Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Увы, он прав!» — сокрушенно вздыхает Удайсё, чувствуя себя виноватым.
— Если хоть один из принцев оправдает мои надежды, — добавляет Гэндзи, — а моя жизнь окажется достаточно долгой, я с радостью передам ему свои скромные знания. Впрочем, Второй принц уже теперь обнаруживает незаурядные способности.
Услыхав его слова, госпожа Акаси плачет от радости.
Нёго ложится отдохнуть, передав кото «со» госпоже Весенних покоев, а та отдает Гэндзи японское кото. Снова звучит музыка, тихая, проникающая до самой глубины души. Сначала исполняют «Кадзураки»[54]. Звонко, радостно поют струны кото. Гэндзи дважды повторяет песню, его голос необыкновенно чист и мелодичен. На небо медленно выплывает луна, и озаренные ее сиянием цветы словно становятся ярче и благоуханнее. Воистину прекрасный миг!
В руках у нёго кото «со» звучало чарующе нежно, особенной глубиной и чистотой отличались дрожащие звуки[55], во многом чувствовалось влияние матери. Госпожа Мурасаки играет совершенно в другой манере. Ее пальцы извлекают из струн звуки, поражающие удивительной мягкостью, певучестью и таким богатством оттенков, что слушатели с трудом скрывают волнение. Приемом «колесо»[56], равно как и прочими, госпожа пользуется так умело, что не остается никаких сомнений в ее поистине поразительном мастерстве. Скоро приходит время менять лад, и как нежно, изысканно поют струны в новом ладу «рити»! Что касается принцессы, то ей удается весьма успешно справиться с созвучиями Пятой и Шестой ступеней[57], самыми сложными среди Пяти напевов[58] и потому требующими от исполнителя особого внимания. Уверенно и чисто звучит китайское кото в ее руках. Весенние, осенние и прочие мелодии исполняются именно в той манере, в которой они должны исполняться. Словом, она проявляет себя столь старательной и понятливой ученицей, что Гэндзи вправе ею гордиться.
Мальчики тоже прекрасно играют на флейтах, чрезвычайно трогательные в своем усердии.
— Наверное, вы устали и хотите спать, — говорит Гэндзи. — Я полагал, что мы разойдемся довольно рано, но все играли так хорошо, что хотелось слушать еще и еще. К тому же мой несовершенный слух не мог уловить сразу, в чем превосходство одной исполнительницы перед другой. А тем временем и ночь настала. Право, весьма неразумно с моей стороны…
Поднеся чашу с вином мальчику, игравшему на «сё», Гэндзи дарит его платьем со своего плеча. Второй флейтист получает вознаграждение от госпожи Мурасаки, впрочем довольно скромное — вышитое хосонага и женские хакама.
Третья принцесса, в свою очередь, присылает чашу вина и полный женский наряд для Удайсё.
— Вот не ожидал! — восклицает Гэндзи. — Разве не наставнику своему вы должны воздать первые почести? Обидно!
Тогда из-за занавеса, за которым сидит принцесса, выносят флейту. Улыбнувшись, Гэндзи берет ее и подносит к губам. Это превосходный корейский инструмент.
Скоро гости расходятся, один Удайсё задерживается и, взяв флейту сына, играет какую-то невыразимо прекрасную мелодию.
Все участницы сегодняшнего музицирования были ученицами Гэндзи, всем им он передал сокровеннейшие свои приемы, и все они достигли поистине непревзойденного мастерства. Сколь же велики были его собственные дарования!
Взяв с собой обоих мальчиков, Удайсё поехал домой по дороге, залитой лунным светом. В его ушах все еще звучал нежный, сладостный голос кото «со», и сердце томительно и грустно сжималось. Его супруга училась музыке у госпожи Оомия, но принуждена была расстаться со своей наставницей прежде, чем проникла тайны мастерства, и особых успехов не достигла. Стесняясь своей неумелости, она никогда не играла в присутствии супруга. Простодушная и кроткая, она все свое время отдавала детям, которых с каждым годом становилось все больше. Впрочем, она была очень мила, и случайные, притом крайне редкие вспышки ревности или гнева ничуть не умаляли ее привлекательности в глазах Удайсё.
Гэндзи перешел в Весенние покои, а госпожа, задержавшись у Третьей принцессы, долго беседовала с ней и вернулась только к рассвету. В тот день они не вставали до тех пор, пока не поднялось солнце.
— Как вам понравилась игра принцессы? — спрашивает Гэндзи. — По-моему, она справилась вовсе не дурно.
— Откровенно говоря, я не ожидала, что ей удастся достичь столь замечательных успехов. Когда-то давно я мельком слышала ее игру, но тогда она не произвела на меня особого впечатления. Впрочем, чему тут удивляться? Ведь вы отдавали ей все свое время.
— Да, это так. Я просто за руку ее водил. Вряд ли вы найдете более надежного наставника. Учить игре на китайском кото — занятие довольно утомительное, да и времени отнимает много, поэтому я и не учил никого из вас. Возможно, я не взялся бы учить и принцессу, но похоже, что Государь из дворца Судзаку, да и нынешний Государь тоже возлагают на меня большие надежды именно в этом отношении. Вправе ли я обманывать их ожидания? В конце концов должен ведь Государь увидеть, что не зря доверил мне свою любимую дочь.
