Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей Дмитриевич Сахаров и Яков Борисович Зельдович (в ту пору, как и Ю.Б.Харитон, тоже академик и уже трижды Герой Социалистического Труда) были для нас безусловными «мэтрами». В тот период только их да Юлия Борисовича мы на особинку именовали А.Д.С., Я.Б. и Ю.Б. и отмечали, что они сами, говоря друг о друге, зачастую тоже прибегают к этим аббревиатурам. В ходу были и неведомые новичкам термины непривычного звучания. В первые же дни я услышал слово «сахаризация» и по наивности заключил, что за ним скрывается имя М.Саха — автора известной формулы, определяющей степень термической ионизации в газе. Вскоре все разъяснилось: Андрей Дмитриевич обосновал столь существенное явление в «закрытой» физике, что коллеги тут же назвали его по имени автора- «сахаризацией».
Для нас, молодежи, Андрей Дмитриевич и Яков Борисович были новым, удивительным типом академиков. Своим демократизмом, отсутствием даже намека на какое-либо величие или начальственность, доступностью, каждодневным контактом они мгновенно разрушали традиционные университетские представления об академиках как объектах всеобщего почитания и поклонения. Более того, их творческая «кухня» была открыта для всех. Нормальным, обычным явлением была как дискуссия между ними, так и жаркий, на равных, спор у доски с любым из нас. Или же, например, знакомство по предложению самого Якова Борисовича с вычислениями или рукописью по его рабочей тетради. Мы знали, что Андрей Дмитриевич и Яков Борисович отказались от pегуляpных по итогам pабот денежных премий и постоянно перечисляли их, как сказали бы теперь, на благотворительные цели. Наконец, невозможно даже представить, чтобы они высказали какое-то неудовольствие кому-либо из своих сотрудников или, не дай Бог, устроили начальственный разнос. Атмосфера дружелюбия в коллективе была их заслугой, следствием внимания к нам с их стоpоны.
Кабинеты Андрея Дмитриевича и Якова Борисовича были абсолютно одинаковы и располагались друг за другом. Просторные, но далекие от внушительности и без каких бы то ни было излишеств. Каждый из них состоял из рабочего помещения с двумя большими окнами и уютной комнаты отдыха с круглым столиком и двумя зачехленными мягкими креслами. В рабочем помещении — письменный стол, вдоль окон диван, у противоположной стены ряд книжных шкафов. Когда хозяин кабинета усаживался за письменный стол, его взгляд падал на большую, почти вдоль всей стены доску — основное "поле брани" физиков-теоретиков. И, конечно, массивный сейф — обязательный атрибут всех наших рабочих комнат на одного-двух сотрудников, в котоpых также стояли зачехленные диваны и кресла, были непременные доски, письменные столы с телефоном и, как правило, электрическим арифмометром.
Кабинеты наших «мэтров» отличались еще тем, что их стены были покрыты желтым, слегка пахучим пластиком с мелким рельефным рисунком. У Андрея Дмитриевича к письменному столу был приставлен покрытый зеленым сукном длинный стол для совещаний, а в углу, на круглой подставке, стоял единственный на весь наш коллектив аппарат ВЧ-связи. Секретарей, как и телохранителей, ни у Якова Борисовича, ни у Андрея Дмитриевича тогда уже не было.
Эти два кабинета, когда хозяева отсутствовали, становились для нас, новичков, до поры не имевших постоянного места, временным приютом. Наряду с библиотекой и конференц-залом.
Приезд на работу Якова Борисовича всегда был возбуждающим событием. Он лихо подкатывал на своей белой «Волге» к зданию, закладывал энергичный вираж и, дав задний ход, прижимал машину багажником к стене. Так же энергично поднимался на наш этаж и уже в коридоре, направляясь в кабинет, кому-то давал поручения, кого-то, заглянув в комнату, приглашал к себе. И все это — с шуткой, веселым каламбуром.
Андрея Дмитриевича, вышагивающего неспешной, шлепающей походкой от проходной к нашему зданию, можно было заметить издалека. Он обычно отпускал шофера, не заезжая на территорию. Осенью его долговязая фигура в простом длинном плаще или видавшем виды пальто, в неизменной несуразной кепочке была особенно приметна. При этом его галоши не всегда были признаком межсезонья. Он оправдывался, что подвержен простуде и, если не поберечь ноги, сразу страдает горлом.
Мне довелось услышать следующий рассказ начальника караула нашей площадки С.А.Ахтямова, Героя Советского Союза, впоследствии полковника: "Андрей Дмитриевич в галошах мог появиться и в нормальную погоду… К витрине у проходной подойдет, постоит, посмотрит. Вижу — думает о чем-то. Еще не дошел до кабинета, уже работает! Мы старались, чтобы таких людей, как Андрей Дмитриевич, солдат знал в лицо. Идет человек, мечтает! Понимаете? Такие ученые, как Сахаров, видимо, все время работают… Бывали случаи, например с Андреем Дмитриевичем, что вместо пропуска он мог вынуть какую-то бумажку или блокнотик. А солдат ему сразу: „Проходите, пожалуйста!""
Неторопливо направляясь к кабинету, Андрей Дмитриевич, как правило, вышагивал по коридору вблизи стены, с отрешенным видом. После каждых двух-трех шагов он в такт слегка касался ее пальцами, как бы отмеряя какую-то заданную длину. Я никогда не видел, чтобы он нес к себе отчеты, бумаги и уж тем более опечатанный секретный чемоданчик, с получения которого для каждого из нас начинался рабочий день. И если Яков Борисович мог придти на работу в аккуратном ладном костюме и даже иногда с одной Звездой Героя на лацкане пиджака (но никогда с двумя или тремя!), то Андрей Дмитриевич всегда выглядел буднично и не носил никакой атрибутики.
Пожалуй, кроме как на работе или в самолете, мне нигде не доводилось его видеть. Хотя с Яковом Борисовичем в этом небольшом городке можно было столкнуться в кинотеатре, библиотеке, на лыжне или катке, в уютной на три-четыре столика «генеральской» столовой для местной элиты и даже в продуктовом магазине. Яков Борисович вместе с нами участвовал в шумных коллективных встречах Нового года, с легкостью откликался на приглашение и приходил в общежитие разделить какую-либо радость, участвовал в застолье, распивая вместе с нами популярную тогда "кровавую Мэри".
Конечно, жители закpытого городка знали о существовании Андрея Дмитриевича и о его заслугах. Но, за малым исключением, вряд ли кто-нибудь мог узнать его в лицо, кроме взаимодействовавших или работавших вместе с ним сотрудников.
Не случайно с академиком, которому было чуть за тридцать, пpиключилась забавная истоpия. Коттедж Андpея Дмитpиевича находился в зеленой зоне на берегу неширокой живописной реки Сатис и соседствовал с небольшой лодочной станцией. Как-то Андрей Дмитриевич, отплыв от берега, положил весла на борт и сидел, задумавшись. В это время его окликнул с берега какой-то военный: "Эй, парень! Не перевезешь ли меня?!" Оказавшись на другом берегу, военный вручил «перевозчику» за услугу пятерку…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Артем - Борис Могилевский - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов - Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение
- Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Эта радуга, полная звука... Grateful Dead: Все годы - Блэр Джексон - Биографии и Мемуары
- Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему - Соломон Кипнис - Биографии и Мемуары
- Последние дни жизни Н. В. Гоголя - Вера Аксакова - Биографии и Мемуары