Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Борис. Не ты меня вырастил.
Забродин. А кто?
Борис. Сам вырос.
Забродин. Как бурьян. Нет, сынок, я за тебя отвечать должен. Неохота мне, стыдно мне, а должен. Не перед милицией, ты совершеннолетний. Перед людьми, перед коммунизмом.
Борис. Ты же сам говоришь — нет его.
Забродин. Для тебя. А для меня есть. Тут он, по улице ходит. В двери стучит. В каждую дверь. К нам постучит… А мы давай не отзовемся. Тсс. Нас дома нету…»
В этой сцене Забродина с сыном диалог о коммунизме как бы концентрировал множество тем и проблем современности, мимо которых его герой не может пройти безучастно. Здесь и ответственность отца за судьбу сына, и потомственная революционная связь поколений, и бескомпромиссность жизненных позиций в любых, даже в сугубо частных, семейных вопросах.
Дописанный драматургом по просьбе самого Мордвинова, этот диалог был одной из лучших сцен в спектакле. Полный патетического напряжения, обращенный в зрительный зал, он всякий раз был наполнен у Мордвинова романтическим одушевлением, актерской взволнованностью.
Как нельзя более соответствовал в спектакле «духовному здоровью» Забродина его внешний облик. Мордвиновский герой был полон оптимизма, жизнелюбия, его движения — неторопливыми, но уверенными, слова — подчеркнуто весомыми. Правда, смерть Клавдии Петровны, бесконечно дорогой для Забродина спутницы жизни, вносила новые штрихи в образ — Мордвинов приходил в какое-то оцепенение, становился безразлично медлительным. По-новому раскрывался Мордвинов — Забродин и в сцене разоблачения Семена Семеновича; здесь мы видели его до неузнаваемости нетерпимым, даже жестоким (в том и другом случаях с большой силой проявилось огромное дарование Мордвинова как актера остродраматических, трагедийных ролей). Но в финале спектакля мы снова узнавали прежнего Забродина — Мордвинова в его уверенных широких жестах, добром взгляде, умном волевом лице, с четко очерченными и словно порывом ветра взлохмаченными бровями.
Моральный кодекс строителей коммунизма в действии — так понял и так прочитал пьесу Штока Театр имени Моссовета (постановка И. Анисимовой-Вульф). Ответственность за все происходящее вокруг, готовность всегда и во всем «за правду заступиться, за Советскую власть хлопотать», — так прочитал и сыграл роль Забродина Мордвинов.
За ней проглядывал узнаваемо сегодняшний характер современников, текла полная героических дел жизнь. И зритель был благодарен Мордвинову, показавшему в полный рост лучшего представителя «его величества рабочего класса», этот могучий характер во всей ясности и четкости его идейных позиций. С уверенностью можно сказать, что именно благодаря Мордвинову спектакль моссоветовцев получил ясную гражданственную направленность, а образ Забродина обрел истинно героическое звучание.
С Забродиным Мордвинов объездил во время гастролей театра много городов в стране и за рубежом. Охотно откликаясь на приглашения с мест, он выезжал для выступлений в роли Забродина в Алма-Ату, Целиноград, Павлодар, Архангельск. Куйбышев.
Подавляющее большинство критиков, оценивая новую работу Мордвинова, писали о необычности роли Забродина в репертуаре актера, заявляли, что в ней нет ничего от тех романтических героев, которых Мордвинов играл на протяжении всей своей жизни. Думается, что это неверно. Конечно, такие значительные, показательные для Мордвинова роли, как шекспировские Отелло и Лир или лермонтовский Арбенин, во многом отличны от современного нам рабочего Забродина. Но Мордвинова всегда привлекали характеры сильные, волевые, целеустремленные, люди незаурядных душевных качеств, и в этом Забродин им сродни. К тому же в нем по-настоящему много романтического, возвышенного, и, встретившись с Забродиным, актер наполнил образ романтической взволнованностью. Так мордвиновская тема поисков и утверждения героя нашла свое новое преломление уже в образе современника. Романтика романтике рознь. В уже цитировавшейся статье Мордвинов очень точно подметил отличительные особенности новой революционной романтики по отношению к романтизму прошлого. Работая над образом большевика-подпольщика Ваграма, Мордвинов резюмировал: «Я понял, что революционная романтика в советском искусстве заключает в себе героический действенный пафос самой советской жизни и зовет к борьбе во имя будущего — во имя коммунизма» Так романтизм обличения и отрицания сменился у актера Мордвинова в его новых современных ролях, в том числе в Забродине, романтизмом утверждения и созидания.
