Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Уж не передумали ли вы? — спросила она озабоченно у Светлова, видя, что он как будто несколько растерян.
— Ох, нет, совсем не то. Но вот странный случай: я должен прежде всего извиниться перед вами, Лизавета Михайловна…
— Вы… предо мной?.. В чем же это? Вот уж не в чем-то, кажется… — сказала Прозорова, смутясь вдруг, сама не зная чему.
— Ну, не скажите этого. Не припомните ли… не были ли вы, несколько недель тому назад, удивлены одним-поклоном? — проговорил Светлов, слегка зарумянясь.
— Боже мой! Позвольте… Разве это вы мне поклонились тогда… на тройке? — вспыхнула, в свою очередь, Лизавета Михайловна.
— Дерзкий преступник стоит перед вами, — сказал Александр Васильич с комической важностью. И он рассказал ей, смеясь, как было дело.
— Вот никак не ожидала-то! — заметила в волнении Прозорова, выслушав объяснение Светлова.
— Да вот подите, пришло же в голову такое школьничество. Но, надеюсь, вы мне верите, что это именно так случилось?
— Я вам совершенно верю; только меня это так удивило тогда… посудите сами…
— Да, разумеется, это хоть кого озадачит. Ну да ведь что же делать, так уж пришлось. Вы на меня не сердитесь, пожалуйста, — сказал Александр Васильич мягко.
— Полноте, я и не думала на вас сердиться, — успокоила его Лизавета Михайловна. — Пойдемте лучше обедать…
Она провела гостя в столовую.
— Решил я вашу задачу! — весело закричал, увидя учителя, Гриша, сидевший уже с сестрами за столом. — Верно? — спросил он, сообщив свой вывод.
— Совершенно верно. Молодец вы! — похвалил Светлов.
— Он не в уме, он на бумажке сделал, — выдала Сашенька брата.
— А! А вы, Александра Дементьевна, в уме решили? — спросил у нее Светлов с коварным простодушием.
Сашенька сконфузилась и умолкла.
— Что?.. — насмешливо подтолкнула ее сестра, говоря шепотом, — вечно суешься, где тебя не спрашивают!
— И буду соваться! — шепотом же ответила ей Сашенька, надула губки и отвернулась.
Это маленькое обстоятельство не помешало однако ж обеду пройти как нельзя веселее. Светлов бесцеремонно ел и рассказывал, рассказывал и ел. Детские вопросы сыпались на него и теперь так же, как давеча за уроком. Лизавета Михайловна больше слушала, вставляя изредка в разговор и свое слово. Грише пришло почему-то на мысль, что этак, пожалуй, новый их учитель и обед считает уроком. Прозоровой во все это время казалось совершенно непонятным, что присутствие нового лица нисколько не стесняет ее даже и теперь, за столом, точно гость был совсем и не новое лицо в доме, а скорее старинный знакомый, с которым давно не видались. Когда Светлов начинал спорить с детьми и лицо его постепенно воодушевлялось, Лизавета Михайловна с глубоким вниманием следила за гостем и пристально вглядывалась в это умное, открытое лицо. Неуловимые чары, какими обыкновенно только высокая степень развития запечатлевает человеческие лица, были для нее новы еще и теперь неотразимо приковывали к себе ее взгляд.
«Ведь вот, — думалось ей, — ничего в нем нет ни резкого, ни необыкновенного — все так спокойно, просто; а между тем чувствуется какое-то обаяние в его присутствии, что-то такое… я даже не умею этого выразить. Вон он как тихо, мягко говорит, а все-таки сила звучит у него в каждом слове. Я еще не встречала таких людей; или нет — одного такого человека я помню… Слабо, неясно — но помню: таков бывал иногда мой отец в редкие минуты. Он же сам и сказал мне однажды… Как это я вспомнила вдруг? Сказал: „Сила, Лилечка, не любит шуметь, потому что сознает, что она и без шуму — сила“. Да, теперь я как будто начинаю понимать эти слова… Странно, как поздно иногда разгадывается смысл того, что слышал еще в детстве…»
Была минута, когда Лизавета Михайловна до того погрузилась в свои размышления, что даже не слыхала какого-то вопроса, обращенного к ней гостем, хотя и смотрела все время на него; ей пришлось сконфузиться и извиниться перед ним. Отдавшись вся воспитанию детей, Прозорова могла по целым месяцам оставаться, не скучая, без общества; но теперь, в минуты этого раздумья, она чувствовала почему-то, что не в силах была бы отказаться от общества людей, похожих на Светлова. «Не видевши таких людей, — вертелось у ней в голове, — можно не думать о них; но увидав их раз — не забудешь». Да, Светлов произвел на нее глубокое впечатление. Это не было вспышкой молодой натуры, долго чуждавшейся общества и вдруг почувствовавшей необходимость его; тут не существовало даже и тени тех неуловимо-заманчивых ощущений, какие обыкновенно испытываются женщинами при новом, нравящемся им мужчине. То, что неведомым путем проскользнуло теперь в душу Лизаветы Михайловны, было гораздо глубже, жизненнее, неотразимее. Такие впечатления никогда не проходят даром в сильной женской душе…
И потому-то так искренно, так крепко пожала она руку Светлову, когда он уходил, и потому-то таким особенно мягким, небывало задушевным приветом звучали ее слова, когда она сказала ему на прощанье:
— Мы всегда вас рады видеть у себя, Александр Васильич…
VII
НЕУДАЧНЫЙ ОПЫТ И НОВОЕ ЗНАКОМСТВО ГРИШИ
Светлов подходил уже к калитке ворот квартиры Прозоровых, как вдруг его остановил Гриша, закричавший ему с крыльца:
— Подождите меня, Александр Васильич: мне хочется проводить вас… Можно?
