Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необъяснимое везение помогло им выбраться из этой передряги. Получив четырех лошадей и установив между одной парой кобыл носилки, где поместили раненого Михаила, прихватив продукты и взяв в заложники потерявшего от страха всю свою помпезность тухао, они выехали из крепости.
В какие только переделки они не попадали за это время! Покорные, униженные и обобранные своими господами крестьяне тем не менее постоянно передавали о них информацию хунгузам, рыскающим по этой местности в поисках своего предводителя. Века, даже тысячелетия рабства пустили в душах этих людей такие корни, что, по-видимому, они уже рождались с прочно выработанной психологией рабской покорности, за горсточку риса уродуясь на полях и размножаясь на благо своего господина. И даже когда их хозяин, угнетавший и отбиравший у них последнее, унижавший их жен и дочерей, попал в тяжелое положение, они пытались его выручить иногда даже ценой собственной скотской жизни.
Люди холопского звания,Сущие псы иногда.Чем тяжелей наказание,Тем им милей господа,—
прокомментировал очередную стычку с этими несчастными Блюм, цитируя стихи Некрасова.
– Да-а… Рабство – категория интернациональная. Слава Богу, в нашей стране оно все-таки прижилось меньше, хотя быдла тоже хватает, – ответил ему Евгений, презрительно сплюнув в сторону мертвого тухао, погибшего в этом столкновении.
Лопатин прикрывался им от летевших в них со стороны крестьян булыжников, один из которых и попал в висок заложника. Тот лежал на липкой после дождя, желтой глинистой земле с глупой улыбкой на несуразно повернутой голове. На его идиотском лице даже печать смерти выглядела по-идиотски.
Со смертью этого урода преследования хунгузов, к которым присоединилась и муниципальная милиция, не прекратились.
Друзья неслись на юг, попадая в засады, уходя от погони. Их травили как хищных волков. Но самым страшным было смертельно тяжелое состояние их друга.
Пуля, выпущенная из допотопного ружья, внесла какую-то заразу. У Михаила началась гангрена. Он практически все время был без сознания, лишь изредка приходя в себя. На коротких привалах Лопатин, делая перевязки, глядел на опухшее багрово-фиолетовое плечо друга и от бессилия скрипел зубами, понимая, что даже в стационарных условиях крупной европейской клиники практически любая операция такого больного была обречена на провал. Багровое воспаление расширялось от раны, захватывая плечо, шею, и приближалось к области сердца.
Было только одно утешение: твердая уверенность Михаила в том, что в монастыре его учитель Фуцзюй спасет ему жизнь.
– Мы потеряем его… – беспрестанно твердил Лопатин сумрачному, сурово молчавшему Блюму. – Быстрее! Мы потеряем его! – рвался он вперед, нахлестывая коней.
Позднее, перепоручив пылающее жаром тело Михаила монахам, Лопатин, получив заверения их будущего учителя, внимательно осмотревшего и ощупавшего больного, что все будет в порядке, признался Блюму, что его нигилизму приходит конец.
– Невозможно, – горячо твердил он ему, – вдвоем, не зная языка, с раненым другом на руках, отбиваясь от погони многочисленных врагов, не заблудиться, пройдя около тысячи километров, скрываясь в горах, питаясь чем попало, все-таки найти не только горы Суншань, но и монастырь… Я не верю в чудеса, но факт остается фактом! Люди с такими ранами гибнут в течение нескольких суток в больничных условиях. А Михаил не только выдержал все тяготы пути, что само по себе противоестественно в его положении, но еще при этом мы узнаем, что он должен выздороветь. Простым везением эти факты объяснить нельзя. Прав был Михаил: нам, европейским медикам, есть чему поучиться у этих монахов.
– И не только медикам! – подлил масла Блюм. – Коли попали сюда – нечего попусту терять время. Тем более что Фуцзюй дал понять, что излечение Михаила – процесс длительный… Если он согласится стать нашим наставником на это время, я буду счастлив.
Прошло сорок дней. Сорок дней жесткого поста на одной воде.
Отраженные блики реки, насквозь пробитой зарей, играли на лицах двух послушников, склонивших бритые головы на исхудалых шеях в почтительном поклоне перед монументально суровой фигурой учителя.
– Вы прошли очищение души и тела. Встаньте! – Учитель поднял их жестом. – Вот ваша пища на сегодня, – он указал рукой на склон реки Сяосихэ, протекающей вблизи монастыря, густо поросший земляникой. – На сегодня – десять ягод, в течение дня по одной. Не глотайте. Пусть каждая ягода растворится во рту, как в ней самой растворились солнечные лучи, наполнившие ее живительной силой.
Не прошло и десяти минут после первой ягоды, как тела послушников почувствовали прилив энергии, похожий на взрыв цвета солнца. В покое незамутненного мыслями сознания вспыхнула радостная искра жизни, и окружающий их мир озарился новыми яркими, светлыми красками и звуками – ощущениями, потерянными ими еще в раннем, безоблачном детстве.
Евгений и Александр, сидевшие на пятках напротив учителя, услышали звук, подобный шелесту легкого ветра в весенней траве.
– Закройте глаза и слушайте тишину.
