Анна думает о своем отце, которому перевалило за семьдесят. В первые двадцать лет его роль в ее жизни была самой главной. Ее голову переполняют воспоминания – поиски пасхальных яиц, которые он устраивал для нее и ее братьев, кукольный домик, который построил для нее, споры о предметах, которые ей надо было изучать, о нарядах, которые не стоит носить, о бой-френдах, которыми он возмущался. У Молли и Люка такого не будет.

Карен прерывает молчание.

– Это я виновата, – уже третий раз за вечер говорит она. – Мне следовало знать о его болезни.

– Дражайшая подруга, ты не Мистик Мэг[19], – говорит Анна, пытаясь вызвать у подруги улыбку. Это срабатывает, хоть и ненадолго. – Ты не знала. Я не знала. Филлис не знала. Даже чертов доктор Саймона не знал.

– Но ведь я его жена! – возражает Карен, словно, обвиняя себя еще сильнее, она заставит, наконец, Анну признать, что ее есть в чем обвинять.

– Конечно, конечно. – Анна теребит нитку на подушке, пытаясь найти слова утешения. Она понимает, что чувство вины неизбежно – разве не чувствует вину она сама? И все же хочется облегчить муки борьбы с этим чувством.

– Я должна была сделать ему искусственное дыхание, – говорит Карен. – Я так разволновалась…

– Я не знаю, как это делается. А ты?

– Нет, тоже нет. Но я должна была. Все равно я могла попытаться.

– Попытаться мог любой в вагоне, – замечает Анна. – Но они не пытались. И все равно, насколько я помню, через несколько секунд – ну, минуту или две, самое большое, – появились эти медсестры.

Вдруг это заставило ее подумать о Лу. Она не рассказывала Карен об их встрече в такси; вчера она боялась, что это вызовет еще больше боли. Но Анна не умеет хранить секреты, как и Карен, – по крайней мере между собой, обе не умеют, – откровенность и доверие между ними развивались годами. Меньше всего сейчас Анна хочет, чтобы от невысказанной правды между ними сейчас возникла отдаленность.

И потому она осторожно говорит:

– Я вчера не рассказала тебе кое-что. Когда поезд остановился в Уивелсфилде, я села в такси с одной женщиной.

– Ах да. – Карен смотрит безучастно, словно Анна пытается отвлечь ее чем-то посторонним, и это не получится.

Анна переходит к сути:

– Она сидела рядом с тобой и Саймоном. Через проход.

– О! – Карен бледнеет. Потом говорит: – Для нее это, наверное, было ужасно.

Снова Карен в первую очередь думает о других, ставит их на первое место.

– И я не только поэтому рассказываю. Она, Лу, прелестная, просто прелестная женщина. Ты, может быть, ее запомнила – короткие русые волосы, парка, такое заостренное лицо, невысокая, худенькая.

Карен качает головой:

– Не думаю.

Анна осознает, что с ее стороны было глупо говорить такое; конечно, Карен вряд ли ее запомнила.

– Лу сказала мне в такси, что случилось, когда я еще не знала, что это Саймон, – осторожно продолжает она, не зная, как отреагирует Карен. – Я, конечно, не запомнила ее рассказ слово в слово, и она не описывала мелкие детали, но тем не менее помню, она сказала, что ни она, ни ты, никто другой ничего не могли сделать.

– А, – говорит Карен, постепенно вникая в суть рассказа Анны. – Может быть, ты права… – заключает она.

Но Анна видит, что не смогла ее убедить.

* * *

Карен тихонько закрывает за Анной входную дверь. Теперь подруга ушла, и она впервые за день остается одна. Анна предлагала остаться, но Карен знала, что ей это будет неудобно. Жизнь вместе в течение нескольких лет во время учебы в колледже и после позволили Карен узнать, что Анна любит и что не любит, почти так же хорошо, как и собственные предпочтения. Анна любит хорошо выглядеть, и ей бы не хватало собственных туалетных принадлежностей и одежды, не говоря про постель. И Стива. Поэтому Карен выпроводила ее не очень поздно.

Она возвращается в комнату. В камине горит огонь, хотя и от газа, и это напоминает ей Саймона. Впечатленный камином дома у Анны на Чарминстер-стрит, он открыл дымоход и сделал камин сам, предпочтя чистое, простое квадратное обрамление с камешками и прутьями из хромированного металла. При виде языков пламени, которые лижут круглые бледно-серые тени, Карен хочется закурить. Она роется в сумке на кофейном столике в поисках сигарет. Она совсем не заядлый курильщик – позволяет себе одну-две сигареты, когда рядом нет детей, что случается редко, лишь когда у нее стресс. Чтобы закурить, проще всего наклониться через Тоби, который по-прежнему беззаботно дремлет, освещенный огнем, и прикурить от огня в камине, хотя от пламени чернеет бумага.

