облаках над нами заскрежетал гром, — и встретитесь с молнией. Вам всё ясно?
— С чего вы взяли, что знаете, как управляться с городом лучше, чем я⁈ — решил поспорить барон.
— Иннокентий Сергеевич, Грифона ради, успокойтесь, — вздохнул Рокотов. — Вы — барон. А я долгое время был графом в Пензенской губернии. Уж поверьте, мозгов у меня достаточно, чтобы совладать с вашим маленьким никчёмным Хопёрском. Скоро вы увидите, как расцветёт город под моим контролем!
С этими словами Рокотов повернулся и неспешным прогулочным шагом направился прочь от особняка Елиных. Банда, не дожидаясь его команды, резко развернулась и последовала за ним. Послышался скрежет убирающихся в ножны клинков.
— Всё делать только по моей команде, барон! — не оборачиваясь, крикнул Рокотов. — В ближайшие дни пришлю к тебе своего человека!
Иннокентий Сергеевич выглядел, пожалуй, даже хуже, чем уничтоженный молнией бандит, чьи нелепые останки уже припорошило снегом.
— Вы это слышали, Алексей Александрович? — прошептал он. — И вы ещё осуждали меня за мои методы. Понимаете теперь, почему я так поступал? Единственным моим спасением были Мансуровы. Я надеялся, что они смогут помочь мне. Прислать сюда способных магов, после свадьбы Анны и Владимира.
— Как ни странно, но я понимаю вас, Иннокентий Сергеевич, — кивнул я. — Но всё же жертвовать дочерью… Это спорно.
— На чашах весов моя власть и счастье моей дочери, — заявил он. — Мне сложно было выбрать. Но… Наверное, это и к лучшему, что вы сделали выбор за меня.
Сказав это, барон Елин молча побрёл в свой особняк. Я решил, что больше задерживаться не стоит, и направился в город — к своему дому.
Вечер выдался напряжённым. Теперь мне предстоит много обдумать. Если я заявлюсь без причины в Сады, Рокотов обязательно это заметит. Нужно придумать хорошее оправдание для своей поездки. Железобетонное, чтобы и дядя мой не попал под подозрения, и я не привлёк лишнее внимание очередной шайки бандитов.
Когда я вернулся домой, полночь ещё не наступила. Токс крепко спал, а у меня остался свободный час, чтобы сделать инструмент, который я запланировал уже очень давно. Мне хватит и получаса, чтобы его собрать — в этот раз не придётся так долго торчать над верстаком, как с тем же тонометром.
Я прошёл в подвал, куда уже давно перенёс большую часть инструментов из мастерской, затем достал из сумки несколько металлических цилиндров и соорудил из них рукоятку и головку для маленького молотка. Без последнего штриха он смотрелся чудаковато. Осталось только натянуть на края толстый слой резины, чтобы изобрести важнейший инструмент невролога.
Неврологический молоточек.
Этот простейший инструмент здесь до сих пор не изобрели, хотя он очень помогает при диагностике нарушений проводимости в нервах. Им удобно проверять рефлексы — здоровые и патологические. Достаточно легонько ударить по нужному сухожилию и наблюдать за результатом.
Первый такой инструмент должен быть изобретён только в 1888 году. Его прозвали треугольником Тейлора. Хотя сам «молоточек» больше походил на томагавк какого-нибудь воинственного индейца.
Потом молоточек претерпел ещё несколько модернизаций, и, в конце концов, французский невролог Жозеф Бабинский довёл дело до конца лишь в начале двадцатого века. Сделал такой же молоток, какой я прямо сейчас держу в своих руках.
К мыслям об этом инструменте я приходил дважды. Сначала, когда осматривал бабульку в Красных Гривках, а затем при консультации Клавдии Решетовой. Всё-таки аппарата КТ или МРТ здесь нет, и вряд ли он когда-то появится. А вот молоточком можно определить косвенные признаки инсульта и без технологий двадцать первого века.
На следующее утро я пришёл в амбулаторию одновременно с Иваном Сергеевичем Кораблёвым. Хоть у нас с главным лекарем и было множество разногласий, но я был очень рад его видеть. Короткая явка Филиппа Ловицкого мне совсем уж не пришлась по духу.
— Доброе утро, Иван Сергеевич, как прошла ваша поездка в Саратов? — поинтересовался я.
— Ух… — вздохнул он. — Сейчас всё вам расскажу. Но куда больше меня интересует, как вы умудрились довести до такого состояния Филиппа Артуровича, господин Мечников? Он вернулся вчера в Саратов чуть ли не со слезами на глазах. Сразу бросился внушать ордену, что пора вводить домашние вызовы. Хотя бы в Хопёрске. Я надеюсь, вы ему не угрожали?
— Что вы, Иван Сергеевич? — усмехнулся я. — Какие угрозы? Мы просто прошлись с господином Ловицким на один вызов. Видимо, он просто расчувствовался, осознав, какое это полезное нововведение.
— Что ж, поверю вам на слово, — кивнул Кораблёв. — А я боялся, что вы с ним не поладите. Всё-таки Саратовский куратор нашей амбулатории очень своенравный тип. Характер у Ловицкого не простой, уж это я знаю!
— Ко всем нужно уметь найти подход, — ответил я. — Не только к пациентам, но и к коллегам.
Кораблёв задумчиво покачал головой, пытаясь переварить всё, что я ему сказал. Мы прошли в кабинет главного лекаря, после чего Иван Сергеевич произнёс:
— В общем, Алексей Александрович, ситуация скверная.
Почему-то ничего другого я и не ожидал от него услышать.
— Я сообщил ордену, что покойный Сухоруков расплодил в Хопёрском районе некротику, — продолжил он.
— Хотите сказать, что они вам не поверили? — нахмурился я.
— Нет, к ним прибыли неопровержимые доказательства, — ответил Кораблёв. — Сухорукова вскрыли, нашил в его теле некротический магический центр. Однако совет орден лекарей решил, что мы уже уничтожили всю некротику, и их помощь нам не нужна.
— Но ведь Сухоруков тогда на суде пригрозил нам ещё несколькими очагами! — воскликнул я. — Они ведь не могут просто проигнорировать этот факт.
— Орден предполагает, что Сухоруков солгал, пытаясь сохранить свою жизнь, — ответил Кораблёв. — Однако они уточнили, что, если появятся признаки некротики, сначала нужно попытаться избавиться от неё местными силами и только потом уже звать их на помощь.
Ясно, нас бросили. Хотя мне самому хотелось бы верить, что Сухоруков солгал. Новые магические эпидемии нам совсем ни к чему.
— Ах да, Алексей Александрович, чуть не забыл! — воскликнул Кораблёв. — Я пообщался с орденом касаемо ваших изобретений. Сначала они отнекивались, но потом прибыл Ловицкий и поддержал ваши идеи. Правда, аргументировать свою позицию он не смог. Сказал, что не видел ваших трудов, но поверил, что у вас есть потенциал. Чем-то вы его сильно зацепили.
— Отлично, и что в итоге? Насчёт патента тоже сказали — подождать? —
