Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Матрос Босх, твоя дерзость уступает разве что твоей глупости!
Тут мне на помощь приходит штурман:
— Глупость-глобус-шнобель-Чернобыль. Сэр, не превращайтесь в атомную бомбу, команда не выдержит радиации!
Капитан задумывается над его словами и выпускает пар еще одним разрушительной силы выдохом:
— Личное мнение, матрос Босх, оно как наводнение, — говорит он. — На море ему не место. — Он щиплет меня за нос, как нашкодившего ребенка, и отпускает нас.
Как только мы выходим на палубу, штурман принимается упрекать меня:
— Когда ты уже научишься уму-разуму? Или ты идешь в ногу с капитаном, или ты идешь по доске. А она будет медная и даже не спружинит, если ты соберешься красиво прыгнуть в воду!
Мне приходит в голову, что я уже видел прыгунов, но ни разу не замечал той самой доски. Оглядев палубу, я замечаю: вот она, нагло торчит из борта, как средний палец. Я не удивляюсь, что доска появилась, как только о ней вспомнили. Я уже научился ничему здесь не удивляться.
Перед тем, как мы расходимся по каютам, ко мне подходит синеволосая девочка. Каждый раз, когда я возражаю капитану, она начинает уважать меня чуточку больше.
— Готова поспорить, у капитана тоже найдется свое чудовище! — говорит она. — Как думаешь, мы когда-нибудь с ним столкнемся?
Я поднимаю голову: попугай как раз летит на верхушку грот-мачты.
— По-моему, оно уже тут.
82. В глотке у провидения
Посреди ночи незнакомые мне матросы проникают к нам в каюту и тащат меня чистить пушку. Понятное дело, в наказание за споры с капитаном. Я пытаюсь вырваться, но все тело превратилось в резину, так же как корабль в медь. Мои конечности растягиваются и гнутся под неестественными углами, не давая мне ни стоять на ногах, ни защищаться. Я пытаюсь отбиваться, но руки болтаются, как лапша.
Через темный люк мы спускаемся туда, где ждет пушка.
— Каждый должен ее почистить хотя бы раз за плаванье, — говорят мне. — Ты будешь делать это, хочешь ты того или нет.
Здесь мрачно и воняет смазкой и порохом. Ядра лежат кучками, а в центре стоит пушка, настолько невозможно тяжелая, что под ее весом прогибаются медные доски. Ее черная пасть даже страшнее капитанского глаза.
— Красавица, а? — произносит артиллерист — тот самый седой, мускулистый, обветренный моряк с оскаленными черепами на руках.
Рядом с пушкой стоит ведерко политуры с тряпкой. Резиновыми руками я окунаю тряпку в ведро и начинаю размазывать его содержимое по пушечному стволу, но артиллерист хохочет:
— Не так, дурень, — и отрывает меня от земли: — Чистить нужно не снаружи.
К его смеху примешивается чей-то еще, и на мгновение мне кажется, что в комнате спрятались другие матросы. Но нет — смеются черепа-татуировки. Они на дюжину голосов каркают:
— Сунь его внутрь! Затолкни его туда! Впихни его в пушку!
— Нет! Хватит! — Но мои мольбы бесполезны. Меня головой вперед засовывают в жерло пушки, и я скольжу вниз по холодному ржавому желобу. Здесь темно и тесно. Я едва дышу и пытаюсь пошевелиться, но артиллерист кричит:
— Не двигайся, а то выстрелит!
— Как же я ее почищу, если нельзя шевелиться?
— Это уже твои проблемы! — Он и его чернильные друзья долго и громко смеются, потом настает затишье… И вдруг артиллерист принимается стучать по столу железной жердью, ритмично и так громко, что у меня голова раскалывается.
«Бум! Бум! Бум! Бум!»
— Не шевелись! — вопят черепа. — А то все начнется заново!
Кажется, вечность спустя стук меняет ритм:
«Бам-м! Бам-м! Бам-м!»
Он этой бесконечной симфонии для ударных моему мозгу хочется вылезти в ухо и сбежать. Тут я понимаю: ведь именно так это и происходит! Вот что выгоняет мозги из голов! Но я не хочу быть очередным безмозглым матросом. Не желаю, чтобы Карлайл смыл в море мой беглый мозг.
«Звяк-звяк! Бум! Звяк-звяк! Бум!»
Последовательность ритмов повторяется еще дважды, грохот становится все громче, пока я не перестаю воспринимать что-либо, кроме шума и стука собственных зубов. И я понимаю, что никто не собирается прекращать пытку. Я сижу в недрах пушки, и некому меня спасти.
83. Заводные роботы
Раз в день, когда впускают посетителей, приходят твои родители, как пара заводных роботов. Вы сидите в комнате отдыха, и ты каждый день умоляешь забрать тебя отсюда.
— Здесь собрались ненормальные! — говоришь ты вполголоса, чтобы не услышали те, кого ты имеешь в виду. — Я не один из них! Мне здесь не место!
Хотя они не произносят этого вслух, ты читаешь ответ у них в глазах: «Именно здесь тебе и место». И ты ненавидишь их за это.
