Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он выпрыгнул из такси на крышу своего дома и на эскалаторе доехал до квартиры. Дверь помогла открыть монетка, полученная от Эла. Или от Пат?
В гостиной стоял забытый с детства слабый запах горелого жира. На кухне Джо понял причину: изменениям подверглась плита. Она превратилась в старинную модель, под природный газ, с легко засоряющимися конфорками и плохо пригнанной инкрустированной дверцей духовки.
Джо ошарашенно глядел на старую, изношенную плиту, пока не обнаружил, что прочие кухонные приборы изменились подобным же образом. Привычный тостер распался на его глазах, оформившись в причудливый агрегат; хлеб надо было закладывать вручную, автоматического выброса не было. В углу басовито гудел невероятных размеров холодильник на ременной передаче, реликт из бог весть каких времен, еще более древний, чем башенная модель, которую Джо видел по телевизору. Меньше всех изменился кофейник. В некотором смысле он даже усовершенствовался: исчез монетоприемник, и пользоваться им можно было бесплатно.
Это, кстати, относилось и ко всем прочим приборам. К тем, что остались. Джо попытался вспомнить, что тут еще было, но и память заметно ослабела, и Джо вернулся в гостиную.
Телевизор устарел невероятно. Даже не телевизор. Просто ящик темного дерева с антенной и заземлением – старинный средневолновый радиоприемник с ручной настройкой. «Боже милосердный», – прошептал Джо, испугавшись не на шутку.
Почему телевизор не превратился в кучу бесформенного металла и пластмассы? В конце концов, он сделан из них, а не из древнего приемника. Неужели так зловеще подтверждалась забытая античная философия, платоновские представления о сути вещей? Сама форма телевизора – это шаблон, навязанный серией предыдущих шаблонов, наподобие последовательности кадров при киносъемке. В каждом предмете, рассуждал Джо, сохраняются прежние формы, теплится минувшая жизнь. Прошлое застыло, ушло вглубь, но оно всегда здесь, готовое пробиться на поверхность, как только поздние наслоения в силу неудачного стечения обстоятельств и наперекор привычному ходу вещей начнут распадаться. В мужчине хранится не мальчик, а предыдущие мужчины, понял Джо. История началась очень давно.
Высохшие останки Венди. Нормальная последовательность форм оборвалась. Последняя форма распалась, и ничего не пришло на смену, ничего, что можно было бы рассматривать как рост или следующую фазу. Так, очевидно, ощущается нами старость. Отсутствие смены приводит к дряхлению и упадку. Только в данном случае все произошло мгновенно, за несколько часов.
Но эта древняя философия… Разве Платон не допускал, что есть нечто, не поддающееся распаду, незыблемая внутренняя суть? Извечный дуализм: противоречие тела и духа. Тело завершает свой путь, как Венди, а душа… душа вылетает подобно птице из гнезда. Может быть, и так, подумал Джо.
Последует новое рождение, как учит тибетская Книга Мертвых.
Господи, если бы это было правдой. Ведь тогда мы все снова встретимся. Как в «Винни Пухе», просто в другой части леса, где всегда будут играть мальчик и его медвежонок…
Бессмертная категория. Мы найдем своего Винни Пуха, только в более ясном и надежном мире.
Из любопытства Джо включил доисторический приемник. Желтая целлулоидная шкала засветилась, послышался шум, и наконец среди статических помех и писка пробилась радиостанция.
– В эфире «Семья Пеппер Янг», – объявил диктор, и заиграл орган. – Представляет фирма «Кэми», мыло для очаровательных женщин. Вчера Пеппер совершенно неожиданно обнаружил, что завершился многомесячный труд…
Джо выключил радио. Мыльная опера кануна Второй мировой войны, подивился он про себя. Что ж, это укладывается в логику обращения форм, царившую в этом гибнущем полумире, или где он там находится.
Оглядев гостиную, Джо заметил крытый стеклом журнальный столик на витых ножках, а на нем тоже довоенный номер «Либерти». Журнал публиковал фантастический сериал «Молнии в ночи» – о будущей атомной войне. Джо рассеянно полистал страницы, потом снова оглядел комнату, пытаясь определить прочие перемены.
Жесткое бесцветное покрытие пола сменилось широкими деревянными половицами. Посередине лежал выцветший турецкий ковер, пропитанный многолетней пылью.
На стене осталась единственная картина – черно-белая гравюра в рамке под стеклом – умирающий индеец на лошади.
Раньше Джо ее никогда не видел. Никаких воспоминаний картинка не пробуждала.
На месте видеофона стоял черный прямоугольный аппарат с вешающейся на рычаг трубкой. Без диска. Джо снял трубку, и женский голос произнес: «Номер, пожалуйста». Джо повесил трубку.
Система отопления исчезла. В углу комнаты громоздился газовый обогреватель, широкая жестяная труба поднималась по стене почти до самого потолка.
