Форма входа
Читем онлайн Гоголь. Соловьев. Достоевский - К. Мочульский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
В сцене «кошмара» Достоевский разрабатывает тему привидений, намеченную в романе «Бесы». Ставрогину является «маленький, гаденький золотушный бесенок с насморком, из неудавшихся»; у него «самодовольство шестидесятых годов, лакейство мысли и лакейство души». Посетитель Ивана Карамазова, русский джентльмен прижйвальщик — тоже «просто черт, дрянной мелкий черт». Герой с ненавистью говорит о нем: «Раздень его и, наверно, отьпцешь хвост, длинный, гладкий, как у датской собаки, в аршин длиной будет…» Какая конкретность в описании фантастического, в какую низменную тривиальность облечено сверхъестественное! Ставрогин своей судьбой связан с Карамазовым: он гордился своим демоническим величием и был унижен явлением гаденького бесенка «с насморком». То же унижение постигает и Ивана. Черт дразнит его: «Ты злишься на меня за то, что я не явился тебе как нибудь в красном сиянии, «гремя и блистая», с опаленными крыльями, а предстал в таком скромном виде. Ты оскорблен, во первых, в зстетических чувствах тв их, а во–вторых, в гордости: как, дескать, к та кому великому человеку мог войти акой пошлый черт?» Бес Ставрогина и черт Карамазова — две вариации одной темы: и здесь, и там разоблачается лживость сатанинской красоты. В своей «Легенде» Иван представил дьявола в величественном образе страшного и умного духа, и вот он оказался пошлым приживальщиком с бурым хвостом, как у датской собаки… Дух небытия — самозванец; это не Люцифер с опаленными крыльями, а бесенок «из неудавшихся», воплощение мировой скуки и мировой пошлости. Но у Ивана Карамазова не один двойник, а два: рядом с приживальщиком стоит лакей, рядом с чертом — Смердяков. Лицо «ученого брата» искажено в отражении двух зеркал. Черт повторяет его мыс ли, но только «самые гадкие и глупые». Смердяков снижает его «идею» до гнусного уголовного преступления. В низменной душе лакея теория Ивана «все позволено» превращается в замысел убийства с целью ограбления. Иван мыслит отвлеченно, Сме рдяков делает практический вывод. «Вы убои, — заявляет он своему «учителю», — – вы главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был, слугой Личардой верным и по слову вашему дело зто и сове ршил». Смердяков следует за Иваном как «исполнитель»; точно так же за Ставрогиным следует Петр Верховенский. Сын развратника Федора Павловича и дурочки Лизаветы Смердящей, лакей–убийца Смердяков — человек болезненный и странный. Он страдает падучей, говорит самодовольно, доктринерским тоном и всех глубоко презирает. «В детстве он очень любил вешать кошек и потом хоронить их с церемонией». Одна эта черточка рисует характер злобного и напыщенного выродка. Смердяков — самолюбивая, надменная и мнительная бездарность. Он прирожденный скептик и атеист. Двенадцатилетнего мальчика слуга Григорий учит священной истории. Тот насмешливо и высокомерно его спрашивает: «Свет создал Господь Бог в первый день, а солнце, луну и звезды на четвертый день. Откуда же свет‑то сиял в первый день?»Несколько лет он жил в Москве и учился там поварскому искусству. Вернулся постаревшим, «сморщился, пожелтел, стал походить на скопца». Культуру он усвоил по–лакейски, как щегольство: два раза в день тщательно чистил щеткой свое платье и ужасно любил натирать сапоги особенной английской ваксой. Но по–прежнему был угрюм, нелюдим и высокомерен. Автор иронически называет его «созерцателем». Смердяков — совсем не глупец; у него ум низменный, но изворотливый и находчивый. Федор Павлович называет его «иезуитом» и «казуистом».
И в эту уродливую душу падает зерно учения Ивана. Лакей принимает его с восторгом; Ивана «Бог мучает» — вопрос о бессмертии для него не решен. В сердце Смердякова Бога никогда не было, он безбожник от природы, естественный атеист; и принцип «все позволено» вполне отвечает его внутреннему закону. Иван только желает смерти отца, Смердяков убивает.
