Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, у него сегодня вечером назначено собрание.
Да, но только на два акта? Во всяком случае, он может её проводить туда?
Он покачал головой и сказал немного нетерпеливо, что он принуждён отказываться от удовольствий, когда у него есть дела. Времена теперь не такие, чтобы заниматься пустяками. Министерство должно быть свергнуто, день был назначен.
Она подумала немного.
— Ну, хорошо, тогда я одна пойду, — сказала она.
— Да, иди. Слушай, не могла бы ты взять с собой кого-нибудь из детей? Ах, нет, правда, сегодня вечером ведь не для детей. Да, да. Я забыл свои манжеты у парикмахера, я иду к нему взять их.
Они расстались.
Ну, разве не было счастьем для него, что он встретил свою жену, прежде чем пошёл в театр! Право, она и раньше сталкивалась с ним и в театре и на концертах, не говоря ни слова, даже если он был с той или иной дамой; но это, во всяком случае, было для него уздой, стеснением, он не чувствовал себя вполне свободным.
Когда Люнге вошёл в квартиру фру Дагни Гансен, она встретила его радостным восклицанием. С его стороны было очень мило, что он нашёл время снова заглянуть к ней, в такие тревожные времена.
В комнате находился ещё один человек, некая фрёкен Гудэ, женщина с совершенно белыми волосами. Люнге сердечно приветствовал её, он и раньше встречал её здесь, она жила вместе с фру Дагни, как сестра, как подруга. Впрочем, фрёкен Гудэ сейчас же ушла из комнаты. Так она поступала, когда приходили чужие.
Лампы были зажжены, красный фонарь висел и горел в углу, над диваном, а у другой стены на столе стояла лампа с белым светом от белого шёлкового абажура. В печке весело пылал огонь.
Фру Дагни села на диван под красным фонарём, а Люнге против неё на стуле. Они говорили о последних городских новостях, о нападении в Сандвикене, про которое «Газета» готовилась напечатать завтра большую передовицу. Как люди могут быть жестоки друг к другу! Фру Дагни задрожала, когда она подумала об этом. Она жила одна-одинёшенька во всём этаже, с фрёкен Гудэ и служанкой, разве не могла очередь несчастия дойти также и до неё!
Люнге засмеялся и сказал:
— Одна-одинёшенька — три взрослых человека! — Впрочем, он согласился с ней, что если несчастие случится, то...
Ну, во всяком случае ни у кого не хватило бы жестокости причинить ей зло, стоило только посмотреть на неё. Он не мог этому поверить. Нет, ей бы быть на его месте! Анонимные письма, угрозы, вызовы почти каждый день!
И фру Дагни снова задрожала.
Подумать только! Что же он делает с подобными письмами?
Люнге презрительно пожал плечами, два раза пожал плечами и ответил равнодушно:
— Почти не читаю их.
— Скажите, пожалуйста! Но как вы осмеливаетесь на это, осмеливаетесь находиться в подобной обстановке?
Он ответил гордой шуткой:
— Да! Мы всюду в опасности, где ни ходим.
Вдруг фру Дагни вспоминает, что им надо в театр, она вскакивает. Нет, ведь она чуть не забыла!
Люнге смотрит на часы. Он немного замедлил свой ответ. В сущности говоря, уже поздно, первое действие для них, во всяком случае, будет потеряно. Когда они придут туда, будет уже столько и столько времени. К тому же у него очень мало свободного времени сегодня вечером, если сказать правду... И он сказал фру Дагни ту же ложь, что и своей жене: ему надо быть на ночном собрании, прежде чем он пойдёт домой; он не мог не явиться туда. Но фру Дагни не должна на него сердиться, он с большим удовольствием пойдёт в другой раз, это она сама прекрасно понимает, хотя бы завтра вечером. Она должна простить его за то, что он, к несчастью, принуждён был задержаться в конторе так долго. Имелось очень много дел в настоящее время.
И фру Дагни снова села. Она размышляла. Ну, если имеется какое-то препятствие, так и не надо. Но зато в другой вечер! Тогда уж без всяких отговорок!
Но ночное собрание возбудило её любопытство, ей захотелось узнать о нём поподробнее. Неужели он действительно от неё прямо же пойдёт на ночное собрание? Ну, как этот человек был велик и загадочен! На какие области он распространял свою деятельность! Она сказала:
— Вы, значит, пришли исключительно для того, чтобы сказать, что вы не можете идти сегодня вечером со мной в театр?
— Нет, — ответил он — не для этого. Я пришёл сюда прежде всего потому, что вы были так любезны и дали мне позволение на это, затем для того, чтобы услышать, о чём вы хотели поговорить со мной.
— Да, — сказала она, — если бы я только смела высказать это откровенно.
