Форма входа
Читем онлайн Духи времени - Лев Рубинштейн
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Когда я рассказал об этом своему приятелю, он вспомнил, что его сын, когда ему было года четыре, требовал, чтобы перед сном ему ни в коем случае не читали ни сказок, ни стихов, а чтобы читали схему московского метро.
Не подтверждение ли все это моей давней убежденности в том, что любой текст в соответствующем контексте обнаруживает способность прочитываться как объект высокой поэзии? Все может быть. Дети на то и дети, чтобы позволять себе существовать вне наших предрассудков и культурных конвенций.
А нам остается лишь читать и перечитывать. Перечитывание детских книжек – процесс вполне органичный и легко объяснимый. И дело не только в детях-внуках-племянниках. Я думаю, что настоящее чтение, чтение без оглядок на опыт, образование, вкус, без попыток сопоставления и выстраивания иерархий – это чтение в детстве. Где-то я прочитал про маленькую девочку, сказавшую однажды: «Когда же, наконец, я уже вырасту и мне разрешат читать взрослые книги? Все детские – такие страшные». Все правильно. Детские книжки – самые страшные, самые веселые, самые умные. По-другому и быть не может.
Взрослый опыт не столько продолжает детский, сколько постоянно ревизует его, подвергает придирчивой проверке. Взрослый к своим детским воспоминаниям относится ревниво, подозревая – по-видимому, небезосновательно, – что ребенком он был тоньше, умнее и адекватнее. В общем, «будем как дети». И будем – по словам поэта – «только детские книги читать».
Вот мы их и читаем. Вот и перечитываем. Несколько лет тому назад я провел такой эксперимент. Я взял и перечитал наиболее любимые в детстве книжки. Какие-то из них оказались вдруг совсем никуда. Майн Рид, например, провалился с треском. Жюль Верн стал со временем уныл и косноязычен. Зато «Том Сойер», «Остров сокровищ» и «Три мушкетера» оказались еще краше, чем прежде. Но это уже взрослый взгляд. Уже предвзятый. Уже подпорченный эстетическим и всяким прочим опытом.
Вот мы и возвращаемся всю жизнь к тому, к чему вся мировая словесность, что бы она ни мнила о себе, сводима без остатка. Вот он, наш внутренний мир, такой компактный и такой универсальный: агушеньки-агу, не ложися на бочок, сорока-ворона кашку варила, деток кормила, этому дала, колобок, колобок, я тебя съем, не плачь дед, не плачь, баба, мы в саду поймали вора, если б я была царица, вместо шляпы на ходу, ах ты гадкий, ах ты грязный, а вы знаете, что у – далее везде.
Следите за рекламой
В последние несколько лет участились жалобы на то, что нынешние литература, кино, а также средства массовой информации сосредоточились исключительно на фиксации и смаковании негативных явлений нашей жизни. Сплошные, говорят, убийства, грабежи, бандиты и телки по вызову. Сплошная, говорят, злокачественная чернуха захлестнула наши экраны и наши страницы. Что это, спрашивают сами себя и друг друга, – простая безответственность или, хуже того, определенный умысел, выполнение тайного заказа на формирование у широких слоев населения социальной депрессии? Как будто, говорят, нет у нас никаких позитивных сдвигов. Как будто бы возникновение искомого среднего класса не где-то уже тут рядом не за горами прямо на глазах, как на дрожжах.
Где хорошие новости? Где хорошие люди? Где, извините за выражение, положительный герой? Где он?
Где, где…
Вообще-то давно известно, что зло в различных своих дозах и воплощениях куда привлекательнее для художника, чем добро. Черти и злодеи, как правило, живее и обаятельнее, чем ангелы и праведники. Картины ада удаются художнику куда достовернее и веселее, чем наоборот.
Маршалл Маклюэн, прославленный исследователь массмедиа, утверждал, что настоящие новости – это плохие новости. Но ведь должен же существовать где-то мир вечного и беспримесного позитива, безразмерное пространство порождения и бытования положительных образов, вечно цветущая благая весть? Он есть. Это реклама.
Что же еще может столь последовательно, систематично и наглядно напоминать нам о том, что в мире не только обжухивают, стреляют, бомбят, льют реки разбавленного кетчупа, прищемляют друг другу яйца в дверях и хватают друг друга за грудки в Государственной думе, в прямом эфире и на спортивных площадках? Что есть и другие, вечные и непреходящие ценности? Что есть мир, где царят истина, добро и красота? Там царят полное согласие и созвучие всего со всем. Там все со всем соотносится и все со всем рифмуется, даже такие вещи, как «модненько» и «в Сокольниках». В профанной жизни не срифмуется ни за что, а там – сколько угодно. Там все взаимно вежливы и аккуратно подстрижены. Женщины там красивы и ухожены, а мужчины… ну, в общем, тоже. Там опрятно и нарядно. Животные там не гадят, дети не галдят, а взрослые не уклоняются от налогов. Молодежь, выбравшая безопасный секс, весела, но не разнузданна, и все типа круто, прикольно и вообще – cool. Соседка если и забежит на минутку, то не затем, чтобы занять стольник или пожаловаться на ходока мужа, а чтобы порекомендовать самое лучшее в мире моющее средство. Свекровь если и поселилась ни с того ни с сего в твоем доме, то не для того, чтобы половчей сжить тебя со свету, а для того, чтобы день-деньской печь тебе аппетитные оладушки на полезном постном масле. Баварские пивовары после первого же глотка «Балтики» понимают вдруг, что вся их суетная жизнь прошла, в общем-то, зря, но не отчаиваются. Да и зачем – вокруг так много прекрасного. Слева, например, офигенная жвачка, справа булькает что-то жидкое, не давая тебе засохнуть. Слева стиральный порошок «Необычный», справа – все входящие со всеми вытекающими. Слева кудри токаря, справа – кузнеца.