В трех свиданиях сообщников разворачивается трагическая борьба между убийцей моральным и убийцей фактическим. Смердяков никак не может понять ужаса и терзаний Ивана, ему кажется, что тот притворяется, «комедь играет». Чтобы доказать ему, что убил не Дмитрий, а он, лакей показывает пачку денег, похищенную им после убийства. Достоевский находит детали, придающие этой сцене характер необъяснимого ужаса. «Подождите–с, — проговорил Смердяков слабым голосом и вдруг, вытащив из‑под стола свою левую ногу, начал завертывать на ней наверх панталоны. Нога оказалась в длинном белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь, он снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федорович глядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге…» «Смердяков вытащил пачку и положил на стол». Еще одна деталь. Убийца хочет кликнуть хозяйку, чтобы та принесла лимонаду, и отыскивает, чем бы накрыть деньги; наконец накрывает их толстой желтой книгой: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова».
«Длинный белый чулок», в котором спрятаны пачки радужных кредиток, и «Слова Исаака Сирина», прикрывающие добычу отцеубийцы, — выразительность этих художественных символов может быть только указана, но не объяснена.
Смердяков отдает деньги Ивану. «Не надо мне их вовсе–с», — говорит он. Он думал, что убил ради денег, но теперь понял, что это была «мечта». Он доказал себе, что «все позволено», с него этого довольно. Иван спрашивает: «А теперь, стало быть, в Бога уверовал, коли деньги назад отдаешь?» — «Нет, не уверовал–с», — прошептал Смердяков.
Ему, как Раскольникову, нужно было только убедиться, что он может «преступить». Его, как и убийцу студента, награбленное не интересует. «Все позволено», значит, «все, все равно». Преступив Божий закон, отцеубийца отдает себя «духу небытия». Смердяков кончает самоубийством и оставляет записку: «Истребляю свою жизнь своею собственной волей и охотой, чтобы никого не винить». Так совершает он последний акт демонического своеволия.
Младший из братьев Карамазовых, Алеша, обрисован бледнее других. Его личная тема заглушается страстным пафосом Дмитрия и идейной диалектикой Ивана. Подобно своему духовному предшественнику князю Мышкину, Алеша со–чувствует и со–переживает с другими, но действие романа им не определяется и «идея» его только намечена. А между тем «Карамазовы» были задуманы автором как жизнеописание Алеши, и в предисловии он прямо называется героем романа. Достоевский пытаегся объясни ib jto несоогветствие между замыслом и выполнением. Алеша не похож на героя, потому что он «дея1йль неопределенный, невыяснившийся» Образ его раскроется в будущем. «Главный роман — второй, — пишет автор, — это деятельность моего героя уже в наше время, именно в наш теперешний текущий момент. Первый же роман произошел еще 13 лет назад и есть почти даже не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя». Но второй роман не был написав, и Алеша остался таким же «недоконченным», как и князь Мышкин. Работая над «Идиотом», автор признавался: «Изображение положительно–прекрасного есть задача безмерная». В «Карамазовых» идеальный образ человека — только предчувствие и предвидение.
