себя. 
— Спенсер! — закричал я. — Ты где?
 — На берегу! Возвращайся!
 Я чертыхнулся и тронул коня, разворачивая его к берегу, ориентируясь на круглую промоину в тростнике. Конь сделал пару шагов и вдруг провалился. Бочаг, затянутый зеленой тиной, оказался глубоким настолько, что я еле успел вздернуть вверх руку с револьвером. Не сделай я этого, и револьвер был бы в воде.
 Лошадь барахталась в воде, но не тонула. Хорошо, что не болото! Но нужна помощь.
 — Эй, на берегу! — закричал я что есть силы. — Веревка нужна. Выручайте!
 Ко мне осторожно подобрался верхом один из натухайцев. Кинул мне конец веревки. Я закрепил его за седло. Он привязал веревку к своему и стал меня аккуратно вытягивать из бочага на буксире, как «Петр Великий» — «Ифигению».
 Злой и мокрый по пояс, я вскоре добрался до берега.
 — Эдмонд! Какая муха тебя укусила? —спросил раздраженно.
 Он не ответил. Накладывал повязку на плечо шапсуга. Черкес скрипел зубами от боли.
 — Что с ним?
 — Жить будет! Сквозная рана.
 — Мне бы обсушиться!
 — Разумно. И раненому не помешает полежать несколько часов.
 Черкесы привязали к лошадям отвоеванное бревно и поволокли его в гору. Мы поехали следом. Поднявшись, нашли удобную полянку и устроили привал. Раненого положили на бурку. Я поменял подштанники и пристроил мокрые штаны и исподнее у весело потрескивающего сухими ветками костра. Начало новой поездки явно не задалось.
 Но черкесы так не считали. Они с удовольствием расселись на своем трофее и обсуждали подробности схватки, явно завидуя шапсугу и посмеиваясь над моим видом без штанов.
 — Натан, спроси их: часто такое случается?
 — Каждый день! — хмыкнули черкесы. — То они к нам шастают, то мы к ним. Недавно русский генерал собрал большую партию охотников из казаков и напал на аул Хабль, что в 45-ти верстах от реки. Отомстил за наш набег. Ранее мы по глубоким пересохшим ерикам пробрались к Тимашевскому куту и Марьинскому куреню, пощипали станичников. Вот они и решили нас наказать. Пленных взяли и скота полтораста голов. Мы пытались отбить обратно. Семь раз в атаку ходили. Ничего не вышло.
 — И что теперь?
 — Как что? Передохнём, дождемся новых молодцов и снова на тот берег пойдем.
 — Выходит, вы все время с черноморцами воюете?
 — Старики говорят, что лет сорок назад по-другому было. Бзиюкская битва… слышали про такую?
 — Нет. Расскажите.
 — Поднялись простые крестьяне против узденей и князей. А те казаков с пушками позвали. Так и победили.
 — Гражданская война — по-другому не скажешь!
 — Не понимаем тебя, урум! Давайте лучше перекусим, пока дождя нет.
 Напрасно они про дождь сказали. К вечеру он сперва зарядил, потом разошелся не на шутку. Скорость движения резко упала. Нам пришлось снова подняться в гору. Та полоса черной земли, которую я принял за дорогу, оказалась прибрежным илом, который затапливало водой во время разлива и который высыхал до твердого наста в летнюю жару. Сейчас, когда сентябрь клонился к концу и погода то и дело менялась, плавни быстро набирали воду от стекающих с гор ручьев и речек. Стремительные потоки меж камней на горных отрогах превратились в серьезное препятствие. Каждая переправа стала испытанием. Решили сделать привал на полдня.
 Натухайцы быстро соорудили нам походные шалаши. Они нарубили шестов, вбили их в землю, скрепили поперечиной из жерди и верёвками, как растяжками, соединили их с ближайшим деревом. Накидали веток, сверху набросили войлок, оставив отверстие для выхода дыма от костра, а на пол набросали нарубленный тростник и прихваченные с собой циновки. Эти циновки, пояснил Натан, раньше составляли важнейшую часть черкесского экспорта, ныне прерванного из-за блокады.
 Шапсугу стало хуже. Его лихорадило. Спенсер выдал ему какие-то порошки, но ему был нужен покой. Пришлось задержаться на сутки в надежде, что дождь прекратится.
 Сидели вместе в одной палатке, травили байки. Вернее, натухайцы рассказывали разные страшные истории, связанные с кубанскими топями и плавнями. Запомнились две.
 Первая была отражением схватки на краю топей. Точно такая же, как приключилась с убежавшим казаком. Один немолодой черноморец переплыл Кубань, чтобы заготовить дрова. Столкнулся в плавнях с черкесом и давай с ним рубиться топором против шашки. Горец его всего изрубил, даже брюхо пропорол кинжалом, но казак победил и последним ударом убил противника. Пополз к своим. Его переправили в родную станицу. Долго болел, но выздоровел. Теперь на Линии[2] снова шороху наводит.
 — Неужели выжил с поврежденными кишками? — усомнился Спенсер.
 Его профессиональная гордость оказалась задета.
 Натухайцы поклялись своим богом Тхашхо который сидит, подобно Зевсу, на горе Эльбрус и всем адыгам позволяет делать, что угодно.
 — Какая самая страшная битва с казаками у вас случилась? — спросил я.
 — Калаусское побоище, — ответили натухайцы. — 15 лет назад собрался большой отряд в три тысячи человек на черноморцев. Казачий генерал Власов применил хитрость. Ночью пропустил на правый берег набег и приказал в тылу и по бокам запалить огромные «фигуры». Наши оказались как на ладони. Их погнали картечью на Калаусский лиман. А там топи непролазные, кони тонут, не то что люди. Говорят, осталась в том болоте добрая тысяча храбрых воинов. И никто не смог их тела забрать домой. А такое — позор для адыгов. Долго павшие там гнили, угощая своей плотью дикого зверя. А сам набег полег почти полностью. Лишь нескольким десяткам удалось вырваться назад. Плач стоял по всему Кавказу, и так велико было горе семей, что не решились тогда идти мстить.
 «Вот вам и хваленый кодекс чести — и оружие потеряли, и тела оставили врагу. Еще и перепугались до смерти», — подумал я, но вслух спросил иначе:
 — Неужели так и не забрали тела?
 — Кого смогли, того выкупили.
 — Это как же так?
 Натухайцы переглянулись. Мое непонимание такого простого и обычного для них дела застало их врасплох:
 — Пленных же выкупаем. И тела выкупаем, чтобы честь сохранить.
 — А оружие?
 — Так кто ж его отдаст?
 И то верно. Оружие у черкесов знатное, от дедов-прадедов переданное. Кинжалы из булата с драгоценными камнями. Панцири старинной работы. Хотя те, кто был в кольчугах, наверняка в глубину ушли. Могли и живыми в болоте утонуть. Страшная история. Рассказывали мне, что нечто подобное в лесах подо Ржевом в Великую Отечественную приключилось. На этот раз с кубанцами или донцами. Дивизия полегла. Не было лучше находки для «чёрного» копателя из 90-х, чем найти