Герои масштабных рекламных полотен – это не просто положительные герои, носители светлых идеалов. Это практически святые наподобие князя Мышкина. Разве не сочтешь святым того мужа, который не только не гонит взашей свою законную супругу за то, что она травит его и его детей бульонными кубиками, но еще и безмерно ей за это благодарен? Это ли не урок смирения?
Герои рекламы – это даже не ангелы, это все-таки люди, но люди до грехопадения. Ибо только человек, еще не научившийся различать добро и зло, может со столь оргиастическим восторгом вдыхать аромат растворимого кофе «Nescafe». И только тот, кто не вкусил еще плода от древа познания, может с таким блаженным, сияющим, как импортная сантехника, лицом окунать чайный пакетик в кружку с кипятком.
Так что бросьте – с «позитивчиком» у нас все в полном порядке. И есть еще в жизни место подвигу, и улыбка, без сомненья, вдруг коснется ваших глаз, и кто хочет, тот добьется, и жизнь дается нам только раз, будучи хоть и сложной, но чертовски хорошей штукой, и вообще.
Лебединое болото
Слово «китч» я узнал лишь в начале 70-х годов. А до этого все то, что с некоторых пор стало обозначаться этим емким иноземным словом, называлось по-разному: мещанством, пошлостью, безвкусицей. Страшным мещанством были, например, плюшевые портьеры. Чудовищной пошлостью считалась песня «Ландыши». Вопиющей безвкусицей была лакированная репродукция шишкинских мишек в золоченом багете. Боже, как же люто я ненавидел какую-то ни в чем, как выяснилось впоследствии, не повинную фарфоровую балерину, с обезоруживающей топорностью изображавшую умирающего лебедя на поверхности бабушкиного комода. Ой, а про комод-то я совсем забыл, как же так! А ведь и ему, несчастному этому комоду, не пришлось сладко от моей иконоборческой ярости. Вот уж пошлость так пошлость! Вот мещанство-то!
И немудрено: мои ранние вкусы и пристрастия формировались в годы дурашливого хрущевского «модернизма» с его трехногими падкими табуретами, с его пластиковыми журнальными столиками, с его прогрессивными торшерами, эстампами и асимметричными керамическими вазочками. Столь же смутное, сколь и сильное неудовольствие от окружающей реальности канализировалось во все то, что дружным хором определялось как мещанство. Мещанству – бой!
Слово «китч» я узнал вовремя. Я узнал его примерно тогда же, когда стал вдруг проникаться ностальгической нежностью ко многому из того, что так яростно ненавидел в годы мятежного созревания. Примерно в те же годы появилась замечательная частушка: «Кто газеты не читает, начинает отставать. Он еще искореняет, что уже пора внедрять».
Тогда же я стал понимать, что есть китч и китч. Все то, что третируется общественной конвенцией как заведомая безвкусица, эстетическая маргинальщина и вообще «коврик с лебедями», для эстетически чутких натур становится в какой-то момент объектом пристального и дружелюбного внимания, начинает вызывать особое чувство, которое очень приблизительно можно определить как ироническое любование.
Я помню, как зашла ко мне в гости одна родственница, интеллигентная дама, учительница музыки. Увидев на стене моей комнаты волшебную картинку с подкрашенным фотоизображением какой-то индийской красавицы, шикарно умирающей в объятьях изумрудной змеи (такие картинки продавались в те годы глухонемыми в поездах дальнего следования), она, не зная, как на все это отреагировать, сказала лишь: «Левушка! Что за китч? С твоим-то вкусом!»
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Духи времени - Лев Рубинштейн бесплатно.
Похожие на Духи времени - Лев Рубинштейн книги
- Знаки внимания (сборник) - Лев Рубинштейн - Публицистика
- Наша первая революция. Часть II - Лев Троцкий - Публицистика
- Молот Радогоры - Александр Белов - Публицистика
- Универсальный журналист - Дэвид Рэндалл - Публицистика
- Советский Союз, который мы потеряли - Сергей Вальцев - Публицистика
- Украина: экономика смуты или деньги на крови - Валентин Катасонов - Публицистика
- Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас - Дмитрий Шушарин - Публицистика
- Тайны русского народа. В поисках истоков Руси - Валерий Демин - Публицистика
- Профессионалы и маргиналы в славянской и еврейской культурной традиции - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Рыцарь мечты - Владимир Семенович Вихров - Биографии и Мемуары / Публицистика
