Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прилягте, все будет хорошо.
— Нет, доктор, все очень плохо. Я же самый обыкновенный человек. Мне не нужна эта сила! Я не хочу! Я не могу!
— Почему?
— Потому что… Потому что… Не знаю… Смерть — она и есть смерть, иначе и жизнь не в жизнь!
— Уточните вашу мысль, Джимми.
— Да зацепиться же не за что! Выходит одна несправедливость… Кого-то исцелять, а другие пусть умирают? Сколько бишь миллиардов человек на земле? И сколько я могу в день спасать? Я ведь и не знаю, надолго ли моей силы хватит…
— Но вы уверовали в себя.
— Вынужден, куда деваться!
— В каком смысле вынуждены?
— Да вы же меня и вынудили! Не скажи вы мне, я бы никогда не узнал, что могу творить чудеса…
— А вы уверены, что действительно что-то сотворили?
— Пойдите на Лексингтон-авеню, на угол 123-й, спросите у бездомных, спросите в синагоге, спросите у…
— Я имею в виду не результат, а сам глагол творить.
— Я видел, как человека сбила машина, он был мертвый, мертвее не бывает, я сказал ему: «Встань и иди», и он встал!
— Может, он просто потерял сознание… Или с ним случился инфаркт… Вы же говорили, что фельдшер делал ему массаж сердца…
— А со слепым? Это был настоящий слепой — я проверял! Я смешал землю со своей слюной, приложил к его глазам — и он прозрел!
— Известны случаи истерической слепоты, когда зрительный нерв не поражен, но мозг не воспринимает информацию с сетчатки. Вы залепили ему глаза грязью, он решил, что на него напал садист, а такие вещи, как правило, проходят от шока…
— Да у него и зрачков не было, одни бельма! Черт возьми, ну как мне вас убедить?
— Почему вам хочется меня убедить?
— Потому что я совсем запутался! Знаете, что я сделал после вашего звонка? Поехал в отделение скорой помощи больницы «Маунт-Оливет»[16]. Ходил там среди покалеченных, больных, умирающих стариков, как в супермаркете по секциям, сравнивал, не знал, кого выбрать. Вы запретили мне лечить людей, пока мы не встретимся, но я думал: хоть одного-то можно… тихонечко… просто посмотреть… Посмотреть, могу ли я еще.
— Вы же обещали мне, Джимми…
— Я бросил жребий, выпало на парня с ампутированной рукой.
— Ну и?
— Я не решился. Сел в метро и приехал к вам.
— «Не решился», сказали вы. Из-за обещания или из страха, что не получится?
— Да не этого я боюсь. Знаете, что сказал святой Матфей? «Ибо восстанут лже-Христы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных»[17].
— И что же?
— Ничего. Я не знаю, что и думать.
— Как по-вашему, Бог был в вас еще на стадии эмбриона или благодаря тому, что вы уверовали, воплотился в течение одних суток?
— А если это не Бог?
— Что же тогда?
— Дьявол.
— Любопытно. Вы считаете это частью вашего становления?
— Моего — чего?
— Сорок дней дьявол искушал Иисуса в пустыне…
— Нет. В пустыне Иисус был у ессениан, это такая секта, он у них вроде как стажировался, чтобы возглавить еврейское движение сопротивления против римлян: они научили его египетской магии, спиритизму и познакомили с тайным календарем — вот почему он со своими учениками праздновал Пасху за три дня до Пасхи.
Повисла пауза. Ким Уоттфилд вопросительно посмотрела на доктора Энтриджа. Он жестом призвал ее к молчанию и кивнул на диктофон, откуда снова зазвучал его голос:
— Вы меня удивляете, Джимми. Откуда вы это знаете?
— Зашел в одну книжную лавку и спер кое-какие книги. Хотел прочесть, что пишут про Иисуса те, кто в него не верит. Я должен знать эту историю со всех сторон, чтобы составить свое мнение, я вам не марионетка!
— И каково же ваше мнение на сегодняшний день?
— Иисус — слабак, а я творю чудеса.
— И что, по-вашему, из этого следует?
— Лажа это все. Я хочу сказать: не в нем дело. Я еще почитал про одного шамана и про медиума с CBS, который взглядом поднимает стулья. Во всех нас дремлют тайные силы, надо только их разбудить. Я сам, один все это сотворил — потому что поверил.
— Вы зачеркиваете божественное, а паранормальное оставляете.
— Ничего я не зачеркиваю — я говорю о вере. Вы дали мне веру вашими, будь они неладны, доказательствами. Вера теперь у меня есть. Во мне течет кровь Христа, стало быть, это я. А поверив, я сам от себя захотел невозможного — и получил. Вот так.
— И если пришлось бы снова — вы бы это сделали?
— Конечно!