В спальне Джо заглянул в шкаф и обнаружил черные вельветовые туфли, шерстяные носки, бриджи, голубую хлопковую рубашку, спортивный пиджак из верблюжьей шерсти и кепку для гольфа. Он выложил на кровать предназначенный для более официальных случаев темно-синий костюм в полоску, подтяжки, широкий цветной галстук и белую рубашку с целлулоидным воротничком. «Боже, – подумал он, натолкнувшись на сумку с клюшками для гольфа, – какая древность!»
Джо снова вернулся в гостиную. На сей раз он обратил внимание на то место, где раньше стояла его полифоническая система: тюнер точной настройки с мультиплексором, вертушка с невесомым звуконосителем, динамики, многоканальный усилитель – все исчезло. Вместо музыкального центра торчат высокий коричневый деревянный ящик с коленчатой ручкой и набором бамбуковых игл. Джо разгадал способ звуковоспроизведения, не поднимая крышки. Возле ящика лежала пластинка с черным кружком фирмы «Виктор» на 78 оборотов. Турецкие мелодии в исполнении оркестра Рея Нобеля.
Все, что осталось от его коллекции дисков. Завтра, может быть, возникнет фонограф с восковым цилиндром. Для извлечения звука придется крутить рукоятку и распевать религиозные псалмы.
Внимание Джо привлекла лежащая поверх всякого хлама газета.
Он взглянул на дату: вторник, 12 сентября 1939 года.
ФРАНЦУЗЫ СООБЩАЮТ, ЧТО ЛИНИЯ ЗИГФРИДА ПРОРВАНА.
КРУПНЫЙ УСПЕХ В РАЙОНЕ СААРБРЮКЕНА.
«Интересно, – подумал Джо. – Вторая мировая война только что началась. Французам кажется, что они побеждают».
Он прочел следующий заголовок:
ГЕРМАНСКИЕ ВОЙСКА ОСТАНОВЛЕНЫ В ПОЛЬШЕ.
ЗАХВАТЧИКИ БРОСАЮТ В БОЙ НОВЫЕ СИЛЫ, НЕ ДОБИВАЯСЬ ПРИ ЭТОМ НОВЫХ УСПЕХОВ.
Газета стоила три цента. Это тоже удивило Джо. Что сейчас купишь за три цента? Он бросил газету на диван и снова подивился ее свежести. Вчерашний, самое позднее, позавчерашний номер. «По крайней мере я знаю точную дату, до которой дошла регрессия», – подумал Джо.
В поисках прочих изменений он набрел на комод в спальне. На нем в застекленных рамках стояли несколько фотографий. На всех был запечатлен Ранситер. Однако не тот, которого он знал. Ранситер – ребенок, маленький мальчик, молодой человек. Такой, каким он был очень давно, но все равно узнаваемый.
Джо вытащил бумажник. Там тоже оказались фотографии Ранситера. Ни одного снимка родных или друзей. Ранситер повсюду! Джо сунул бумажник в карман и вдруг с потрясением обнаружил, что он сделан из натуральной телячьей кожи. Что ж, это укладывается в схему происходящего. В старину кожа была доступна. Снова достав бумажник, Джо внимательно его осмотрел, ощупал и испытал весьма приятное ощущение. «С нашим пластиком не сравнить», – подумал он.
Вернувшись в гостиную, Джо растерянно покрутился, пытаясь найти на стене знакомую прорезь для почты. Она исчезла. Джо задумался, пытаясь представить организацию почтового дела в старину. На полу, возле входа? Нет. В каком-то ящике… Он вспомнил термин – почтовый ящик. Хорошо, почта в почтовом ящике, а где ящик? В подъезде? Придется покинуть квартиру.
За почтой нужно спуститься на первый этаж – на двадцать этажей вниз.
– Пять центов, пожалуйста, – произнесла дверь, когда Джо попытался ее открыть. Хоть что-то осталось неизменным.
Платная дверь проявила врожденное упрямство и не поддалась процессу. Не исключено, что она одна и сохранится, в то время как остальные вещи претерпят бесконечные обращения в прошлое во всем городе… или во всем мире.
Он бросил пять центов, вышел на площадку и замер перед эскалатором, по которому несколько минут назад спустился с крыши. Движущаяся лента превратилась в пролет бетонных ступеней. Двадцать пролетов вниз, прикинул Джо. Ступенька за ступенькой. Невозможно. Ни один человек не способен пройти столько. Лифт. Он кинулся к кабине, но остановился, вспомнив, что произошло с Элом. «А если я сейчас увижу то, что видел он? Старую железную клетку на стальном тросе, управляемую дряхлым придурком в форменной фуражке лифтера».
- Пусть вспыхнет пламя - Барталомей Соло - Социально-психологическая
- Толкователи - Урсула Ле Гуин - Социально-психологическая
- Дом тысячи дверей - Ари Ясан - Социально-психологическая
- Когда сгорает тот, кто не горит - Полина Викторовна Шпартько - Попаданцы / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Преданная - Вероника Рот - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Венедская держава. Плацдарм - Евгений Дудченко - Альтернативная история / Попаданцы / Социально-психологическая
- По делам его... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- Перевоплощение - Филип Жисе - Социально-психологическая