Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вострубили трубы. Захлопали двери. Гость пожаловал в княжеские палаты — вошел, расправил плечи, будто сам себе князь. На стражу не посмотрел, в ноги не поклонился, челом не бил. Поднял лицо — черное, точно золой вымазанное. Кудри короткие, в баранью шерсть завитые. Ноздри по-бычьи раздувались, в мочке уха блестела золотая серьга. Кафтан богатый, алый, и сапоги алые, а на пальцах кровавые камни.
— Говори, кто таков! — велела княгиня. По лицу видно — оторопела сама, но гнев сдержала. Рогдай же подался вперед, шевельнул ноздрями. Запах у пришлого был странным, резким, чужим. Пахло так, как в Сваржьих чертогах.
— Волхв из Беловодья, — ответил черный. — Как о твоей беде услышал, сразу из-за моря-окияна прибыл.
Поворочал белками, увидел Рогдая — у того сердце обмерло. Шагнул — всего раз, а уже у постели очутился, прочие волхвы прянули, зароптали, а пришлому и дела нет. Взял в черную десницу холодную ладонь княжича, в лицо заглянул.
— Вижу, — сказал ласково. — Голоса лишился, а память осталась. Что же тебя, отрок, кровью измазали? Неужто не знают, куда надобно лить? — Обернулся к тысяцкому, велел: — Подай секиру, служивый!
Тот задохнулся от гнева.
— Как в княжеском тереме разговариваешь? Сейчас научу уму-разуму!
Взмахнул лезвием, княгиня на его руке повисла.
— Постой! Не горячись! Если вернет голос княжичу, озолочу!
Отняла секиру, поднесла черному волхву. Тот с поклоном принял.
— Благодарствую, — только и сказал, а Рогдай знал — по-иному матушка и не могла поступить, то было написано ранее в книгах судеб, кои хранились подле спящих богов. И черный волхв то ведал, потому страха в нем не было ни щепоти.
Полоснул по шуйце, кровь так и брызнула. Черный сжал пальцы в кулак, десницей разомкнул уста княжича и выцедил несколько капель своей крови Рогдаю на язык. Будто иглы вонзились в мертвую плоть, горло ожгло, Рогдай закашлялся и на выходе произнес:
— Почему ты… черный такой? Али в небесных битве на огне погорел?
— Погорел, верно говоришь! — обнажил белые зубы пришлый. Не спрашивая, сорвал траурную ленту с постели, обвязал рану. Княгиня же ахнула, да в ноги ему поклонилась.
— Благослови Сварг! Огради Мехра от хворей! Надели изобилием Гаддаш! Как величать тебя, великий волхв?
— Хлуд Корза, — ответил черный.
Имя тоже было чужим. Вроде бы Тмутороканским, да произнес его волхв на иной манер.
— Говори, чего желаешь?
— Чего же мне желать? — вновь белозубо улыбнулся волхв. — Пусть только княжич здоров будет.
Княгиня горько усмехнулась, уперла руки в бока:
— Где же раньше был?
— Далеко был, — не смутился черный. — За Калиновым мостом, за рекой Смородиной, за Белым морем. Молился богам, чтобы оставил княжичу жизнь. Вот — сначала отобрали, потом вернули. Болит, отрок? — наклонился и провел большим пальцем по буграм шрама.
Рогдай мотнул головой.
— Ничего не чувствую, — признался. — Изнутри будто блиставицы выжгли, теперь холодно да мертво.
— С людовой солью душу вынули, — вздохнула княгиня.
— Душу обратно вложить не мудрено, — ответил черный. — Пока небесный шатер открыт, через разлом достану.
— Сможешь?
— Смогу.
Княгиня с облегчением выдохнула, подала руку. Волхв поднес ее к своим полным губам.
— Вели всем выйти, княгиня. Волхвование теперь без надобности, а вместо стражи мои подручные покараулят. Разреши позвать?
— Если голос у княжича к вечеру не пропадет, разрешу и тебе, и твоей дружине остаться, — смилостивилась княгиня.
— В этом будь уверена. Только покой нужен и княжичу, и тебе самой. За сына не бойся, стеречь его теперь я буду.