— Пойдемте; только вы поскорее, — сказал Светлов, делая обратно несколько шагов к крыльцу.
Гриша убежал в комнаты, оделся и мигом вернулся.
— Что это вам вздумалось проводить меня? — спросил у него Александр Васильич, отворяя калитку.
— Да так, хочется пройтись с вами; я еще сегодня не гулял, — ответил мальчик уклончиво.
— А я, признаюсь, люблю ходить вдвоем: незаметнее дойдешь, — промолвил Светлов.
Они пошли, дружески разговаривая.
По местным расстояниям до дому Александра Васильича было не близко, наговориться можно было вдоволь. Гриша находился в каком-то особенно приятном настроении. Он говорил без умолку, то и дело с любопытством поглядывая на учителя. По правде сказать, хотя дома, сперва за уроком, а потом за обедом, он и почувствовал к нему большое расположение, но все еще не вполне доверял ему. «Дома, при муське, учитель, может быть, хитрил: нарочно вел себя с ними так, чтобы понравиться ей, и потому не корчил из себя заправского учителя, не напускал наставнической важности; а вот посмотрим, что теперь будет, как теперь он поведет себя», — благоразумно рассуждал сметливый мальчик, отправляясь с Светловым.
Однако ж они идут уже довольно долго вместе, а между тем Александр Васильич остается все тем же милым, приветливым, внимательным к его вопросам собеседником. Гриша смекает это очень хорошо. Он убеждается на каждом шагу, что спутник ведет себя с ним, как равный с равным, ни разу не давая ему почувствовать присутствие учителя; мало того, Светлов даже как будто старается теперь скрыть от ученика свое умственное превосходство. Оттого-то так и весело с ним Грише; оттого-то он и шагает так бойко, самоуверенно, говорит так развязно. Но вот ему вдруг почему-то пришло в голову вероломное желание совершить маленький опыт над учителем, подставить ему, так сказать, нечаянно ножку.
— Мне ужасно хочется перескочить через тумбочку, — объявляет он лукаво Светлову.
— Так за чем же дело стало? Прыгайте, — ответил Александр Васильич, улыбаясь.
— Перескочить? — переспрашивает Гриша, в самом деле приготовляясь к этой забавной операции.
— Разумеется, перескочить, если уж это вам так хочется, — замечает Светлов.
Гриша перепрыгнул.
— А вот мамаша так сейчас бы меня остановила, — говорит он еще лукавее, — сказала бы, что только уличные мальчишки так делают…
— Да ведь и мы теперь с вами тоже уличные: по улице идем, — засмеялся Александр Васильич.
— Значит, в этом ничего дурного нет? — спросил мальчик, перепрыгнув еще через одну тумбу.
— Разумеется; что ж тут может быть дурного? Постойте-ка, дайте и я попробую: разве это так весело? — смеясь, сказал Светлов и тоже совершил прыжок.
Проходившая в это время мимо какая-то деревенская женщина остановилась и с крайним недоумением посмотрела на скачущего нарядного барина. «Должно быть, у него, сердечного, не совсем тут того…» — подумала она, мысленно тыкая себя пальцем в лоб.
— На вас баба с разинутым ртом смотрит; остановилась даже, — предупредил мальчик учителя.
— Пусть смотрит на здоровье, — сказал Александр Васильич, спокойно улыбнувшись, — по крайней мере у нее дома лишний предмет для беседы окажется.
— Значит, что захочется, то и можно делать? — спросил вдруг Гриша, очевидно, не отступая от своего первоначального плана.
— Да, все, что не вредно другим. Вот, например, от того, что мы с вами перескочили сейчас через тумбу, никому, разумеется, убытка не последовало; много что себе мы ущерб сделали, осмеет нас кто-нибудь, — скажет: ходить не умеют по улице, как следует благовоспитанным людям. Ну, мы собственными своими особами и отдуемся за это. Другое дело, если б вам вздумалось перескочить вот через этот забор в чужой огород; там гряды, растет что-нибудь, верно, — можно испортить. В этом случае, как бы сильно ни было желание, надо его приудержать, отказаться от него, так как исполнением подобного желания наносится вред другому человеку, — пояснил серьезно Светлов.
- Ученые разговоры - Иннокентий Омулевский - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Чего мужчины не знают - Вики Баум - Русская классическая проза
- Десять минут второго - Анн-Хелен Лаэстадиус - Русская классическая проза
- Не могу без тебя! Не могу! - Оксана Геннадьевна Ревкова - Поэзия / Русская классическая проза
- Страна Саша - Гала Узрютова - Русская классическая проза
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Фарфоровый птицелов - Виталий Ковалев - Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Разбитые грёзы - Надежда Лухманова - Русская классическая проза