Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если он хотел вызвать жалость к себе, то ему это удалось. Однако в гораздо большей степени он затронул другие мои чувства. Из его рассказа я почерпнул столько сведений о Доноване, сколько не узнал о самом Стернли.
Я понял, что биография Донована, перепечатанная в газетах и журналах, была такой же выдумкой, как и все заметки обо мне, появлявшиеся на страницах бульварных изданий. Стернли помог мне увидеть истинное лицо своего бывшего хозяина.
Мне хотелось постичь природу человеческого мозга. Для этого нужно было узнать, как наши желания — каждое пережитое чувство, каждое явное или тайное стремление — сказываются на процессах, происходящих в центральной нервной системе.
Я жадно вслушивался в слова Стернли. Как хороший психоаналитик, пытался проникнуть в то, что было скрыто за его словами. Я запоминал подтекст тех или иных случайных реплик — для Стернли они не имели никакого значения, — и эти недостающие части рассказа, подобно разрозненным частям детской мозаики, складывались в одну общую картину. Передо мной медленно вырисовывался портрет сильного, властного человека — бессовестного дельца, холодного и расчетливого, упрямо шедшего к своей цели и без малейшего сожаления сметавшего все, что вставало на его пути.
Стернли, уверявший меня в своей беспристрастности, все-таки идеализировал его. Ему было невдомек, что Донован умышленно разрушил его жизнь.
Замысел Донована мне стал ясен в тот момент, когда Стернли признался в своей любви к Екатерине. Дело было даже не в ревности. Донован не мог позволить себе такую слабость. Мысль о возможном покушении на его собственность — вот что не давало ему покоя.
Стернли сказал, что Донован имел обыкновение нанимать частных детективов из агентств, располагающих современной звукозаписывающей аппаратурой. Наблюдение велось за всеми людьми, входившими в окружение могущественного магната. В списке объектов слежки на первом месте стояла Екатерина. Не сомневаюсь, Донован знал каждый ее шаг, получал поминутные отчеты о ее времяпрепровождении. Думаю, его ищейки следили и за Стернли — на всякий случай, для подстраховки.
От напряженной работы с письмами и стенограммами у Стернли быстро портилось зрение. В конце концов Доновану пришлось задуматься о замене своего секретаря новым, более приспособленным к темпу его жизни.
Стернли мог приносить пользу только в качестве живого архива, кладезя всевозможной информации о давно минувших событиях. Когда его работоспособность снизилась почти наполовину, Донован вдвое урезал его жалованье. И в то же время начал вычитать по десять долларов в месяц — желая получить назад сумму, одолженную на поездку в Европу.
Однажды Стернли исподволь намекнул на свое затруднительное положение. Донован изобразил крайнюю степень недоумения. «Не говорите, что у вас нет денег, — сказал он. — Вы обеспечены, как никто другой. Не иначе, подрабатываете где-нибудь на стороне».
Стернли, глубоко уязвленный таким несправедливым предположением, пробовал защищаться.
«Подозреваю, вы и в мой сейф не раз запускали руку, — продолжал поддразнивать его Донован. — Признайтесь, ведь прикарманили несколько сотен долларов, когда покупали для меня почтовые склады? Разве не так?»
Ошеломленный этими ни на чем не основанными обвинениями, Стернли стушевался и вышел из кабинета.
Только один раз он стал свидетелем слабости Донована. Это произошло в день смерти Екатерины. Всесильный магнат не мог вынести такого потрясения: еще бы, она улизнула от него! А кроме того, своей кончиной она по меньшей мере приостановила процесс деторождения. Этот процесс никогда не прекращался дольше, чем на год, но из всех их детей выжили только первый и последний ребенок: Говард и Хлоя.
Когда Екатерина умерла, Донован запер Стернли в своей комнате, не отпускал от себя ни на шаг. Стернли видел, как этот большой, грузный мужчина вставал по ночам, ходил из угла в угол и что-то невнятно бормотал.
Вероятно, насильственное переселение Стернли в комнату хозяина было частью наказания, приведенного в исполнение Донованом, — вот так же ассирийских рабов приговаривали к заточению в гробнице умершего фараона. Правда, бездеятельность Донована продолжалась недолго, и Стернли все-таки вышел на свободу. Но сейчас передо мной сидел усталый, сломленный нуждой и бесконечно несчастный человек — таким его сделал Уоррен Донован.
— Не понимаю, доктор Кори, почему Донован послал мне эти пятьсот долларов. Как раз та сумма, которую он мне одолжил и по частям вычитал из зарплаты! Ровно пятьсот. Нет ли здесь какого-нибудь умысла? Не хотел ли он напоследок сказать, что раскаивается в том, как поступал со мной? Подозреваю, в душе он все-таки был добрым человеком. Да, да! Я благодарен ему — не за деньги, а за то, что он перед смертью вспомнил обо мне.
— Донован не знал, что умрет, — заметил я.
— Ошибаетесь, — спокойно возразил Стернли. — Ему еще год назад стало известно, что его дни сочтены.
Слова Стернли потрясли меня — представили в новом свете Донована, недюжинную силу его характера.
— Выходит, он заранее знал о катастрофе, — стараясь скрыть волнение, спросил я.
— Ну, нет, — улыбнулся Стернли. — У него была неизлечимая болезнь. Врачи давали ему не больше года.
— Нефрит, — догадался я, вспомнив бледное, с желтоватым оттенком лицо Донована. — Очевидно, с частичным поражением печени. Я прав?
— Да, — кивнул Стернли. — Именно так ему и сказали. Уоррен попивал втихомолку, а ведь пьяницы без собутыльников самые безнадежные. Иногда я думаю, что он пил не из любви к спиртному, а из потребности забыться… может быть, забыть о каких-то своих мыслях. Донован с каждым годом все больше уставал от всей этой суеты с новыми планами и проектами. Пожалуй, его главная беда заключалась в том, что он был слишком умен для бизнеса — даже для такого крупного, в котором он участвовал.
Стернли вздохнул и надолго уставился в окно, словно искал ответа на какие-то свои мысли.
Я тоже задумался. Итак, Донован пытался бежать от самого себя. Стало быть, голос совести не был для него пустым звуком? И, кстати, — о чем он все время старался забыть?
— Он вынудил врачей сказать правду, — тихо произнес Стернли. — А, узнав ее, очень изменился.
— Полагаю, стал добрее относиться к людям, — сказал я, желая вызвать Стернли на откровенность.
Он усмехнулся. Затем снял очки, протер все тем же кусочком замши, снова надел и наконец пристально посмотрел на меня.
— Нет. В Доноване не было того, что подразумевается под словом «доброта». Первым делом он вышвырнул меня на улицу без пенсии и выходного пособия. Затем поручил руководство фирмой своему сыну. Кстати, он передал семье все, за исключением домов и апартаментов, где ему когда-либо доводилось жить. У него было несчетное количество особняков — всюду, по всей стране. А в каждом крупном городе — офис и личные покои. Во всех этих домах в его спальню каждое утро приносили завтрак, даже если хозяина там не было. Слугам полагалось постучать, войти, поставить поднос на стол, а через некоторое время унести его обратно. То же самое повторялось в обед и ужин. Донован любил наносить неожиданные визиты и требовал, чтобы к его приезду всегда был накрыт стол. Этот обычай он вычитал в одной книге об Испании в правление Филиппа Второго, она произвела на него большое впечатление. «Я вездесущ, — говаривал он, — и если плачу, то рассчитываю на ответные услуги». Так вот, когда ему сказали, что он умрет, все эти дома тотчас оказались закрыты. У него был один план, который он собирался осуществить в оставшееся время.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Остров на тонкой ножке - П. Багров - Научная Фантастика
- «Если», 2011 № 04 - Журнал «Если» - Научная Фантастика
- Заколдованный пиджак - Дино Буццати - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Асператумы - Арника Крайнева - Научная Фантастика
- Сирены Титана - Курт Воннегут - Научная Фантастика
- Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба - Олег Верещагин - Научная Фантастика
- Бухта страха. Забытая палеонтологическая фантастика. Том 4 - Портер Браун - Научная Фантастика
- Скелет - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Легенда о наследстве мавра - Ирвин Вашингтон - Научная Фантастика