последствий приватизации в России; исследования в области причин региональных различий, криминализации общества и роста коррупции, отчуждения человека, произвола правящей бюрократии и народившейся российской буржуазии» [27].
Конечно, академик М.К. Горшков хорошо знает сообщество социологов, но, по моему мнению, нынешнее состояние этого сообщества нельзя объяснить сервилизмом, обслуживающими функциями и оправданием сложившегося в России социального уклада. Все это имеет место, но это – производная более сильного мотива. На мой взгляд, элита сообщества обществоведов сложилась уже 30–40 лет назад как группа молодых амбициозных интеллектуалов, пошедших за «шестидесятниками». Выше приведены отрывки из их мемуаров, которые проливают иной свет на нынешнее состояние.
Именно эта группа в 1970-е гг. измененила «формат взаимодействия социологов и власти: теперь это не сотрудничество, а подрывная деятельность… Социологи, преодолевшие искушение сотрудничеством с обманувшей их надежды властью, теперь рассматривают социологическое исследование как “сопротивление системе, но с помощью научного знания”» (В.Н. Шубкин). И вот признание, смешанное с гордостью: социология «стала важным фактором реформирования и в конечном счете революционного преобразования» советского общества (В.А. Ядов). Почему же не верить им? Ведь мы хорошо знали их установки – дело не в сервилизме. Подрывная деятельность против СССР была их служением. Инерция очарования их миссии борьбы с «империей зла» оказалась более сильной, чем можно было предположить. Как не претили этим интеллектуалам грубые приемы Б.Н. Ельцина и криминализация общества и государства, они считали необходимым помогать новому режиму.
Кризис сообщества обществоведов был вызван их внутренними причинами. После краха СССР в социальной структуре обществоведения сложилась компактная господствующая группа, объединяющей силой и ядром идейной основы которой являлся антисоветизм. У нее было развито мессианское представление о своей революционной роли. Даже почтенным иерархам общественных наук (например, академикам Д.С. Львову, Н.Я. Петракову или Ю.В. Яременко) был закрыт доступ к трибуне, так что их рассуждения в узком кругу специалистов превратились в «катакомбное» знание.
Эта господствующая группа создала такую обстановку, что студенты и аспиранты, преподаватели и научные сотрудники, уже не обладающие антисоветской или просоветской пассионарностью, вынуждены стать конформистами и демонстрировать свой сервилизм: многие – прикрываясь маской. Все профессиональные обществоведы были вынуждены гласно принять установки работодателя, а единственным работодателем было государство. Нежелательное вольнодумие дозировалось и контролировалось, публикации были возможны лишь в малотиражных и маргинальных издательствах, а сообщество должно было делать вид, что таких публикаций не существовало, – ни рецензий, ни критики, ни обсуждения не могло быть.
Замечательно подвели итоги своей деятельности в обществоведении сами В.Ж. Келле и М.Я. Ковальзон в большой статье в журнале «Вопросы философии» (1990). Они отказываются от советского строя: «Строй, который преподносился официальной идеологией как воплощение идеалов социализма, на поверку оказался отчужденной от народа и подавляющей личность авторитарно-бюрократической системой… Идейным основанием этой системы был догматизированный марксизм-ленинизм» [71].
Эти два видных деятеля обществоведения и активные производители «догматизированного марксизма» были вынуждены заявить, что «на поверку» советский строй оказался не тем, что они писали. Печальное зрелище. Но еще важнее: это признание значит, что их «наука» не располагала существенными средствами для познания реальных общественных процессов. Ведь если бы они были исследователями, которые, для виду подчиняясь «системе», в то же время изучали нашу действительность эффективными методами, то в 1990 г. они вынули бы из ящика стола и опубликовали свои выстраданные откровения. Но этого нет, статья полна ритуальной ругани в адрес «авторитарно-бюрократической системы» и не содержит ни одной определенной мысли.