Карен открывает окно и глубоко затягивается, позволяя дыму наполнить легкие. Ну и что, что это вредно? Обычно она отгоняет мысли о том, что эта ее привычка смертельна, но сегодня смакует их. Она ощущает, как яд обволакивает альвеолы, проникает в кровь и поражает рецепторы мозга. Она чувствует, как он несет ее ближе к смерти, ближе к Саймону…

И вдруг ее покачивает. Может быть, это из-за никотина, а скорее, потому что она одна. Она как тряпичная кукла, которую поддерживали окружающие – Молли, Люк, Филлис, Анна, – а теперь поддерживать ее некому. Ее ноги – просто мягкая, набитая опилками ткань, и из-за простроченных швов на бедрах и коленях она не может стоять самостоятельно. Карен садится на диван, чтобы не упасть. Ей хочется – нужно – поплакать, но она не может. Почему-то слезы появляются, когда она с другими, словно тогда она получает разрешение плакать. Но здесь, сейчас, когда она одна, когда можно рыдать, колотить диванные подушки, кричать, она почему-то не может. И даже не потому, что боится разбудить детей. А из страха, что если поддастся слезам, то потеряет себя окончательно. Она боится, что если расклеится наедине с собой, то расклеится совершенно и не сможет присматривать за Молли и Люком, организовать похороны, заботиться о Филлис или о ком-либо еще. Что если она рухнет, как дом во время землетрясения, то провалится в какую-то глубокую, темную щель и никогда уже не выберется оттуда.

* * *

Когда Анна возвращается домой, дверь заперта на два замка: Стива дома нет. Более того, он не сообщил, куда идет, и это значит, что она точно знает куда. В паб.

Вероятно, в тот, который расположен дальше по дороге, – хотя какая разница. Странно, что это вызывает у нее тревогу. Может, повезет, и она легко отделается – если он вернется пьяным до потери сознания, то просто рухнет на диван прямо в одежде и захрапит. Хуже, если он будет пьян чуть меньше: тогда он будет навязчив, возбужден, разговорчив.

Она только расстегнула лифчик, когда хлопнула дверь. Анна замирает, прислушиваясь, куда он направился. Топ. Пауза. Топ. Пауза. Топ. Идет сюда, поднимается по лестнице, его шаги гораздо более тяжелые и неуклюжие, чем когда он трезв.

Анна быстро надевает ночную рубашку – она и так беззащитна, ни к чему оказаться перед ним еще и голой.

Через несколько мгновений он распахивает дверь в спальню, латунная ручка ударяется о стену, где уже вмятина в штукатурке. В такой силе нет необходимости, но пьяный Стив не может соразмерять свои возможности.

Он не будет бушевать, Анна знает. Она уже проходила это и изучила модель его поведения. Обычно это начинается быстро, и гораздо хуже предполагать, что сейчас будет.

Она напрягается всеми жилами в одеревеневших руках и ногах, даже мышцы на животе затвердели. Она знает, что сейчас начнется: словесные оскорбления, саркастические, самодовольные. Впрочем, может быть, повезет. Разве на сегодня ей не достаточно огорчений? Разве Бог, Стив, Судьба, кто там еще, не должны дать ей хоть небольшую поблажку? Она столько сил отдала Карен. Она просто не сможет вынести очередное испытание. Может быть, Стив помнит об этом.

Осторожно, убеждая, надеясь воззвать к лучшему, что так нравится ей в нем трезвом, она рискует сказать:

– Я только что вернулась от Карен.

Она надеется, что упоминание имени подруги может пробудить в Стиве воспоминание и понимание.

– А… да.

Он явно забыл. Его лицо мрачнеет. Удивительно, как меняются его черты, когда Стив напивается. Куда-то исчезают красивые пропорции, героические скулы, чувственный, но мужественный рот, добрые задумчивые глаза. Вместо этого лицо кажется мягким, бесформенным, губы мясистые и слюнявые, взгляд не сфокусирован, туманный, жалкий. И тело тоже меняется: осанка не такая прямая, больше заметен живот, плечи ссутулены.

Он садится на кровать, свинцовый, неуклюжий. Но тут удивляет Анну. Вместо бессвязного бормотания с последующими обвинениями, упреками и нападками он молчит. Его губы – карикатура на расстройство, опущенная концами вниз дуга. А потом из его глаз катятся огромные слезы. Он плачет.

Анна удивлена, тронута и чувствует некоторое облегчение. Она садится рядом с ним:

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 28 ... 60

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Один момент, одно утро - Сара Райнер бесплатно.

Похожие на Один момент, одно утро - Сара Райнер книги

Хранитель лаванды - Фиона Макинтош - Зарубежная современная проза
Дом обезьян - Сара Груэн - Зарубежная современная проза
Дочь пекаря - Сара Маккой - Зарубежная современная проза
Из серого. Концерт для нейронов и синапсов - Манучер Парвин - Зарубежная современная проза
Любовница Фрейда - Карен Мак - Зарубежная современная проза
Верность - Рейнбоу Рауэлл - Зарубежная современная проза
Полночное солнце - Триш Кук - Зарубежная современная проза
Загадочная женщина - Анна Экберг - Зарубежная современная проза
Жена смотрителя зоопарка - Диана Акерман - Зарубежная современная проза
Книжный вор - Маркус Зусак - Зарубежная современная проза

Оставить комментарий