Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же делать с водохранилищем, если от него крутыми волнами идут неприятности? Бить тревогу! Однако организации, приставленные к сбережению его, на удивление спокойны.
Но есть ли выход? Спустить водохранилище и забыть о нем, как о плохом сне? Сделать вид, что его не было, нет и что оно не нужно совсем? Вернуться к прежней речушке? Не лучший вариант. Предпочтительнее сберечь городу водохранилище, если уж оно и на картах голубеньким пятнышком замаячило. Но для этого потребуется серьезное и оперативное решение многих проблем — экологических, гидротехнических, организационных и других. Пора наконец прекратить сброс в водохранилище неочищенных вод. Нужны разработки и практические рекомендации со стороны ученых, их дельные советы.
А пока пусть печальный опыт послужит уроком другим «преобразователям природы», всем, кто идет к ней с кнутом, кто принимает решения на авось…»
* * *Уехал Иван Алексеевич из Старых Озер недели через полторы, на вид вроде бы веселый и довольный своею участью, но на самом деле, как показалось Афанасию, какой-то поникший и печальный. Попрощались они с ним по-хорошему, как настоящие друзья, посидели даже за столом в доме у Афанасия, вдоволь наговорились и про море, и про колхозные дела, и вообще про жизнь…
С Афанасием Иван Алексеевич всегда был в хорошей дружбе. Забегал к нему чаще, чем к другим мужикам: то посоветоваться насчет сенокоса или жатвы, а то и просто так, новостью хорошею поделиться. Теперь же и словом по-настоящему не с кем перемолвиться. Афанасию-то, правда, еще ничего, он целый день на работе, в лесу, а вот Екатерине Матвеевне совсем худо. Ровесницы, какие были, на зиму в город к детям поразъехались. Володя с Надеждой никакого слуха о себе не подают, а теперь еще и Иван Алексеевич распрощался…
Словом, с утра до вечера Екатерина Матвеевна одна. Раньше, бывало, все хлопочет и хлопочет по хозяйству, то на огороде копается, то во дворе, а в последнее время что-то стала сдавать, тихая сделалась, неразговорчивая. Сидит возле окошка, смотрит на море, а там пустынно и сыро, будто в подземелье…
— У тебя, может, болит что? — решился наконец спросить ее Афанасий.
— Да нет, ничего, — ответила Екатерина Матвеевна, а сама опечалилась еще больше.
Афанасий даже собрался было привезти к ней Лидию Васильевну, пусть поглядела бы, послушала, мало ли чего может случиться в старости. Но Екатерина Матвеевна остановила его, позвала к себе. Афанасий подчинился, подошел к окошку, сел рядышком на диване, чувствуя, что разговор у них будет сейчас длинный и нелегкий. Так оно и случилось. Екатерина Матвеевна минуту помолчала, словно собираясь с мыслями, с силами, а потом вдруг не выдержала и заплакала:
— Пора, наверное, Афанасий, и нам уезжать отсюда.
— Ты чего это? — удивился он ее словам.
— Плохо мне здесь что-то, тяжело… Да и ты погляди на себя — совсем состарился, кашляешь по ночам, стонешь…
Афанасий ответил не сразу, он тоже посмотрел в окошко, на белый свет, на Николаев тополек, который бился, шелестел на ветру последними листочками, потом окинул взором потемневшее к осени море и лишь после этого ответил Екатерине Матвеевне:
— Давай подумаем немного.
— Давай, — согласилась она, но плакать не перестала, не утешилась, сидела возле окошка по-прежнему тихая, скорбная.
Думали они и размышляли об отъезде не один день. И каждый раз приходил Афанасию на память разговор с Андреем Борисенко, его обидное пророчество: «А чуть прижмет посильней — и уедешь в город, в сушь да в тепло… Помяни мое слово — уедешь».
Афанасий давал себе в душе зарок, что никуда он не уедет из Старых Озер, что будет держаться здесь до последнего, пока жив, иначе как он будет смотреть людям в глаза, пусть даже они теперь и стараются не тревожить его разговорами о Николае…
Но Екатерина Матвеевна продолжала плакать, и мысли Афанасия клонились в другую сторону. Тут уж размышляй не размышляй, а от судьбы, как говорится, не уйдешь — надо сниматься и ехать. Жизни здесь уже не будет… Екатерина Матвеевна совсем изведется, зачахнет, и не столько от болезни, сколько от беспорядков, которые вокруг творятся. Она ведь привыкла, чтоб в доме все ладилось, чтоб никакой труд даром не пропадал. А тут скоро и самого дома не будет: в кладовой вон уже от сырости пошел грибок, дерево начало пухнуть. А уж про погреб, про сараи и говорить нечего. Афанасий, конечно, еще повременил бы немного, подождал бы до весны, со старшими детьми посоветовался бы, коль от Николая теперь совета ждать не приходится — он, можно сказать, уже отрезанный ломоть…
Недавно, правда, заехал в Старые Озера — напористый, строгий. Похоже, ни статьи газетные на него не действуют, ни разговоры со староозерскими мужиками. А может, просто прикидывается, что не действуют… Как-то даже не верится, что это его сын, что вырос он здесь, в Старых Озерах, под дедовскими тополями.
