вой, перешедший в рычание. Убили кого, не меньше, причем весьма жестоко. Аглая тот час же бросилась на помощь.
Ростовцева заглянула в распахнувшуюся дверь.
— C’est quoi ça? Это… Это что такое? Это что там за чудовище? Человек или зверь? И что, мой сын будет лежать вот… вот с этим?
В палате номер два лежал Ефимка Пугало. Несчастный сифилитик, сходивший с ума от боли. Уж пришлось положить… чисто из сострадания — хоть как-то облегчить мучении, купировать, так сказать. Ну, а что — не выгонять же бедолагу?
Барыня вновь истошно закричала, пугая Ефимку — тот подскочил с кровати, забился в угол и дрожал, поглядывая на гостью как на чудовище.
— Немедленно! — сжав кулаки, Ростовцева возмущенно орала дурниной. — Убрать это немедленно! На улицу! Выкинуть! Иначе… О, вы меня еще не знаете! Я вам всем устрою!
— Успокойтесь! — пытался урезонить Артем. — Успокойте же!
Куда там! Помещица еще больше распалялась… Вот ведь характер! Дурной.
— Я сказал — молчать! — гаркнув, словно старшина на новобранцев, доктор хрястнул кулаком по стене.
От неожиданности помещица замолкла.
— Ну, конечно же, мы не положим их вместе, уважаемая Вера Николаевна! — спокойно произнес Артем. — Уверяю вас, ваш сын будет лежать в отдельной палате. Один! Так что напрасно вы…
— Я ничего не делаю напрасно, молодой человек! — Ростовцева горделиво вскинула подбородок.
— Что тут такое, маменька? — выглянул из смотровой Юра.
— Ах, оставьте меня все!
Махнув рукой, помещица направилась к выходу. На пороге же обернулась, сузила глаза:
— Смотри-ите, я вас предупредила! До свидания. Au revoir.
Она еще и улыбнулась! Но… Как где-то читал Артем — «так улыбалась бы змея, умей она улыбаться».
Да уж…
Господи! А куда же теперь деть Юру⁈ Вот же задача! Палат-то всего две. Правда, большие, на пять коек каждая. Но, в одной — Марьяна после операции, в другой — Ефимко с сифилисом. Поселит к нему еще и парнишку с открытой формой туберкулеза?
— Ушла, что ль? — вышла из палаты Аглая. — Вот ведь орала-то — да-а!
— Как там Ефимко?
— Утих. Эх, бедолага…
— Аглая… А у нас еще какое-то помещение ведь есть?
— Да есть, Иван Палыч, — девушка повела плечом. Вообще, получив официальную должность, в больничке она держала себя по-хозяйски. И правильно! Только вот неадекватную помещицу немного испугалась — ну-у, можно понять.
— Чулан, где метлы, лопаты да халаты старые… Только там оконце узкое — темновато.
— Ничего. Нынче нам с тобой, Аглаюшка, не до жиру, — рассмеялся доктор. — Вот что — позови-ка своих девушек, вымойте там все, выкиньте хлам… койку поставьте… и тумбочку… Все-таки, с туберкулезом и в самом деле отдельную палату нужно, на всякий случай.
— Сделаем, Иван Палыч!
— А я пока с пациентом… Да! Смотровую потом промойте с карболкой, с содой — тщательно. И руки… Халаты прокипятить! С палочкой Коха шутки опасны… Хотя, здорового-то человека иммунитет справится. Но — все-таки! Как говорится — лучше перебдить, чем недоспать.
Доктор вновь вернулся в смотровой кабинет, он же — и приемный покой. Юра все так же сидел на стуле и терпеливо ждал, разглядывая висевший на стене портрет государя императора в красном полковничьем мундире с эполетами и витым шнурами.
— У меня папа тоже полковник! — похвастал мальчишка. — На фронте сейчас. Уже два раз ранен был. Один раз под Перемышлем, а второй — уже не так давно, под Ригой. И брат старший, Вадим, тоже на войне. Первый год. Он юнкером был, а теперь — прапорщик! Я тоже офицером стану… И погибну со славою за Родину и государя!
— Ну, погибать-то не стоит, — усаживаясь за стол, развел руками доктор. — Давай-ка, Юра, запишем тебя в журнал… Да! Меня, кстати, Иван Палыч зовут…
* * *
Девчонки управились быстро. Вымыли, вычистили, притащили из палаты койку и даже повесили на окно дешевые ситцевые занавесочки. Прямо не узнать стало чулан!
— Ну, вот Юра. Ложись, отдыхай… — прощаясь с парнишкою, улыбнулся доктор. — Микстуру я тебе дал, укол сделал… Поесть вечером принесут. Так что лежи, сил набирайся. Они тебе понадобятся — лечение будет сложным.
— Я понимаю… Иван Палыч! — мальчишка вдруг встрепенулся. — Я маменьке забыл сказать, чтоб мне… что чего почитать… Майн Рида или что-то такое…
— Вот уж насчет книжек не беспокойся! — хмыкнув, заверил Артем. — Будет тебе Майн Рид.
Майн Рида можно взять в библиотеке, в школе… А вот где лекарства от туберкулеза взять? Вопрос, над которым Артему, кажется придется думать всю ночь.
* * *
К Анне Львовне молодой человек, увы, припозднился — минут на двадцать опоздал. А что поделать? Неотложные дела. Да еще попробуй, доберись — в темноте! Хорошо — луна… а если б дождь бы? Так в лужу бы куда-нибудь и свалился.
Еще подходя к школе, Артем услышал доносившиеся из класса веселые молодые голоса и смех.
Поднявшись по ступенькам, Иван Палыч постучал в дверь.
— К Анне Львовне? На день Ангела? — распахнув дверь, осведомился небольшого росточка дед в армяке и треухе. — Заходи, заходи, мил человек. Все уже собрались — празднуют! Эва, молодежь! Чего не веселиться? А-а-а! Да вы ж, мабуть, новый доктор? То-то я и смотрю… А я — Елизар Мефодьич, сторож. Можно просто Мефодьичем звать… Ну, проходите, проходите…
— Мефодьич… А где тут переобуться можно? — чуть стесняясь, спросил Артем.
Да! Кроме Аглаиных пирогов, он взял с собой штиблеты. Ну, не в грязных же сапогах?
— Эвон, на лавочке.
— Ага.
Волнуясь, доктор прошел по коридору к классу. Покосился на висевшие на вешалке, рядом с дверью, пальто и кургузые студенческие тужурки. Постучал.
— А вот и наш Иван Палыч!
Дверь распахнула Анна. В нарядном светлом платье с рюшам и тоненьким пояском, с модной — локонами — прической, она выглядела такой красивой, что доктор просто замер на месте и глупо моргал.
Верно, так бы и простоял, коли б Анна Львовна не потащила его за руку:
— Ну, что ж вы? Заходите же…
А вот и компания. Расположились за учительским столом, за партам.
— Здравствуйте, господа.
— У нас — товарищи!
— Тсс!
Зачем-то погрозив всем кулаком, Анна повернулась к доктору и понизила голос:
— Иван Палыч! Вы сейчас громко скажите — С Днем Ангела, дорогая