Алеша — единоутробный брат Ивана. Мать его, смиренная, «кроткая» Софья Ивановна, была кликушей. Он унаследовал от нее религиозный строй души. Одно воспоминание из раннего детства определило его судьбу. «Алеша запомнил один вечер, летний, тихий, отворенное окно, косые лучи заходящего солнца, в комнате, в углу, образ, перед ним зажженную лампадку и перед образом на коленях рыдающую, как в истерике, со взвизгиваниями и вскрикиваниями, мать свою, схватившую его в обе руки, обнявшую его крепко, до боли, и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу, как бы под покров Богородице». Софья Ивановна, страдалица мать, так же мистически связана с Пречистой Матерью Богородицей, как и мать Подростка — Софья Андреевна. Алеша отдан ею под покров Божией Матери; он — посвященный, и на нем с детских лет почиет благодать. Воспитывался он в чужой семье, в гимназии курса не кончил и вдруг вернулся к отцу. Старика Карамазова поразила причина его возвращения: Алеша приехал разыскать могилу своей матери. Вскоре он поступил послушником в монастырь к прославленному старцу и целителю Зосиме. Автор боится, что юный его герой покажется читателю экзальтированным чудаком и фанатиком. Он настаивает на физическом и моральном здоровье своего героя… «Алеша был в то время статный, краснощекий, со светлым взором, пышащий здоровьем 19летний подросток. Он был в то время даже очень красив собою, строен, средне–высокого рос га, темнорус, с правильным, хотя несколько удлиненным овалом лица, с блестящими темно–серыми, широко расставленными глазами, весьма задумчивый и, по–видимому, весьма спокойный». У него особый дар возбуждать всеобщую любовь, он всех любит, обид не помнит, никогда не заботится, на чьи средства живет; ровен и ясен; у него дикая исступленная стыдливость и целомудренность. Первая попытка изобразить «поло жительно–прекрасного человека» — князя Мышкина — не удовлетворила писателя; в «Карамаэовых» он заново перерабаты вает свой набросок. Князь Мышки н — юродивый, эпилептик, «недовоплощен ный»; Алеша «пышет здоровьем», красно щек, крепко стоит на земле и полон ка рамазовской стихийной жизненности. Но почему этот жизнерадостный юноша сделался послушником? Писатель объясняет: герой его «даже не мистнк вовсе» — он реалист. «В реалисте вера не от чуда происходит, а чудо от веры». В образе Алеши предначертан новый тип христианской духовности — иноческого служения в Миру; он проходит через монашескую аскезу, но в монастыре не остается; старец Зосима перед смертью говорит своему любимцу: «Мыслю о тебе так — изы дешь из стен сих, а в миру пребудешь как инок… Много несчастий принесет тебе жизнь, но ими‑то ты и счастлив будешь и жизнь благословишь и других благословить заставишь, — что важнее всего…» Та ков замысел Достоевского об Алеше: предсказания старца должны были оправдаться во втором романе. «Юный человеколюбце» сталкивается с братом–атеистом; Алеша верит в Бога и любовно приемлет Божий мир; он говорит Ивану: «Я думаю, что все должны прежде всего на свете жизнь полюбить… Полюбить прежде логики — и тогда только я и смысл пойму». Иван в Бога не верит и, прежде чем полюбить мир, хочет понять его смысл. Христианская любовь проти воставляется безбожному разуму. «Про и контра» входит в самую душу Алеши, становится внутренней его борьбой, искушением и победой над искушением. Умира ет старец; ученик ждал прославления учи теля, а вместо этого присутствует при его бесславии: от гроба почившаго праведника преждевременно исходит «тлетворный дух»; «соблазн» охватывает и монахов и богомольцев; соблазняется и «твердый в вере» «реалист» Алеша. Где же духовное преображение природы, о котором учил старец? А если его нет, тогда прав Иван.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Гоголь. Соловьев. Достоевский - К. Мочульский бесплатно.
Похожие на Гоголь. Соловьев. Достоевский - К. Мочульский книги
- Вера Церкви. Введение в православное богословие - Христос Яннарас - Религия
- Кризис воображения - Константин Мочульский - Религия
- Статус женщины-матери 21 века. Подвиг счастья - ЭЛЬМАРИЯ - Религия
- Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики - Феофан Затворник - Религия
- Во что я верю - Франсуа Мориак - Религия
- Сочинения - Филофей Коккин - Религия
- Непостижимое. К христианским истокам - Дмитрий Герасимов - Религия
- Душевный лекарь. О пути христианина в современном мире - Дмитрий Семеник - Религия
- Грихастха-ашрам. Семейная духовная жизнь - Александр Хакимов - Религия
- Путь ко спасению - Феофан Затворник - Религия
