Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подняла на меня удивленные глаза:
– Вы не танцуете? Позвольте, но что же вы делаете, когда идете куда-нибудь с дамой?
– Устраиваю танец напитков в глотке. Получается неплохо.
Она покачала головой:
– Мужчине, который не умеет танцевать, я бы сразу дала отставку.
– У вас слишком строгие принципы, – возразил я. – Но ведь есть и другие пластинки. Недавно я слышал очень приятную – женский голос… что-то вроде гавайской музыки…
– О, это замечательная пластинка! «И как же могла я жить без тебя!..» Вы про эту?
– Правильно!.. Что только не приходит в голову авторам этих песенок! Мне кажется, кроме них, нет больше романтиков на земле.
Она засмеялась:
– Может быть, и так. Прежде писали стихи в альбомы, а нынче дарят друг другу пластинки. Патефон тоже вроде альбома. Если я хочу вспомнить что-нибудь, мне надо только поставить нужную пластинку, и все оживает передо мной.
Я посмотрел на груды пластинок на полу.
– Если судить по этому, Эрна, у вас целый ворох воспоминаний.
Она поднялась и откинула со лба рыжеватые волосы.
– Да, – сказала она и отодвинула ногой стопку пластинок, – но мне было бы приятнее одно, настоящее и единственное…
Я развернул покупки к ужину и приготовил все, как умел. Ждать помощи из кухни не приходилось: с Фридой у меня сложились неважные отношения. Она бы разбила что-нибудь. Но я обошелся без ее помощи. Вскоре моя комната преобразилась до неузнаваемости – она вся сияла.
Я смотрел на кресла, на лампу, на накрытый стол, и во мне поднималось чувство беспокойного ожидания.
Я вышел из дому, хотя в запасе у меня оставалось больше часа времени. Ветер дул затяжными порывами, огибая углы домов. Уже зажглись фонари. Между домами повисли сумерки, синие, как море. «Интернациональ» плавал в них, как военный корабль с убранными парусами. Я решил войти туда на минутку.
– Гоп-ля, Роберт, – обрадовалась мне Роза.
– А ты почему здесь? – спросил я. – Разве тебе не пора начинать обход?
– Рановато еще.
К нам неслышно подошел Алоис.
– Ром? – спросил он.
– Тройную порцию, – ответил я.
– Здорово берешься за дело, – заметила Роза.
– Хочу немного подзарядиться, – сказал я и выпил ром.
– Сыграешь? – спросила Роза.
Я покачал головой:
– Не хочется мне сегодня, Роза. Очень уж ветрено на улице. Как твоя малышка?
Она улыбнулась, обнажив все свои золотые зубы:
– Хорошо. Пусть бы и дальше так. Завтра опять схожу туда. На этой неделе неплохо подзаработала: старые козлы разыгрались – весна им в голову ударила. Вот и отнесу завтра дочке новое пальтишко. Из красной шерсти.
– Красная шерсть – последний крик моды.
– Какой ты галантный кавалер, Робби!
– Смотри не ошибись. Давай выпьем по одной. Анисовую хочешь?
Она кивнула. Мы чокнулись.
– Скажи, Роза, что ты, собственно, думаешь о любви? – спросил я. – Ведь в этих делах ты понимаешь толк.
Она разразилась звонким смехом.
– Перестань говорить об этом, – сказала она, успокоившись. – Любовь! О мой Артур! Когда я вспоминаю этого подлеца, я и теперь еще чувствую слабость в коленях. А если по-серьезному, так вот что я тебе скажу, Робби: человеческая жизнь тянется слишком долго для одной любви. Просто слишком долго. Артур сказал мне это, когда сбежал от меня. И это верно. Любовь чудесна. Но кому-то из двух всегда становится скучно. А другой остается ни с чем. Застынет и чего-то ждет… Ждет, как безумный…
– Ясно, – сказал я. – Но ведь без любви человек – не более чем покойник в отпуске.
– А ты сделай, как я, – ответила Роза. – Заведи себе ребенка. Будет тебе кого любить, и на душе спокойно будет.
– Неплохо придумано, – сказал я. – Только этого мне не хватало!
Роза мечтательно покачала головой:
– Ах, как меня лупцевал мой Артур… И все-таки, войди он сейчас сюда в своем котелке, сдвинутом на затылок… Боже мой! Только подумаю об этом – и уже вся трясусь!
– Ну, давай выпьем за здоровье Артура.
Роза рассмеялась:
– Пусть живет, потаскун этакий!
Мы выпили.
– До свидания, Роза. Желаю удачного вечера!
– Спасибо! До свидания, Робби!
* * *Хлопнула парадная дверь.
– Алло, – сказала Патриция Хольман. – Какой задумчивый вид!
– Нет, совсем нет! А вы как поживаете? Выздоровели? Что с вами было?
– Ничего особенного. Простудилась, потемпературила немного.
Она вовсе не выглядела больной или изможденной. Напротив, ее глаза никогда еще не казались мне такими большими и сияющими, лицо порозовело, а движения были мягкими, как у гибкого, красивого животного.
– Вы великолепно выглядите, – сказал я. – Совершенно здоровый вид! Мы можем придумать массу интересного.
– Хорошо бы, – ответила она. – Но сегодня не выйдет. Сегодня я не могу.
