к нему лицом и касаюсь рукава фрака. — Пришлите-ка мне молодого и симпатичного официанта — чтобы глаза и душа радовались!
— Кого именно, сударь?
— Высокий, широкоплечий брюнет, — говорю я, закатываю глаза к потолку и щелкаю пальцами, будто вспоминая имя. — Кажется, его зовут Евграф…
— Никак не могу, сударь! — распорядитель сокрушенно качает головой. — Сегодня он занят спецобслуживанием в Пушкинском зале…
— Можно же совместить⁈ — спрашиваю я, широко улыбаясь, и вкладываю в приготовленную ладонь десятирублевую купюру. — Обещаю, что не буду беспокоить его слишком часто!
— Боюсь, что это невозможно…
— Мне все же кажется, что мы договорились⁈ — я прерываю распорядителя, вручаю ему еще одну ассигнацию, и мои красные контактные линзы на мгновение вспыхивают, подобно радужкам одаренного. — И камеры отключите, будьте добры!
— Конечно, любезный Андрей Викторович! — распорядитель понимающе кивает, с достоинством кланяется и оставляет меня в одиночестве.
Я подхожу к окну. В зимнем саду на все голоса поют спрятавшиеся в густой зелени птицы. Их жизнь похожа на мою: та же комфортабельная клетка, постоянное наблюдение и контроль. Вот только выбор делать не требуется, они всегда на правильной стороне.
Дверь открывается практически бесшумно, и в кабинете появляется официант — веселый черноволосый парень моих лет — Евграф Киреев. У него модная в среде аристо прическа, идеально сидящий фрак и черные лакированные туфли. Если я надену серые контактные линзы, переброшу через руку белое полотенце, и мы поменяемся с ним местами, подлог заметят лишь знающие Евграфа в лицо.
— Вы будете ужинать в одиночестве или кого-то ожидаете? — официант склоняется ко мне и протягивает меню.
— Вас ожидаю, любезный! — подмигиваю и беру в руки тонкий кожаный переплет. — Принесите пока бутылочку «Нового света» и пару бокалов!
— Минуточку! — говорит официант и исчезает, просканировав меня быстрым и опытным взглядом.
Евграф отсутствует довольно долго, видимо, переключившись на обслуживание клиентов в Пушкинском зале. Он хороший парень, но слишком открытый, если судить по его странице в Телеграф. И повеселиться любит весьма. В фаворе у него спортивные машины и Крымское шампанское.
Изначально я планировал обычную схему: грим, полностью имитирующий его внешность, и подмену на длительный период времени, но в последний момент все переиграл. Официант станет моей марионеткой и убьет Шувалова, сам того не подозревая: я хочу доказать себе, что могу обойтись без адреналиновых бурь, будоражащих кровь.
— Извольте, сударь! — Евграф приносит ведерко со льдом, в котором лежит закрытая темно-зеленая бутылка, и застывает у стола.
Парень ожидает. Я должен открыть шампанское сам, да так, чтобы непременно попасть пробкой в хрустальную люстру, окно или канделябр. Астрономическим счетом за повреждение ресторанного имущества принято козырять перед такими же молодыми повесами, как я сам.
— Открой, будь любезен! — распоряжаюсь я, переходя на «ты».
Евграф кивает, практически бесшумно открывает бутылку и заученным движением наполняет хрустальный бокал.
— Второй! — я придвигаю пустой фужер к первому.
Парень снова кивает и наливает игристое с каменным лицом. Пена доходит до края, а затем медленно оседает.
— Давай-ка, брат, выпьем! — предлагаю я.
Берусь за длинную ножку и одним махом выпиваю искрящийся пузырьками напиток.
Ставлю фужер на крахмальную белую скатерть и обращаю взгляд на Евграфа. Официант к своему шампанскому не притронулся. Он с готовностью наполняет мой фужер и вновь застывает недвижимым сфинксом.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я.
— Евграф, сударь! — отвечает парень и впервые смотрит мне в глаза.
— Андрей, — я протягиваю руку и дружелюбно улыбаюсь.
На девушек эта улыбка действует безотказно, проверено, а парень смотрит на меня с кислым лицом и не спешит жать ладонь. Как я и прогнозировал, провокация работает.
— Сударь, если вы хотите свести более близкое знакомство, то у вас ничего не получится! — Евграф краснеет и опускает взгляд. — Я не по этой части…
Фыркаю и опускаю руку. Мои глаза мечут молнии, а на скулах вспухают желваки.
— Я тоже! — с угрозой в голосе говорю я, буравя Евграфа негодующим взглядом. — Ты, никак, меня оскорбил, братец⁈
— П-простите, сударь, я не хотел! — запинаясь, восклицает парень и отступает. — Почти каждую смену подкатывают — спасу нет никакого!
— Будь ты аристо, я бы тебя на дуэль вызвал! — заявляю уже миролюбиво и протягиваю шампанское, закрепляя возникшее в душе парня чувство вины. — Теперь ты просто обязан со мной выпить! В качестве сатисфакции!
Евграф покорно кивает, осушает фужер и вздыхает с облегчением оттого, что легко отделался. Мой каприз невинен и прост в сравнении с тем, что происходит в Яру каждую ночь.
— Прощения прошу, сударь, мне бежать пора! — оправдывается парень и указывает взглядом на дверь. — Его Светлость ждут в соседнем кабинете!
— А ты что ж там, один в услужении?
— Двое нас — барышня князя пожелала, чтобы ее непременно молодые симпатичные парни обслуживали…
— Беги