С Афанасием Николай перекинулся словами негусто, поинтересовался здоровьем, работой — и на том их беседа закончилась. О недавнем разговоре с мужиками возле колодца даже не вспомнил…
* * *А люди по-прежнему уезжали из Старых Озер. Возле моря осталось всего с десяток жилых домов, а остальные стояли заколоченные, мертвые.
Екатерина Матвеевна совсем занемогла, начала опасно кашлять, худеть, а Афанасий, еще малость поколебавшись, решил, что, наверное, настала пора и им прощаться со Старыми Озерами. Ведь, не дай бог, случись что-либо с Екатериной Матвеевной, так он до конца своих дней не простит себе этого промедления.
Одним словом, оседлал Афанасий в воскресное утро Горбунка и отправился, не торопясь, за Великие горы в самые верховья реки, где среди ельников и заливных лугов раскинулась небольшая деревушка Лосева Слобода. Деревушкой она, правда, только называлась по старой привычке, а на самом деле была всего лишь хутором. Молодежь из Лосевой Слободы давным-давно переехала на центральную усадьбу колхоза поближе к асфальту, к железной дороге. А в Лосевой Слободе остались одни старики, которым нужны не столько железная дорога и асфальт, сколько свежий лесной воздух, простор да река, в этих местах еще чистая, не замутненная…
Афанасий без особого труда отыскал в Лосевой Слободе давно продающийся домик — небольшой, но еще крепкий, ладный, заново перекрытый шифером. Стоял он неподалеку от реки, в окружении верб и яблоневого сада, который спускался вдоль огорода почти к самому речному берегу. Лучшего места для Екатерины Матвеевны и Афанасия, чтоб дожить свою жизнь, наверное, и не найти.
Афанасий договорился с хозяином о цене и заторопил Горбунка домой, чтоб скорее обрадовать Екатерину Матвеевну. Горбунок, прихрамывая, затрусил рысью, зафыркал, словно он вместе с Афанасием тоже радовался, что наконец-то опять заживет в тепле, в сухом, обставленном камышом сарае, что по весне будет опять пастись на заливных лугах и пить из реки чистую холодную воду…
Все это, конечно, так, все правильно, только об одном Горбунок не думает, не может думать: как оставить Афанасию и Екатерине Матвеевне Старые Озера, как распрощаться с каждой их улочкой, с каждым бугорком земли, с тропинками и стежками, по которым столько исхожено за долгую жизнь?..
А как бросить в чужие руки отцовский дом, где было у Афанасия с Екатериной Матвеевной много хороших, светлых минут, где родились, выросли и откуда разъехались во все края земли их дети?! А Великие горы, а леса, а Николаев тополек, который уже поднялся выше окон, до самой крыши?! Тоже ведь память, тоже ведь надежда…
Но, видно, такая уж у Афанасия и Екатерины Матвеевны судьба, что на старости лет надо сниматься им с родного места и искать жизни на чужбине. Об одном только надо будет попросить детей: чтоб похоронили их в Старых Озерах, рядом с дедовскими могилами. Легче и отрадней им будет после смерти лежать в родимой земле… Хотя и на это теперь надежды мало. Летом вон хоронили старушку Андреиху, так могилу вырыли всего чуть выше колена — а дальше вода. Так в воду ее, сердешную, и положили, другого ведь кладбища пока в Старых Озерах нет.
Горбунок вскоре притомился, перешел на шаг, а потом и вовсе начал отставать, хромая и заваливаясь на сторону. Афанасий спешился, повел его в поводу вдоль речного, зеленеющего осеннею травой берега. Так и шли они до самых Старых Озер, до самого моря: Афанасий впереди, прокладывая дорогу среди камыша и колючего дурнишника, который в последние годы буйно поднялся на пляжных намывных песках, а Горбунок — следом, греясь на закатном далеком солнышке.
Море было тихое, робкое, волна едва-едва шевелилась где-то на середине, а к берегу совсем успокаивалась, замирала. Не было слышно ни единого всплеска, ни единого вскрика, словно все морские обитатели: рыбы, птицы и звери — навсегда оставили его и ушли в другие места, где текут настоящие реки, где вдоволь и трав, и чистой воды, и свежего верхового ветра.
- Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов - Морские приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза
- Разбуди меня рано [Рассказы, повесть] - Кирилл Усанин - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Так было… - Юрий Корольков - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
- Рябина, ягода горькая - Геннадий Солодников - Советская классическая проза
- Человек умирает дважды - Людмила Георгиевна Степанова - Советская классическая проза
- ТЛЯ - Иван Шевцов. - Советская классическая проза