— Здесь, однако, налицо определенное противоречие с началом нашей беседы. Или, если угодно, эволюция. Вы говорили, что не хотите этой силы, непосильной для вас.
— Я и вправду запутался, доктор, то одно думаю, то другое.
— Главное, что вы сами это сознаете. Уже большой прогресс. Не думаете ли вы теперь, что «веру» в вашем понимании можно совместить с действием некой божественной силы, находящейся вне человека?
— Божественной — или дьявольской, опять та же проблема. Ведь и дьявол творит чудеса.
— У вас не выявлена ДНК Сатаны.
— На Христа я тоже не сильно смахиваю.
— Не забывайте о том, как вы прожили тридцать два года, ничего не зная о своем происхождении. Тут и питание, и круг общения, ваше мнение о себе и мнение окружающих…
— Включите телевизор, канал 510, вы увидите самых обыкновенных людей, таких же, как я, даже верующих, которые одержимы бесами и такое вытворяют… иной раз даже чудеса! Я видел одну девушку — двадцать лет, вся из себя, студентка финансового колледжа, так вот, после паломничества к Деве Марии в Меджугорье в нее вселились двенадцать бесов и говорили ее устами. Но когда пастор Ханли кропил ее святой водой, она хихикала, осеняла себя крестным знамением в обратную сторону и просила: «Еще!» И она лечила экзему, ожоги, даже рак! Дьявол — он вертит нами как хочет! Если он есть на свете, здорово, наверно, веселится!
— Вы действительно верите всему, что показывают в ток-шоу? Говорят, большинство из них — липа.
— Ну и что? Если миллионы людей этому верят, это все равно что правда.
— Гипотеза о дьяволе вас как будто успокаивает.
— Да.
— Почему?
— Если в меня вселился бес, его можно изгнать: в Нью-Йорке четыре тысячи заклинателей. Но если во мне не бес, а Бог, — вот тогда действительно придется все менять.
— То есть? Начать жить по библейским заповедям?
— Да.
— Например?
— Например, я переспал на днях с первой встречной в том самом доме, где познакомился с женщиной моей жизни четыре года назад. Она ужасно не понравилась мне в постели, но представляете, я все равно ее хочу, даже сейчас, прошлой ночью я чуть было ее не трахнул, если бы она не подвернула ногу… Как мне с этим быть? А? Я хочу сказать: если твой член сильней тебя, как выполнять миссию спасения людей?
Доктор Энтридж выключил диктофон и вопрошающе посмотрел на агента Уоттфилд, поджав губы в ниточку.
— Это все? — удивилась она, кивнув на аппарат.
— Вы занимались любовью с клоном Иисуса Христа, — произнес он, делая паузу после каждого слова.
— Да.
Шокированный непринужденностью Ким, он метнул на нее убийственный взгляд, но лишь спросил, осознает ли она в полной мере последствия своего поступка. Она сняла наушник и напомнила, что не получала никаких указаний касательно характера своих действий.
— А в ФБР одобряют подобную инициативу?
— Мне было предписано познакомиться с ним в привычной ему обстановке, войти в доверие, сблизиться и «пасти» его так, чтобы он ни о чем не подозревал. Лучший способ обеспечить безопасность мужчины, не раскрываясь, — стать его девушкой. Вы не согласны?
— Вы занимались любовью с клоном Иисуса Христа! — повторил Энтридж с истерическими нотками в голосе, припечатывая каждое слово ударом кулака по перилам.
— Необязательно об этом знать всему Манхэттену. И я, заметьте, не первая. Мне очень жаль, доктор, но это отнюдь не чистый дух; в постели он очень даже хорош. Не иссякают у него не только хлеба.
— Мы переписываем Евангелие, Уоттфилд! — выкрикнул Энтридж шепотом с кривой усмешкой. — Кто вам сказал, что оно начинается словами «В начале Иисус трахнул Марию Магдалину»?
Ким взялась за верхнюю кнопку рубашки психиатра и одним движением ее расстегнула.
— Не кипятитесь, Энтридж, пожалейте вашу язву. За кого вы меня принимаете? За нимфоманку, решившую воспользоваться служебным заданием? Вы вправе завидовать, но ваши нападки в профессиональном плане безосновательны.
— Завидовать? Чему? Не пытайтесь уйти от темы!
— Какими критериями, по-вашему, руководствовался Бадди Купперман, выбирая меня? Моим послужным списком — или моей фотографией? Ваше задание — заморочить Джимми голову, мое — соблазнить его.
— В крайнем случае — подвергнуть искушению и только!
- Папа из пробирки - Дидье Ковеларт - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь - Дженет Уинтерсон - Современная проза
- Все проплывающие - Юрий Буйда - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Голем, русская версия - Андрей Левкин - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Манчестерская тусовка - Николас Блинкоу - Современная проза
- Чужая невеста - Ирина Волчок - Современная проза