Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – признал он, – что есть, то есть. Но вы хоть пытаетесь пробудить к жизни их умы? Вы помогаете им ощутить жизнь как… ну, приключение духа?
Я со смехом возразил, что это невозможно по причине умственной ограниченности среднего ребенка и экономической ограниченности средней семьи. Однако заметил, что кое-кто из нас к этому стремится и уж совсем немногие добиваются успеха – небольшого и с немногими из учеников. Хотя большинству учителей самим недостает широты взглядов, да и недосуг им заниматься такими вещами.
Виктор вздохнул:
– Да, знаю, знаю. В сущности, мы жестоко деградируем, и конца этому не видно. Невозможно давать образование взрослым, которые не получали достойного образования в детстве, а дать достойное образование детям невозможно из-за нехватки достаточно образованных учителей и отсутствия крепкой образовательной системы, да и без общения с образованными родителями. Предполагается, что образование для взрослых удовлетворяет наивную тягу к культуре. Не скажу, что такой не существует, просто в нашей стране ее задушили. И потому наши курсы, вместо того чтобы привлекать миллионы, едва наскребают несколько тысяч.
Я уверил, что их движение, вопреки всему, совершило чудо.
– О, бесспорно, – согласился Виктор, – в своем роде, и в особенности поначалу, только результаты совсем не те, каких мы добивались.
Я попросил объяснить.
С минуту он молча ел, потом сказал:
– Пионеры нашего великого движения (а оно, как бы то ни было, великое) были романтиками. По одну сторону стояли университеты, культурные учреждения, утонченность, по другую – рабочие, бессознательно стремящиеся к культуре и утонченности, изголодавшиеся по ним, сами того не понимая. Опять же: университеты вдохновляли на бесстрастные, объективные исследования, а рабочие могли обеспечить толчок к коренным социальным переменам. Очевидно, целью нашего движения было свести первое и второе воедино. Пионерам стоило бы подавать культуру рабочим как надо (не в чисто академической форме, а в теплом, человечном упрощении, сохраняющем, однако, академическую точность), и рабочие сами потекли бы к ним. Тогда со временем возникла бы демократия нового рода, в ней у простого человека голова и сердце были бы на своем месте, он в разумных пределах разбирался бы в общественном механизме и в истинных ценностях, мог бы разумно действовать и разумно голосовать. Славная была мечта. К власти наконец пришли бы философы, потому что власть устанавливалась бы народом, а огромное большинство его было бы философами. Что ж, даже одного философа создать непросто, что там говорить о сорока пяти миллионах.
Я заметил, что он преувеличивает. Целью было создание не философов, а ответственных граждан. Я доказывал, что в обычном человеке есть все необходимое, чтобы при достойных условиях он был бы ответственным гражданином.
– О, еще бы, – кивнул Виктор. – Все необходимое было у него в младенчестве, да вот условия с тех пор складывались неподходящие. – Помолчав, он продолжил: – Но беда не только в этом. Есть еще две. Первая – что лучшие научные умы, люди первого разряда, так заняты исследованиями, так завалены преподавательской и административной работой в университетах, что не берутся за работу с заочниками или делают ее вполсилы. Да и не так многие из них имеют к ней талант; тут ведь, поверь, нужна совсем особая методика, мы только начинаем ее разрабатывать. Вот и получается, что дело делают первоклассные люди, но ученые они далеко не первоклассные: пусть они далеко не глупы, но душа у них не лежит к академической науке. Им скорее хочется воспламенять массы. Возьмем, к примеру, меня; хотя я, пожалуй, ниже среднего уровня – мне приходится разбиваться в лепешку, чтобы хоть как-то справиться с работой.
– Важно ли, что они не первоклассные ученые? – перебил я. – Они должны преподавать основы, а не вдаваться в тонкости. Учительский талант для них важнее. А у тебя, ручаюсь, он есть.
– О да, – признал Виктор. – Учительский талант очень важен, но и научная компетентность тоже. Без нее не всегда можно достойно ответить как на честную критику, так и на пропагандистские лозунги – не будет адекватного понимания вещей. И тут вступает вторая беда, более серьезная. Самая мысль преподавать основы культуры, фактически «университетский стандарт», не вдаваясь в подробности, неосуществима. Все равно что пытаться съесть пирожок так, чтобы он остался цел. В результате кое-кто из наших взрослых учеников, загипнотизированный академическим идеалом, впадает в излишнюю дотошность, наживает себе несварение желудка и, одержимо стремясь рассмотреть каждый вопрос с обеих сторон, бездействует, оказываясь бесполезным для революции, каковая, что ни говори, наша конечная цель; а другие, нутром почуяв неладное, пуще прежнего цепляются за предрассудки и пропаганду.
Тут Виктор заметил, что моя тарелка опустела, а к своей он едва притронулся. И он яростно набросился на еду, пока я размышлял, как бы вернуть его к сути разговора. Когда он закончил и официант подошел забрать тарелки, Виктор спросил его:
– Вам здесь хватает времени на чтение?
– Маловато, – ответил тот. – Здесь я читаю только по-английски, мне это трудно.
Я спросил, что он читает.
Тот, укоризненно пожав плечами, назвал:
– Лорд Байрон, Шекспир (это трудно), Милль («О свободе»), Бертран Рассел («Счастье»). Только почему же, – оживившись, добавил он, – англичане не читают собственную литературу?
Виктор торжествующе усмехнулся:
– Да потому, что их со школьной скамьи учат ее ненавидеть.
Я все больше удивлялся: неужели Виктор приехал в Лондон ради этого разговора, и за сладким намекнул, что пора переходить к главному. Вместо ответа он вернулся к прежней теме:
– Не подумай, я не говорю, что мы даром тратим время. Как первый шаг наша работа достаточно важна. Мы не создаем просвещенную демократию, зато создаем… чуть не сказал «элиту рабочего движения», но лучше сказать – социально информированную элиту, хоть отчасти представляющую важность образования. Предвижу время, когда в Палате общин будет доминировать Рабочая партия, члены которой и возьмутся за создание просвещенной демократии. Но и они не справятся, не создав новой формы образования для взрослых – не подделку под университетские курсы, а движение с новыми целями и методами, гораздо более свободное и неформальное. Да, если эти просвещенные члены Рабочей партии возьмутся за ум, они потребуют ввести обязательное образование для взрослых.
Тут я вспылил, сказав, что настоящее образование не может быть принудительным.
– Ты слишком упрощаешь, – ответил Виктор. – Это утверждение – фундамент нашего движения, но я в нем начинаю сомневаться. Рано или поздно нам придется от него отказаться, иначе мы так и не доберемся до тех, кому образование нужнее всего. Конечно, принудив их, мы должны будем добиться, чтобы они радовались
- Миры Рэя Брэдбери. Том 5 - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Из смерти в жизнь - Олаф Степлдон - Научная Фантастика / Социально-психологическая / Разная фантастика
- Новые Миры Айзека Азимова. Том 3 - Айзек Азимов - Научная Фантастика
- Экологическое равновесие (сборник) - Джеймс Шмиц - Научная Фантастика
- Собор (сборник) - Яцек Дукай - Научная Фантастика
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Монизм вселенной - Константин Циолковский - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Американская фантастика. Том 1 - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Антология - Павел Вежинов - Научная Фантастика