Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы с ней разговаривали?
– М-да. Иногда перекидывались словечком. Но по-моему, она была чересчур расфуфыренная.
– Расфуфыренная?
– Она вскружила голову многим посетителям. Одевалась вызывающе, посылала им долгие взгляды и улыбки, чтобы получить чаевые побольше. Это может быть опасно.
– Хочешь сказать, кто-то из посетителей мог…
– Я хочу сказать, что, возможно, вам не придется далеко ходить, констебль.
– То есть?
Отто посмотрел по сторонам и допил коктейль.
– Не бери в голову, красавчик. – Он собрался уходить. – А сейчас я последую твоему совету. Пойду домой думать о чем-нибудь другом. То, что доктор прописал.
Он махнул рукой одному из мальчиков в боа, тот подошел и протянул ему сигарету.
– Не забудь про мое представление! – крикнул Отто, уходя.
«Олбери» был забит до отказа. Харри тихо сидел и смотрел, как работает Биргитта. Он следил за ее движениями: за тем, как руки быстро наливают пиво, считают деньги и смешивают коктейли, как она оборачивается, как отточены ее движения – от бочонка с пивом к стойке и кассе. Он смотрел, как волосы сбиваются ей на лицо, как она быстро поправляет их. Как ее взгляд скользит по лицам в поисках новых посетителей – и Харри.
Веснушчатое лицо просветлело, и он почувствовал, как быстро и радостно забилось сердце.
– Только что пришел друг Эндрю, – сказала она, подойдя к Харри. – Он навестил его в больнице и передает от него привет. Кстати, спрашивал тебя. Думаю, он пока за своим столиком. Да, он там.
Харри посмотрел туда, куда она показала, и сразу же узнал красивого чернокожего парня. Это был Тувумба, боксер. Харри подошел к нему:
– Не помешаю?
Ответом была широкая улыбка.
– Ни в коем случае. Садись. Я ведь пришел повидаться со старым знакомым.
Харри присел.
Робин Тувумба по прозвищу Мурри продолжал улыбаться. Непонятно почему повисла неловкая пауза. Из тех, которые никто не хочет признавать неловкими, хотя это именно так. Харри захотелось чем-то ее заполнить:
– Сегодня беседовал с человеком-вороном. Не знал, что ваши племена так называются. А ты из какого?
Тувумба удивленно посмотрел на него:
– Я тебя не понимаю, Харри. Я из Квинсленда.
Харри понял, насколько глупо прозвучал его вопрос.
– Извини, я что-то не то спросил. Видно, сегодня я быстрее говорю, чем соображаю. Я не хотел… я ведь очень плохо знаю вашу культуру. Думал, может, вы все принадлежите к каким-то конкретным племенам… или вроде того.
Тувумба похлопал Харри по плечу.
– Расслабься, Харри. Посмешил меня, и хватит, – сказал Тувумба. – Чего еще от тебя ждать? В тебе ведь одни предрассудки.
– Предрассудки? – В Харри начало просыпаться раздражение. – Разве я сказал что-то…
– Дело не в том, что ты сказал, – ответил Тувумба. – Дело в том, чего ты подсознательно ждешь от меня. Тебе кажется, что ты ляпнул что-то не то, и ты уже думаешь, что я обижусь, как ребенок. Ты даже не можешь себе представить, что мне хватит ума сделать скидку на то, что ты иностранец. Тебя ведь не задевает, что японские туристы ничего не знают о Норвегии? О том, что вашего короля зовут Харальд? – Тувумба подмигнул. – И это касается не только тебя, Харри. Белые австралийцы сами панически боятся ляпнуть что-то не то. Вот парадокс – сначала они отняли у нашего народа гордость, а теперь бояться ее задеть.
Он вздохнул и повернул к Харри свои огромные, как две камбалы, белые ладони.
Низкий и приятный голос Тувумбы звучал на какой-то особой волне, и ему не приходилось перекрикивать окружающий шум.
– Расскажи мне лучше о Норвегии, Харри. Я читал, что там очень красиво. И холодно.
Харри стал рассказывать. О горах и фьордах. И о людях, живущих между ними. Об униях и притеснении, об Ибсене, Нансене и Григе. О северной стране, проводящей внешне дальновидную и разумную политику, но на деле все больше напоминающей банановую республику. Стране, у которой нашелся лес и выход к морю, когда англичанам и голландцам понадобилась древесина, нашлись порожистые реки, когда узнали цену электроэнергии, и где в конце концов открыли нефть прямо у себя под носом.
– Мы никогда не выпускали ни машин типа «вольво», ни пива типа «Туборг», – говорил Харри. – Мы просто не задумываясь распродавали свою природу. Ни дать ни взять народ с золотыми волосами на заднице, – Харри даже не пытался подобрать соответствующую английскую идиому.
Потом он рассказал об Ондалснесе, местечке в Ромсдале, окруженном высокими горами, где было до того красиво, что его мать часто говорила, будто именно отсюда началось сотворение мира. Бог так долго украшал Ромсдал, что остальной мир пришлось заканчивать в спешке, чтобы успеть к воскресенью.