Затем она рассказала, о чём она думала за последнее время. Видите ли, её муж был в отсутствии, он находился в плавании, он вернётся домой через несколько месяцев. И Дагни так бы хотелось доставить мужу маленькое удовольствие, когда он приедет домой; она, может быть, не была такой, какой должна была быть во время его отсутствия. Ну, впрочем, об этом можно и не рассказывать. Но теперь она думала, что Люнге, с его огромным влиянием на министерство, мог бы помочь ей немного...
Люнге качает головой.
Она хочет, чтобы мужа повысили по службе?
Нет, это, наверное, невозможно? Правда? В этом она ничего не понимает. Но ей бы очень хотелось доставить мужу маленькое удовольствие, порадовать его чем-нибудь. Она, откровенно говоря, — о таких вещах, вероятно, стыдно говорить, — но она думала об ордене для него, о кресте.
Всё это Дагни произнесла, как один сплошной вопрос, и всё время наблюдала за лицом Люнге, когда говорила. Не видно было, чтобы он собирался отказать, наоборот, казалось, он был почти готов подать ей надежду.
Он засмеялся и сказал:
— Орден? Вашему мужу орден? Неужели вы придаёте значение подобным вещам?
Она энергично покачала головой.
— Нет, нет! — закричала она. — Не я, это вы хорошо знаете. Но, Боже, если он придаёт этому значение? Ведь он принадлежит к такого рода людям.
— Так! — сказал Люнге.
Он замолчал на некоторое время. Оба молчали.
— Беда только в том, — продолжал он, — что министерство уходит, на его место явится правое министерство, а при нём я почти ничего не могу сделать.
Она молчит. Оба молчат.
— Как это обидно! — сказала она наконец. — Иначе вы бы, пожалуй, сделали это, правда? Скажите, хотели бы вы сделать это?
— Я во всяком случае сделал бы всё, что мог, — ответил он.
— Спасибо.
И это «спасибо» тронуло его сердце. Он спросил:
— Вас очень огорчает, что вы не можете порадовать вашего мужа этой неожиданностью?
— Да, в сущности, очень, — ответила она, и на её глазах чуть не появились слёзы. — Я бы так хотела видеть его довольным. Потому что я, если сказать правду, часто, очень часто была рада, что он находится в отсутствии... Ну, не будем больше об этом говорить! — сказала она и перешла на более весёлый тон. — Могу ли я у вас спросить ещё одну вещь?
— Господи Боже, спрашивайте, конечно!
— Какое это ночное собрание, на котором вы должны быть, — вы мне не скажете этого?
— Это политическое собрание, — ответил он без размышления.
— Политическое собрание? Так поздно? Предстоит решить что-нибудь важное?
И снова он ответил без размышления:
— Дело идёт о падении министерства. Мы должны условиться относительно дня, повода.
Люнге не хотел признаться, что его политическое господство потерпело небольшое поражение. Среди правящей левой некоторые стали относиться подозрительно к великому редактору после его знаменитых статей об унии. Нельзя было определённо установить, на чьей стороне он был. Совещания происходили без него, председатель стортинга не посетил его ни одного раза со времени открытия парламента, Люнге не был уж больше необходим. Теперь он догадывался, что то здесь, то там происходили тайные собрания у вожаков, он в душе присутствовал на них, принимал участие, как и раньше, произносил свои меткие суждения и, как всегда, ни на вершок не отступал от своих принципов. Сегодня вечером непременно было совещание, Лепорелло пронюхал об этом, и падение министерства было, конечно, решено. На таком событии он, конечно, присутствовал, само собою разумеется, присутствовал.
— Вот как! Падение министерства! — сказала фру Дагни.
Она впала в задумчивость. Она вспомнила так ясно, как сильно это министерство поддерживалось несколько лет тому назад, первое либеральное министерство в истории страны. Её отец, пробст20 Кьелланд, знал первого министра лично; как часто он говорил со своими детьми об этом мощном норвежском борце, равного которому ещё не родилось в отечестве! Вся страна в течение целой человеческой жизни была полна отзвуками его голоса. Сердца стремились к нему, трепеща от восторга, когда он произносил свои боевые речи. Боже правый, как всё это было грустно, если даже такой человек не мог устоять! Подумайте, просто взять и отбросить его прочь, когда он истощил все свои силы за родину. Фру Дагни в душе жалела его. Она сказала:
- Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Редактор Линге - Кнут Гамсун - Классическая проза
- На улице (пер. Кившенко) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Рождественская пирушка - Кнут Гамсун - Классическая проза
- В стране полумесяца - Кнут Гамсун - Классическая проза
- В прерии (пер. Комаровой) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Вечерняя заря - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Маленькие приключения - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Завоеватель - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка - Жоржи Амаду - Классическая проза