Оценка сценической деятельности Н. Д. Мордвинова, характеристика его творчества были бы неполными, если не сказать о работе актера на эстраде в качестве чтеца. Эта сторона деятельности Мордвинова, безусловно, заслуживает отдельного и обстоятельного рассмотрения, но в общих чертах она может быть сведена к следующему. Впервые Мордвинов вышел на эстрадные подмостки в 1937 году в Таганроге, когда прочитал рассказ М. Горького «Макар Чудра». С тех пор, почти тридцать лет, актер не прерывал своей исполнительской деятельности в качестве профессионального чтеца, совершенствуя мастерство и неизменно пополняя свой репертуар.
Поражает авторским, жанровым и стилистическим разнообразием эстрадный репертуар Мордвинова. В нем русская классика, советские авторы из многих национальных республик, лирика зарубежных поэтов. Здесь романтические поэмы и реалистическая проза, отрывки из монологов трагедий и грустная элегия, музыкальный речитатив и цыганская песня.
Мордвинов читал Шолохова, Шевченко, Диккенса, Гюго, Есенина, Бунина, Кюхельбекера, Федина, Суркова, Хикмета. В его исполнении звучали стихи поэтов — наших соотечественников Леонидзе, Гулиа, Долматовского, Джамбула, Бажана, француза Элюара, немецкого поэта Фрейлиграта, африканца Фонека. Но, пожалуй, самыми любимыми авторами Мордвинова всегда были и остались до конца жизни Лермонтов, Пушкин, Горький, Маяковский и Ал. Толстой. Как бы ни выстраивался литературный вечер актера, в нем всегда присутствовали эти имена.
Многолетняя и непрерывная практика выступлений в качестве чтеца позволила Мордвинову опубликовать в печати небольшую, но очень интересную и емкую в профессиональном отношении статью об искусстве художественного чтения.
Мордвинов считал, что в звучащем слове заложена великая сила. Будучи сам очевидцем выступлений А. В. Луначарского, Вл. Маяковского и других больших ораторов-трибунов, а также таких мастеров, как Качалов, Леонидов, Хмелев, Щукин, Мордвинов на себе испытал неотразимую силу живого слова.
В статье Мордвинов говорит о красоте и величии русского языка, русской речи, их напевности, глубине и выразительности. Приводя многие примеры из собственной практики, Мордвинов дает советы юным любителям слова постигать не только полюбившиеся им произведения, но и досконально изучать особенности творчества их авторов, проникнуться своеобразием их художественного видения окружающего мира. Мордвинов ищет общее и различное в подходе к образу, создаваемому на сцене и передаваемому с эстрады, много рассуждает о рождении образа самого рассказчика и т. д.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Театральная фантазия на тему… Мысли благие и зловредные - Марк Анатольевич Захаров - Биографии и Мемуары
- Олег Борисов. Отзвучья земного - Алла Борисова - Биографии и Мемуары
- Андрей Тарковский. Стихии кино - Роберт Бёрд - Биографии и Мемуары / Кино
- Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Николай Японский - Биографии и Мемуары
- На берегах утопий. Разговоры о театре - Алексей Бородин - Биографии и Мемуары
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Дневники, 1915–1919 - Вирджиния Вулф - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Парабола моей жизни - Титта Руффо - Биографии и Мемуары
- Те, с которыми я… Вячеслав Тихонов - Сергей Соловьев - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары