Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Витя обернулся на заднее сиденье, Галочка спала, свернувшись клубочком, и будить ее не хотелось. Братченко встретил ее, когда выходил из подъезда дома Финка: Галочка как раз возвращалась домой с работы, задумчиво, почти не моргая, цеплялась взглядом за фасады домов. Витя увидел ее издалека, едва она свернула на Солянку, если честно, он уже минут десять стоял здесь, возле арки, дыша вечерним свежим воздухом. У него не было сомнений, что вот сейчас она вынырнет из-за угла, он буквально чувствовал, как она пересекает под землей Китайский проезд, идет по площади Ногина, мимо отреставрированной церкви, вдоль двухэтажных вековушек, по узкому тротуару, пропускает троллейбус, переходит улицу и появляется в поле его зрения.
Она взвизгнула, когда Витя, просунув руку в окошко машины, посигналил ей. Отскочила и чуть ли не прижалась к пыльному фасаду нежилого дома. Потом взгляд ее сконцентрировался, и она, уже осознав, что Витя стоит рядом и улыбается ей, заплакала. Только теперь он сообразил, что у Гали нервное перенапряжение и ее не стоило так неосторожно пугать.
Было восемь часов. Он открыл дверцу, взял у нее сумку и бросил на заднее сиденье.
-- Садитесь.
Она безропотно села. Когда они уже переехали на замоскворецкую сторону Москвы-реки, оставив за спиной красную раковину Кремля и перламутровое розово-сизое небо, он сказал ей:
-- Поедем за город. У меня там дела, а вы воздухом подышите.
Галочка села на краешек сиденья, обняла руками переднюю спинку, вздохнула:
-- Поехали.
Теперь Витя смотрел, как беззвучно она спит, жевал бастурму и думал, как же ему выполнить задание Серафимы и в каком порядке.
Серафима еще раз позвонила ему и сообщила адреса дач всех четырех, выходит, подозреваемых.
Овечкин снимал коттедж на территории бывшей дачи МГК, ныне в правительственном санатории "Вилла Переделкино". Это на той стороне железной дороги. Впрочем, переезд, а следовательно, и поворот к санаторию Витя уже проехал. Ладно, он проникнет туда на обратном пути, придется повозиться, в крайнем случае перелезет через забор. По информации Серафимы, дачу Овечкина найти легче всего -- она стоит прямо на берегу пруда, в стороне от остальных коттеджей. Если идти по главной аллее, она как раз и приведет к даче, даже упрется в нее. Так ему объяснили.
Теперь Похвалов. С ним все ясно. Хоть и охраняется дача тройным заслоном, да и внутри народу полно, если идти через лес, пройти в Переделкино можно. Витя видел позавчера гулявших по тропинкам в лесу. Никто их не останавливал. Да и с охраной будет полегче, у него все-таки удостоверение прокуратуры, хотя и нет постановления на обследование земли и проникновение в чужие владения.
В Переделкине должны дежурить оперативники из управления. Сторожат Похвалова. И телефон на прослушке. Но где именно они расположились, Братченко не знал.
Дача Финка самая дальняя, здесь придется выехать на Минское шоссе и проехать до поворота на Переделкино с севера, -- через сто метров там покажется поселок Буденновское, принадлежащий Министерству обороны. В нем Финк успел захватить участок еще семь лет назад. Участки охраняются здесь лишь на въезде. Есть номер дачи Финка и название улицы. В крайнем случае есть Галя, она была когда-то здесь, выполняла поручение шефа.
Далее (бастурма как раз кончилась) место жизни и отдыха Мошонко. Почему они все живут на дачах? Зачем государству их здоровье? Для кого стараются? У Мошонки С.Ф. свой небольшой санаторий в Баковке. Да-да, неподалеку от фабрички, где еще во времена социализма делали презервативы, так, на всякий случай, если в нашу страну заглянет вдруг мощный и изощренный капиталистический секс. Территория этого санатория прилегает к территории писательского городка, поэтому санаторий Мошонки, где он обитает один с дочкой и обслугой, найти ночью в лесу, где плохое освещение, и где кроме всего расположилось еще несколько деревень, будет проблематично. Тем более на санатории нет никаких опозна-вательных знаков, что он выкуплен в собственность Главным государственным распорядителем Российской Федерации на свою зарплату бюджетного чиновника.
Витя выстроил план операции, приготовил целлофановые мешки, в каждый из которых положил бумажку с фамилией. В шашлычной на переезде он стащил алюминиевую ложку, потому что забыл прихватить орудие для рытья земли. Потом присел на корточки и поскреб ложкой утрамбованный берег озера. Наковырять, что ли, во все пакеты земли с этой полянки? Нет, на халяву он не пойдет! Надо работать!
Он сел в машину и выехал на свежеасфальтированную курортную дорожку, ведущую к Переделкину. Вечерний хвойный аромат ударил в открытое окно машины. Галочка приподняла голову, ничего не поняла и заснула снова.
Чем ближе подъезжал Братченко к Переделкину, тем чернее становился вечер. Его уже два раза останавливали инспекторы, он показывал удостоверение, ему отдавали честь. В третий раз пришлось долго объясняться. Преодолев кордон, соврал инспектору, молодому, но очень важничающему пареньку, что он едет не прямо, а влево, к матери, которая проработала на поселок сто пятьдесят лет. Отвязавшись, он и правда свернул влево, объехал забор, отгораживающий территорию поселка от внешнего мира, въехал в дремучий лохматый лес и вдруг обнаружил, что дорога кончилась. Это был не совсем тупик, дорога внезапно превращалась в земляную разбитую колею и уходила в глубь этого черного леса, а забор оставался справа. Братченко взял пакет с бумажкой "Похвалов", удостоверение, пистолет, нет, пистолет спрятал обратно под сиденье, и разбудил Галю.
Она снова испугалась. Вскочила, широко раскрыв глаза, не понимая, почему так темно и где вообще небо, а где земля. Братченко ласково протянул ей бутылочку сладкой воды и объяснил, что ему дали такое задание, которое можно выполнить только нелегально. Поэтому она, Галочка, должна подождать его двадцать минут, и он вернется. Галочка сказала, что она не боится, потому что она закроется, но лучше бы он оставил машину на людном месте. Только теперь Братченко понял, во что он впутал эту женщину.
-- А ты... поспите, так быстрее время пройдет. Я приду и все объясню.
Он пошел вдоль забора, пробираясь сквозь голые ветки кустарников и колючие стебли прошлогодней растительности. Пройдя метров сто, решил, что пора перелезать через забор. Тут как раз удобное дерево.
Витя подпрыгнул, ухватился руками за толстую ветку, подтянулся и сел верхом на склонившийся к забору ствол. Еще немного передвинувшись вверх по стволу, Витя оказался на гораздо большей высоте, прямо над забором, за ним шла чистая сухая дорожка, и снова начинался лес. Было так темно, что только со своей теперешней высоты Витя обнаружил, что за забором тоже растут высоченные сосны, но, к его радости, кое-где между деревьями, достаточно, впрочем, далеко отсюда, теплыми огнями светились окна дач.
Витя соскочил в черную невидимую пропасть, мягко приземлился в канавку с иловым дном и, уже мокрый и счастливый, побежал вперед по дорожке по направлению к светящимся окнам. Дорожка обогнула лесной массив и привела его к дачам. Сначала шли старые, приплюснутые к земле домики за дырявыми плетнями, потом показались красивые, освещенные снаружи кирпичные коттеджи за сплошными деревянными заборами. Вскоре он выбежал на улицу, почти городскую, асфальтированную, с административными зданиями по правую сторону. Витя узнал это место.
Теперь осталось пробежать еще две деревни, три озера переплыть и сразу за развилкой увидеть дачу Похвалова. Шутка. А если серьезно, оказалось, что внутри бывшего санатория "Переделкино" есть еще один забор, за которым начинается уже собственно территория тоже бывшего Управления делами ЦК КПСС, где арендуют дачи различные органы и члены. Проезд на территорию охраняли постовые с помощью шлагбаума и хорошей зарплаты.
Вите пришлось бежать вдоль забора в обратную сторону, пока забор не закончился. Он закончился так неожиданно, что Братченко не поверил своим глазам. Высокий бетонный забор вдруг разверзся, и перед ним открылся Союз постсоветских, постсоциалистических, но все тех же эдемов за низенькими железными перильцами, вроде метрополитеновских.
Яркая луна освещала футбольное поле и обнесенный сеткой теннисный корт. Братченко мышью прошуршал по пересеченной местности, пронесся мимо какого-то неприлично длинного дачного забора из кирпича и вдруг, сразу же за поворотом, увидел дачу Похвалова. Ну, слава Богу!
Над калиткой, которую Витя с трудом разглядел даже при свете фонаря -так она сливалась с забором, -- он заметил блеснувший глазок камеры. Витя прижался к забору и пробрался к калитке так, чтобы не попасть в поле видимости камеры наружного наблюдения.
Дернул калитку. Калитка поддалась, открылась тихо, плавно. Только стоять бы и забавляться: туда-обратно.
Витя проник на территорию, закрыл за собой калитку. Ночная мгла, да еще тень от забора поглотили его. Он быстро достал из нагрудного кармана пиджака целлофановый пакет и вдруг понял, что одного пакета ему будет мало. Перед ним бежала дорожка к дому, утоптанная, земляная, по краям ее чернел свеженакатанный грунт для цветов, а возле самого крыльца была насыпана мелкая галька. Образцы наверняка нужны с каждой из этих трех частей дорожки, а пакет у Вити только один. Он решительно сжал ложку, нагнулся, накопал в пакет жесткий замерзший грунт с тропинки, потом подбежал к обочине, взял в ладонь мягкий чернозем, теплый от подземного искусственного подогрева, положил его в нагрудный карман пиджака, приблизился к дому, не отрывая взгляда от окон и крыльца, и заграбастал горсть мелких камушков, которые сунул в карман брюк.
- Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган - Русская классическая проза
- Отель «Нантакет» - Элин Хильдебранд - Русская классическая проза
- Пособие по перевороту - Сергей Лукницкий - Русская классическая проза
- Образы Италии - Павел Павлович Муратов - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Разное / Русская классическая проза
- После бури. Книга первая - Сергей Павлович Залыгин - Советская классическая проза / Русская классическая проза
- Ниссо - Павел Лукницкий - Русская классическая проза
- Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 1, 1924-25 годы) - Павел Лукницкий - Русская классическая проза
- Люди - Анатолий Павлович Каменский - Русская классическая проза
- Цыганенок - Ольга Гришина - Прочие приключения / Русская классическая проза
- Рыбацкие мотивы - Анатолий Онегов - Русская классическая проза