Я посмотрел на нее непонимающим взглядом:
– Вы не можете?
Она покачала головой:
– К сожалению, нет.
Я все еще не понимал. Я решил, что она просто раздумала идти ко мне и хочет поужинать со мной в другом месте.
– Я звонила вам, – сказала она, – хотела предупредить, чтобы вы не приходили зря. Но вас уже не было.
Наконец я понял.
– Вы действительно не можете? Вы заняты весь вечер? – спросил я.
– Сегодня да. Мне нужно быть в одном месте. К сожалению, я сама узнала об этом только полчаса назад.
– А вы не можете договориться на другой день?
– Нет, не получится. – Она улыбнулась. – Нечто вроде делового свидания.
Меня словно обухом по голове ударили. Я учел все, только не это. Я не верил ни одному ее слову. Деловое свидание – но у нее был отнюдь не деловой вид! Вероятно, просто отговорка. Даже наверно. Да и какие деловые встречи бывают по вечерам? Их устраивают днем. И узнают о них не за полчаса. Просто она не хотела, вот и все.
Я расстроился, как ребенок. Только теперь я почувствовал, как мне был дорог этот вечер. Я злился на себя за свое огорчение и старался не подавать виду.
– Что ж, ладно, – сказал я. – Тогда ничего не поделаешь. До свидания.
Она испытующе посмотрела на меня:
– Еще есть время. Я условилась на девять часов. Мы можем еще немного погулять. Я целую неделю не выходила из дому.
– Хорошо, – нехотя согласился я. Внезапно я почувствовал усталость и пустоту.
Мы пошли по улице. Вечернее небо прояснилось, и звезды застыли между крышами. Мы шли вдоль газона, в тени виднелось несколько кустов. Патриция Хольман остановилась.
– Сирень, – сказала она. – Пахнет сиренью! Не может быть! Для сирени еще слишком рано.
– Я и не слышу никакого запаха, – ответил я.
– Нет, пахнет сиренью. – Она перегнулась через решетку.
– Это «дафна индика», сударыня, – донесся из темноты грубый голос.
Невдалеке, прислонившись к дереву, стоял садовник в фуражке с латунной бляхой. Он подошел к нам, слегка пошатываясь. Из его кармана торчало горлышко бутылки.
– Мы ее сегодня высадили, – заявил он и звучно икнул. – Вот она.
– Благодарю вас, – сказала Патриция Хольман и повернулась ко мне: – Вы все еще не слышите запаха?
– Нет, теперь что-то слышу, – ответил я неохотно. – Запах доброй пшеничной водки.
– Правильно угадали. – Человек в тени громко рыгнул.
Я отчетливо слышал густой, сладковатый аромат цветов, плывший сквозь мягкую мглу, но ни за что на свете не признался бы в этом.
Девушка засмеялась и расправила плечи:
– Как это чудесно, особенно после долгого заточения в комнате! Очень жаль, что мне надо уйти! Этот Биндинг! Вечно у него спешка, все делается в последнюю минуту. Он вполне мог бы перенести встречу на завтра!
– Биндинг? – спросил я. – Вы условились с Биндингом?
Она кивнула:
– С Биндингом и еще с одним человеком. От него-то все и зависит. Серьезно, чисто деловая встреча. Представляете себе?
– Нет, – ответил я. – Этого я себе не представляю.
Она снова засмеялась и продолжала говорить. Но я больше не слушал. Биндинг! Меня словно молния ударила. Я не подумал, что она знает его гораздо дольше, чем меня. Я видел только его непомерно огромный, сверкающий «бьюик», его дорогой костюм и бумажник. Моя бедная, старательно убранная комнатенка! И что это мне взбрело в голову. Лампа Хассе, кресла фрау Залевски! Эта девушка вообще была не для меня! Да и кто я? Пешеход, взявший напрокат «кадиллак», жалкий пьяница, больше ничего! Таких можно встретить на каждом углу. Я уже видел, как швейцар в «Лозе» козыряет Биндингу, видел светлые, теплые, изящно отделанные комнаты, облака табачного дыма и элегантно одетых людей, я слышал музыку и смех, издевательский смех над собой. «Назад, – подумал я, – скорее назад. Что же… во мне возникло какое-то предчувствие, какая-то надежда… Но ведь ничего, собственно, не произошло! Было бессмысленно затевать все это. Нет, только назад!»
– Мы можем встретиться завтра вечером, если хотите, – сказала Патриция.
– Завтра вечером я занят, – ответил я.
– Или послезавтра, или в любой день на этой неделе. У меня все дни свободны.
- История любви Аннеты - Эрих Ремарк - Классическая проза
- Ночь в Лиссабоне - Эрих Мария Ремарк - Классическая проза
- Станция на горизонте - Эрих Мария Ремарк - Классическая проза
- Время жить и время умирать - Эрих Ремарк - Классическая проза
- Возлюби ближнего своего - Эрих Ремарк - Классическая проза
- Когда горит снег - Александр Перфильев - Классическая проза
- Ученик брадобрея - Уильям Сароян - Классическая проза
- Книга Джунглей. Самая полная история Маугли [Литрес] - Редьярд Джозеф Киплинг - Классическая проза
- Миражи, мечты и реальность - Людмила Салагаева - Классическая проза / Русская классическая проза
- Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер - Классическая проза