Вышли вон няньки да волхвы. Вышел, поругиваясь, тысяцкий. За ним — княгиня. У двери замешкалась, пропуская высокую женщину в черном балахоне.
— То караульная моя, — успокоил черный. — Иди и не беспокойся. Окна открытыми оставь, болящему свежий воздух на пользу.
От того воздуха — озноб и беспокойство. Тучи низко висели, истекали странным голубоватым свечением. Стонал на лобном месте да ветру несправедливо казненный лекарь, его тело — месиво, на плоти пировали вороны, и Рогдай в своей горнице чуял сладкий кровавый запах. Смерть поселила в нем голод, и несколько капель чужой крови лишь разожгли его до чудовищности. Рогдай задержал дыхание, стараясь не думать о крови.
Блиставицы оплели весь Китеж, вспыхивали узлами над княжьим теремом. Но Рогдаю не тревожно, а спокойно рядом с черным волхвом. Тот присел на край постели, не выпуская руки княжича из своей, широкой да горячей. Сверху его десница будто углем выпачканная, а ладонь — кукольно-розовая, оттого Рогдаю смешно стало. Заулыбался и черный волхв.
— Долго ли до неба добирался? — спросил, будто уже знал, что видел княжич, о чем рассказал другим волхвам и что хотел бы забыть, но помнил.
— Долго, — кивнул Рогдай. — Сварг меня по капле выпивал. Болел я многие лета, таял свечкой, хватался за шипы — по такой лестнице не каждый пройдет. А ты тоже там побывал?
— Побывал. Вниз, правда, спускаться куда быстрее, но тоже больно.
— Значит, ты тоже бог? Черно-бог?
— Был им когда-то, — рассмеялся волхв, — теперь с людом горе хлебаю, да от горя спасаю.
— Кровь у тебя сладкая, — сказал Рогдай и смутился, отвел взгляд. Хотел и руку вынуть, да черный не дал, сказал строго:
— Своих влечений не стыдись. Ты — княжич, богами возвращенный да благословленный на правление, а люд — скот. Пристало ли тревожиться за смерть ягненка или курицы? Нужно насытиться — так бери любого под нож.
— Ее хочу, — Рогдай указал в сторону женщины, все это время молчаливо стоявшей у окна. В ответ она скинула капюшон, и княжич отпрянул, узнав: — Мехра!
— Видел ее? — зыркнул черный.
Женщина улыбалась алым ртом, как может улыбаться мертвец. Рогдай облизал губы, признался:
— Видел, как спит в яйце. Лицо обгорело, вокруг — серебряная вода, а из носа и рта нити черные тянутся.
— Это я положил ее в серебро и нитями подвязал, — ответил черный. — Та — настоящая. А эта — истукан, железник. Ни крови, ни мышц — одна серебрянка да провода.
— Запрещено ведь! — посмурнел Рогдай. — Истуканов только выползни-староверы делают!
— А я — Чернобог, — ощерился волхв. — Мне все можно.
Сказал — как отрезал, и Рогдай сразу поверил: ему — можно. Спросил:
— Почему же вместе с другими не спишь?
— Когда Перелом случился да огонь обрушился, должен был кто-то их в яичные скорлупки положить. Я жизнью рисковал, под отравленный дождь подставлялся, ядовитым туманом дышал, — на черном лбу выступила испарина, будто воспоминания
- Лучезарное Завтра - Харитон Байконурович Мамбурин - Боевая фантастика / LitRPG / Космоопера / Периодические издания
- Мечта и сумрак (СИ) - "The Tynarex" - Фэнтези
- Мартынов. Неделя стюарда - Олег Соловейский - Альтернативная история / Городская фантастика / Фэнтези
- Три мира одиночества - Валерий Рыжов - Фэнтези
- Ночи Зла - Рейн Елена - Фэнтези
- Смерть в губернской гимназии - Игорь Евдокимов - Исторический детектив / Классический детектив / Полицейский детектив / Периодические издания
- Яр-да-Яра. Сказы Пересвета - Зоряна Орлова - Любовно-фантастические романы / Периодические издания
- Требуется Темный Властелин - Алексей Ефимов - Фэнтези
- Житие мое - Ирина Сыромятникова - Фэнтези
- Дети змей, дети волков - Янина Волкова - Героическая фантастика / Фэнтези