Вокруг них с радостной разноголосицей хрустально звенел Мир, чистыми струями звуков омывая их души. Медленно, но неумолимо в их обновленно-оживающее его проникало Знание.
Глава 9
Сегодня комплекс упражнений заканчивался отработкой стиля леопарда, где упор делался на развитие физической силы. Он считался «жестким» стилем. После размашистых, рвущих движений предплечьями, подобных ударам хвоста разъяренного животного, сотрясаясь от силы, с крепко сжатыми кулаками, с пальцами, подобными медным крюкам, после гигантских прыжков с подъемами и опусканиями в невысокой стойке, друзья приступили к медитации.
Уже восстановив дыхание, они заканчивали упражнения, успокаивая сознание, когда к ним подошел Фуцзюй.
– Ми-шу выздоровел, – сказал он.
На его невозмутимо гладком, но суровом лице, несмотря на внутреннее глубокое удовлетворение, не дрогнул ни один мускул.
– Пошли, – он приглашающе махнул рукой и направился в гору, прихватив принесенную с собой плетеную корзину с плотно подогнанной крышкой.
Недалеко от вершины, на небольшой площадке, окруженной с трех сторон высокими глыбастыми скалами из вулканического туфа, они остановились.
– Сосредоточьтесь, это смертельно, – предупредил их учитель, не вдаваясь в подробности.
Он откинул крышку корзины и засунул туда руку. Два молниеносных броска – и в друзей полетели две извивающиеся ленты, омерзительно поблескивающие на солнце своей змеиной кожей.
Две гюрзы, схваченные у основания головы, мускулистыми телами обвивая предплечья и пытаясь вырваться, мерзко шипели, обнажая страшные, загнутые внутрь ядовитые зубы.
Фуцзюй ничем не выразил своего одобрения, только свинцовый взгляд слегка смягчился. Он остался доволен учениками.
– А сейчас, – продолжил учитель, – засуньте змей в эти отверстия, – он указал на два углубления, расположенных на уровне головы, – и прикройте их камнями.
После выполнения приказа они повернулись к Фуцзюю, ожидая объяснения этому действию.
– Скоро ваши посланцы будут вырабатывать у Ми-шу чувство опасности, помогать освоить специальный раздел ушу «внутреннее искусство», предназначенный также для управления ци.
Заметив, как с тревогой переглянулись друзья, он успокаивающе поднял руку:
– Не беспокойтесь, он подготовлен к этому. У него с детства были выработаны установки на приближающуюся опасность. Но со временем, без должного развития, эти чувства несколько притупились. Ему нужен смертельный по опасности толчок, чтобы разбудить задремавший в нем защитный механизм.
– А если механизм не проснется? – коверкая язык монаха, спросил Блюм.
– Значит, ему придется пробыть в пещере еще месяц, вырабатывая в организме противоядия. Затем будем восстанавливать его мирскую оболочку. Четыре месяца без пищи – это максимальный срок для начинающих послушников. Затем все должно повториться сначала, пока он не научится вырабатывать в себе чувство надвигающейся опасности.
– Это Миша-то начинающий?!. – хмыкнул Лопатин, толкнув локтем Блюма.
– Да, – подтвердил Фуцзюй. – Правда, я чувствую, с ним проводились занятия, хотя недостаточно. Но все равно пришлось очищать его тело на более высоком энергетическом уровне, чем ваши. Иначе бы он не справился с болезнью.
– Так он что, эти три месяца находился в пещере без пищи? – удивился Лопатин.
– Да, – кивнул монах. – И еще месяц будет оставаться замурованным там. Его организм удивительно быстро справился с болезнью, я не ожидал. Перед этим я предполагал, что ему дважды придется посетить пещеру Бодхидхарма, и только в следующие четыре месяца он сможет постичь «внутреннее искусство». Но Ми-шу природа подарила столько жизненной энергии и врожденного истинного просветления, что он сам научился прозревать сердце будды. Читая его дхарму, я увидел, что лет семь назад он уже реализовал будду внутри себя. То же самое он несколько раз проделывал и за эти месяцы, в пещере. Посещение змей в течение следующего месяца только закрепит в нем эти навыки, и он уже без особого напряжения сможет реализовывать будду, пробуждая его в себе. И во время этого акта он сможет интуитивно и непосредственно воспринимать истину.
- Всего лишь одна ночь… - Андрей Стебаков - Альтернативная история
- Тайная история сталинских преступлений - Александр Орлов - Альтернативная история
- Оружейникъ - Алексей Кулаков - Альтернативная история
- Александр-II Великий - Виктор Карлович Старицын - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания / Социально-психологическая
- Начинай сейчас - Игорь Бовсуновский - Альтернативная история / Прочие приключения
- Боярская честь - Юрий Корчевский - Альтернативная история
- Золото Соломона - Нил Стивенсон - Альтернативная история
- 23 Эльдорадо 1. Золото и кокаин - Кирилл Бенедиктов - Альтернативная история
- Детство 2 - Василий Сергеевич Панфилов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Цеховик. Книга 11. Черное и белое - Дмитрий Ромов - Альтернативная история / Прочее