Вот эмпирический социологический факт. Социолог А.В. Грехов пишет:
«Все чаще приходится слышать словосочетания “оранжевая опасность”, “оранжевая угроза”, “болотные оранжисты”, предвещающие социально-политические потрясения. …С помощью квантификационного метода мы утверждаем, что подобное “оранжевое” явление наше отечество претерпело на рубеже 1980—1990-х годов. Перестройка всех сторон жизни общества, предпринятая с 1985 г., вылилась в радикальные изменения в советском государстве и завершилась государственными переворотами 8 декабря 1991 г. и 21 сентября – 4 октября 1993 г.
Оранжизм этого периода проявился в целенаправленном формировании посредством коммуникативных возможностей средств массовой информации антисоциалистического общественного сознания с последующим общественным одобрением радикальных изменений общественно-политического строя…
Значительная часть творческой интеллигенции газетных и журнальных коллективов, находясь на стыке мировоззренческих катаклизмов и общественно-политических веяний, вставала на позицию негативного отношения к советской истории, выражала свою приверженность либерально-демократическим ценностям. Негативно-оценочный советско-публицистический бум, в том числе на страницах журналов “Знамя”, “Новый мир”, подготавливал крушение Советского Союза, закрепление основ “суверенно-демократического” государства, родившегося на руинах развенчанного социалистического идеала.
В центре мировоззренческого столкновения… оказалась проблема сущности и содержания Октябрьской социалистической революции как судьбоносного для страны события.
Квантификационный взгляд на исторические публикации того периода на страницах прессы позволил выявить тенденции и технологии целенаправленной деятельности средств массовой информации по “исправлению” общественного/исторического сознания советского населения» [72].
Публикуемые в популярных журналах и газетах авторы в годы перестройки вели интенсивную антисоветскую пропаганду в агрессивном стиле. Не только научные, но и просто рациональные рассуждения исчезли из прессы. Но это значит, что большинство сообщества обществоведов, которое вовсе не примкнуло к активной части антисоветской «цветной революции», было вынуждено замолчать – из осторожности и из-за утраты доступа к изданию публикаций (кроме ничтожного числа гротескных, которых можно было осмеять или назвать паранойей).
А.В. Грехов пишет о двух самых популярных журналах, которые до перестройки привлекали тем, что в них велась корректная дискуссия. Теперь публикуемые авторы «генерировали в общественном сознании негативную оценку октябрьским событиям со страниц журнала “Знамя”. Это были в первую очередь представители филологической науки – писатели (7 публикаций), поэты (4), литературоведы (6), а также философы (4), политологи (2)…
Право формировать общественное сознание населения в перестроечные и постперестроечные годы было монопольно отдано противникам Октябрьской революции, сторонникам крушения созданной ею политической системы. Конъюнктурно-заказные авторы стали определять мировоззренческую направленность знаменской публицистики.
Квантификационный метод вскрывает подобную картину и в отношении журнала “Новый мир”. Уже с 1989 г. в журнале доминировали негативно-оценочные публикации об Октябрьской революции… Отличие новомирской исторической публицистики от знаменской – более активное участие в антиоктябриане представителей философской, исторической, экономической, социологической наук. …Авторами всех негативно-оценочных философских публикаций были российские эмигранты первой волны…Целенаправленные публикации знаменских и новомирских авторов формировали у читателей суггестивное отношение к социалистической революции и ее деятелям. В сознание читателей внедрялась неизбежность “научного” предсказания о крушении советской политической системы. Тем самым население подготавливалось к “оранжевому” варианту ликвидации советской системы власти, произошедшей в 1993 г.» [72].
Как иллюстрацию приведем одну из таблиц в этой статье. Из нее видно, насколько тотальным был сдвиг массива публикаций в журнале «Новый мир» к антисоветским установкам.
Таблица 1. Публикации об Октябрьской революции
Логика ведущих обществоведов мейнстрима была и остается далекой от рациональности.