— Это только на время, — говорит мама. — Пока тебе не станет лучше.
— Если бы тебя сюда не поместили, — настаивает папа, — все было бы гораздо хуже. Мы знаем, что тебе тяжело, но ты ведь сильный.
Ты не чувствуешь себя сильным и не доверяешь родителям настолько, чтобы полагаться на их слова.
— Хорошие новости, — говорят они. — У тебя хорошие результаты МРТ. То есть никакой опухоли мозга и прочей дряни.
До сих пор тебе не приходило в голову, что у тебя может быть что-нибудь в этом роде. А теперь ты не веришь результатам.
— Было не так уж и страшно? Ну, на МРТ?
— Было громко, — отзываешься ты. От одного воспоминания зубы стучат.
Мама с папой приходят и уходят, снова и снова. По их визитам ты считаешь дни. А еще родители говорят о тебе, когда думают, что ты не слышишь — как будто пострадал твой слух, а не рассудок. Но ты все еще можешь прекрасно расслышать, о чем они разговаривают на другом конце комнаты:
— У него появилось что-то новое в глазах. Не знаю, как это описать, но я не могу в них смотреть. — Тебя это смешит: знали бы они, что ты видишь в глазах у них. Да и у всех остальных. Ты видишь истину, которой не видит больше никто. Взаимосвязи и заговоры, перепутанные и липкие, как паутина черной вдовы. Ты видишь чудовищ в глазах мира, а мир видит бездну в твоих.
84. Утраченный пейзаж
Иногда ты не можешь попасть в собственную голову. Тебе ничто не мешает бродить вокруг нее или биться ею о стены, но внутрь тебе не залезть.
— Это не так уж плохо, — говорит доктор Пуаро. — Ведь сейчас то, что внутри, тебе только вредит, не так ли?
— Только вредит, — повторяешь ты. Или это он повторил за тобой? Ты никогда не знаешь наверняка, потому что причина и следствие перепутались не хуже, чем время.
У доктора Пуаро один глаз стеклянный. Ты знаешь это только потому, что тебе сказал сосед по палате, но теперь, присмотревшись, замечаешь, что он действительно меньше второго и зрачок не движется. Доктор Пуаро носит яркие гавайские рубашки. Он говорит, что так пациенты лучше себя чувствуют. Никто не может запомнить, как произносится его фамилия, и доктор рассказывает тебе: «Я однофамилец сыщика из романов Агаты Кристи[4]. Ты, наверно, слишком юн, чтобы понимать, о чем я. Времена меняются, времена меняются».
У доктора есть шпаргалка, в которой написано все про тебя. Даже то, чего ты сам не знаешь. Как можно даже думать о том, чтобы ему доверять?
— Забудь о проблемах внешнего мира. Сейчас твоя задача — отдыхать, — наставляет он, листая страницы твоей жизни.
— Моя задача — отдыхать, — эхом отзываешься ты и злишься на себя за то, что можешь только повторять, как попугай. Ты не знаешь, виноваты ли лекарства или твой барахлящий мозг.
— Сейчас твое сознание в гипсе, — объясняет врач. — Думай об этом с такой точки зрения. Оно сломалось и сейчас в гипсе.
Ты спрашиваешь, можно ли попросить родителей привезти тебе что-нибудь из дома, но не знаешь, что именно просить. Ты можешь носить свою одежду, но никаких ремней или украшений. Разрешены книги, но ни карандашей, ни шариковых ручек. Ничего такого, что можно использовать как оружие против других или себя. Письменными принадлежностями дозволяется пользоваться в комнате отдыха, но только под неусыпным оком пастельных халатов.
Тем же утром ты устраиваешь в комнате отдыха феерический рвотный салют из завтрака и утренних таблеток. Желудок, не предупреждая тебя, просто вывалил все свое содержимое на столик для пазлов, где оно разлилось, как море в прилив.
С девочкой, кажется, просидевшей за этим столиком полжизни, случается припадок:
— Ты сделал это нарочно! — вопит она. — Я знаю! — У нее синие волосы со светлыми корнями. Ты сильно подозреваешь, что по ним можно определить, сколько она уже здесь. Когда тебя стошнило на пазл, девочка бросилась на тебя и прижала к стене, а ты был слишком накачан лекарствами, чтобы защищаться. Теперь у тебя огромный синяк на локте, но чувство боли притупилось, как и все твои ощущения.
Пастельный халат оттаскивает любительницу пазлов, прежде чем она успевает выцарапать тебе глаза, а другой уводит тебя прочь. Здесь повсюду бродят люди в пастели, следя, чтобы ничто не выходило из-под контроля. На самый крайний случай есть одетые в черное охранники, но ты не думаешь, что им дают оружие, потому что кто-то достаточно отчаявшийся легко может его выхватить.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Возрождение Теневого клуба - Нил Шустерман - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Stalingrad, станция метро - Виктория Платова - Современная проза
- Дай мне шанс. История мальчика из дома ребенка - Лагутски Джон - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер - Светлана Борминская - Современная проза
- Квартира на крыше - Уильям Тревор - Современная проза
- Лёха-ротвейлер - Ирина Денежкина - Современная проза