В те дни, когда вы были совсем еще юным и неопытным существом, я, обремененный многочисленными обязанностями, почти не оставлявшими мне досуга, не мог уделять достаточного внимания вашему обучению. Признаюсь, я пренебрегал вами и потом, ибо всегда находилось что-то, что отвлекало меня, требуя непременного моего участия. Но какой гордости, какой радости преисполнилось мое сердце вчера, когда я услышал вашу игру! А как был потрясен Удайсё!
В самом деле, мудрено представить себе более совершенную особу. Достигнув непревзойденного мастерства в музыке и прочем, госпожа была безупречна и в неусыпной заботливости о благополучии внуков своих. «Люди, столь многими достоинствами отмеченные, обычно ненадолго задерживаются в этом мире», — думал Гэндзи, и сердце его сжималось от недобрых предчувствий.
Многих женщин встречал он на своем веку и понимал, как трудно отыскать такую, которая совершенно не имела бы недостатков.
В том году госпоже Весенних покоев исполнялось тридцать семь лет[59]. Однажды, с умилением вспоминая вместе прожитые годы, Гэндзи сказал:
— В нынешнем году вам следует быть осторожнее и больше времени отдавать молитвам. У меня слишком много забот, и я могу что-нибудь упустить. Постарайтесь же ничего не забыть. Если вы сочтете, что необходимо отслужить особые молебны, скажите мне, и я отдам соответствующие распоряжения. Как жаль, что монах Содзу[60] уже покинул этот мир. Разве может кто-то его заменить?
В детстве меня баловали больше других детей, да и теперь я удостоился почестей, какие мало кому выпадают на долю. Но немногим пришлось изведать столько горестей, сколько изведал я. В самом юном возрасте я был покинут всеми, кто меня любил, да и позже у меня находилось немало причин для печали. Я знаю, что повинен в тяжком преступлении, но, увы, скольких душевных мук оно мне стоило, какое смятение внесло в мою жизнь! Не исключено, что именно за эти страдания я и был вознагражден удлинением жизненного срока, ибо никогда не предполагал, что проживу так долго. Ваша же жизнь была омрачена разве что нашей разлукой, ни до нее, ни после вы не знали ни сердечных забот, ни печалей. А ведь их приходится испытывать всем, даже государыням, не говоря уже о простых женщинах. Вы не можете себе представить, как много огорчений выпадает на долю тех, кто живет в Высочайших покоях, где царит дух соперничества и зависти. Я не знаю женщины, чья жизнь была бы спокойнее вашей, ведь в этом доме о вас всегда заботились так, как не всякий станет заботиться и о любимой дочери. Задумывались вы когда-нибудь над тем, что ваша судьба оказалась счастливее многих? Разумеется, неожиданное появление в нашем доме Третьей принцессы не могло не уязвить вас, но неужели вы не видите, что моя привязанность к вам с тех пор лишь умножилась? Увы, люди часто не замечают того, что имеет к ним самое прямое отношение. Впрочем, скорее всего я ошибаюсь, ведь вы так проницательны…
— О, я понимаю, кому-то и в самом деле может показаться, что на мою долю выпало куда больше счастья, чем я, ничтожная, заслуживаю. Но знаете ли вы, какая горечь живет в моей душе? Иногда мне кажется, что больше нет сил терпеть, и только благодаря молитвам…
Очевидно, госпоже о многом еще хотелось рассказать Гэндзи, но она замолкла, не зная, стоит ли… Как же прекрасна была она в тот миг!
— Не буду скрывать от вас, — продолжает она наконец, — я чувствую, что жить мне осталось немного. Разумно ли в этом году вести себя так, будто не ведаешь о грозящей опасности? О, когда бы вы разрешили мне осуществить задуманное…
— Нет, не могу, не просите меня об этом. Для чего мне жить, если вы покинете меня? Пусть унылой, однообразной чередой проходят луны и годы, мне довольно уже того, что я вижу вас каждый день, каждую ночь. Большей радости я не знаю. Есть что-то необыкновенное в моем чувстве к вам, и я хочу, чтобы в моем сердце ничего не остаюсь для вас неизведанного.
- Повесть о старике Такэтори (Такэтори-моногатари) - Средневековая литература - Древневосточная литература
- Повесть о прекрасной Отикубо - Средневековая литература - Древневосточная литература
- Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Сюэцинь Цао - Древневосточная литература
- Повесть о Белой змейке - без автора - Древневосточная литература
- Зафар-наме. Книга побед Амира Тимура - Шараф ад-Дин Йазди - Древневосточная литература
- Parzival - Wolfram von Eschenbach - Древневосточная литература
- Синяя летопись - Гой-лоцава Шоннупэл - Буддизм / Древневосточная литература
- Хокку. Японская лирика. Плакучей ивы тень… - Антология - Древневосточная литература / Поэзия
- Книга стран - ал-Якуби - Древневосточная литература
- Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу - Древневосточная литература