О том, как однажды ранним утром в июле они с отцом рыбачили во фьорде, и о том, как он лежал на песке и вдыхал запах моря, а над ним кричали чайки, и горы, будто молчаливые и непоколебимые стражи, охраняли их маленькое королевство.
– Мой отец из Лешаскуга. Это маленькое селение в долине. С мамой они познакомились на сельских танцах в Ондалснесе. Они часто говорили, что, когда выйдут на пенсию, уедут обратно в Ромсдал.
Тувумба кивал и пил пиво. Харри заказал еще один стакан грейпфрутового сока. Но пить его уже не хотелось.
– Хотел бы я рассказать тебе, откуда я родом, Харри, но у таких, как я, нет четкой привязки к месту или племени. Я вырос в лачужке у шоссе неподалеку от Брисбена. Никто не знает, из какого племени мой отец. Да его и спросить-то никто не успел. А матери было все равно, из какого он племени, ей главное – наскрести денег на выпивку. Считается, что я мурри.
– А Эндрю?
– А он тебе не говорил?
– Что именно?
Тувумба снова развернул руки ладонями к себе. Между его глазами прошла глубокая морщина.
– Эндрю Кенсингтон – человек без роду без племени. Еще хуже, чем я.
Харри не стал развивать эту тему, но после очередной порции пива Тувумба вернулся к ней сам.
– Может, Эндрю должен рассказывать об этом сам, ведь у него было совсем другое детство. Дело в том, что он из тех аборигенов, которые не знали семьи.
– То есть как?
– Долгая история. Началось с того, что кое у кого совесть была нечиста. С начала века власти, проводившие определенную политику в отношении аборигенов, испытывали угрызения совести за все преследования, которым подвергался наш народ. Но благие намерения не всегда ведут в рай. Чтобы управлять народом, надо его понимать.
– А аборигенов не понимают?
– Политика постоянно менялась. Я, например, из тех, кого насильно загнали в города. После Второй мировой войны власти решили, что политику надо менять: не изолировать коренных жителей, а постараться их ассимилировать. И поэтому они стремились влиять на то, где мы живем и даже с кем вступаем в брак. Многих загнали в города, чтобы они приобщались к европейской городской культуре. В результате произошла катастрофа. Аборигены вышли на первое место в статистике по таким показателям, как алкоголизм, безработица, разводы, проституция, преступность, насилие и наркомания. You name it[52].Мы превратились в неудачников в австралийском обществе.
– А Эндрю?
– Эндрю родился до войны. В те годы власти пытались «оберегать» нас, как каких-то вымирающих животных. Поэтому нас, например, ограничивали в правах на владение землей или получение работы. Но самая большая дикость состояла в том, что власти могли забирать у матерей их детей, если существовало подозрение, что отец – не абориген. Пускай у меня не самые приятные воспоминания о родителях, но у Эндрю нет и таких. Он своих родителей никогда не видел. Новорожденного, его забрали и отвезли в приют. Все, что ему известно о матери, – то, что вскоре ее нашли мертвой на автобусной остановке в Бенкстауне, в пяти милях к северу от приюта. Никто не знал, ни как она туда попала, ни от чего умерла. Имя белого отца Эндрю ему не говорили, да он и сам не интересовался.
Харри постарался уложить все это в голове.
– И это было законно? А как же ООН и Декларация прав человека?
– С этим стали считаться уже после войны. К тому же у такой политики были благородные цели: оберегать культуру, не дать ей исчезнуть.
– А что стало с Эндрю потом?
– В школе заметили его таланты и отправили парня в частную школу в Англии.
– Я думал, в Австралии сплошные поборники равноправия и детей не посылают в частные школы.
– Все устроило и оплатило государство. Хотели, чтобы случай Эндрю стал светлым пятном во всей этой истории человеческих трагедий и боли. Когда он вернулся, то поступил в Сиднейский университет. Тогда-то он и закусил удила. Стал жестоким, оценки испортились. Я так понял, в это время он пережил несчастную любовь: белая девушка бросила его, потому что против были ее родители. Но Эндрю об этом никогда особо не распространялся. Так или иначе, в его жизни наступила черная полоса. И она могла никогда не закончиться. Еще в Англии он научился боксировать. Говорил, только это помогло ему выжить в школе-интернате. В университете он снова занялся боксом, и когда ему предложили вступить в команду Чайверса, он без сожалений оставил учебу и Сидней.
- Кровавая луна - Ю. Несбё - Детектив
- Белые мыши - Николас Блинкоу - Детектив
- Богатые тоже платят - Светлана Алешина - Детектив
- Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры - Герт Нюгордсхауг - Детектив
- Дар ведьмы - Кирстен Миллер - Детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Анатомия призраков - Эндрю Тейлор - Детектив
- Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм - Детектив
- Паспорт в порядке - Лауренс Блок - Детектив
- Високосный убийца - Изабелла Мальдонадо - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Майтрейя. Слияние проявленного и непроявленного Maitreya. The Connection of the Visible and the Invisible - Elah - Детектив / Научная Фантастика / Триллер