Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты же знаешь, закон требует, чтобы я занялся каким-нибудь делом. Наш добрый отец является мне примером. Даже ты стала бы презирать меня, если бы я праздно промотал результаты его трудов. Я собираюсь в Рим.
– О, и я поеду с тобой.
– Ты должна остаться с мамой. Если мы оба уедем, она умрет с тоски.
Оживленное лицо ее тут же стало серьезным.
– Ах да. Но – должен ли ты ехать? Здесь, в Иерусалиме, ты вполне можешь научиться всему, чтобы стать купцом, – если это то, о чем ты мечтаешь.
– Нет, это отнюдь не то, о чем я думаю. Закон не требует от сына заниматься тем же, что и отец.
– Кем же тогда ты станешь?
– Солдатом, – с оттенком гордости в голосе ответил он.
У девушки на глаза навернулись слезы.
– Но тебя убьют!
– Если такова будет воля Господа. Но, Тирца, не всех же солдат убивают.
Она обвила его шею руками, точно желая удержать при себе.
– Нам так хорошо здесь! Останься же дома, брат мой!
– Дом тоже не будет всегда таким, как сейчас. Да ты и сама довольно скоро покинешь его.
– Никогда!
Он улыбнулся ее серьезности.
– Глава племени Иуды или кто-то другой из вождей скоро придет, заявит права на мою Тирцу и увезет ее из дому туда, где ей предстоит стать хозяйкой другого дома. Что станет тогда со мной?
Она только всхлипнула в ответ на эти слова.
– Война – это серьезная профессия, – продолжал он. – Чтобы как следует изучить ее, надо отправиться в школу, а лучшей школы, чем лагерь римской армии, не существует.
– Но ты не будешь сражаться за Рим? – спросила она, затаив дыхание.
– И ты – даже ты ненавидишь его. Весь мир ненавидит Рим. Поэтому, Тирца, пойми правильно то, что я отвечу тебе на это, – да, я буду сражаться за него, если он, в свою очередь, научит меня сражаться, чтобы я мог однажды обратить свое оружие против него самого.
– И когда ты уезжаешь?
На лестнице послышались шаги возвращающейся Амры.
– Тсс! – прошептал он. – Не надо ей знать, о чем я думаю.
Верная служанка вошла в комнату и поставила поднос с завтраком на стул перед братом и сестрой; затем, держа в руках белую салфетку, выпрямилась, готовая служить им. Они ополоснули пальцы в чаше с водой и как раз вытирали их, когда шум внизу привлек их внимание. Прислушавшись, они различили звуки маршевой музыки, доносившейся с северной улицы.
– Солдаты из претория! Я должен на них взглянуть! – воскликнул он, вскакивая с дивана и выбегая из комнаты.
Через минуту он уже свесился через невысокий парапет, ограждавший дальний северо-восточный угол крыши, так поглощенный зрелищем, что даже не заметил Тирцы, державшейся рукой за его плечо.
Этот наблюдательный пост – крыша их дома возвышалась над всеми другими в округе – господствовал к востоку от неправильных очертаний громады Антониевой башни, которая, как уже упоминалось, служила местопребыванием гарнизона и штаб-квартирой правителя. Над улицей, не более десяти футов в ширину, тут и там были перекинуты мостики, открытые и крытые, на которых уже, как и на крышах, собрались зеваки, привлеченные звуками военной музыки. Слово это, однако, можно применить лишь весьма условно; ибо то, что услышали прибежавшие люди, представляло собой рев труб и пронзительное завывание литусов, столь восхитительное для слуха солдат.
Через несколько минут взору молодых людей предстал весь вооруженный отряд римлян. Сначала появился авангард легковооруженных воинов – пращников и лучников, – марширующих разомкнутым строем, с большими интервалами между шеренгами и колоннами; затем подразделение тяжеловооруженной пехоты, несущей щиты и hastoe longoe, длинные копья, подобные тем, которыми пользовались во время сражений под стенами Илиона; за ними группа музыкантов, потом офицер, гарцующий верхом. Почти вплотную за ним следовала конная стража; а потом снова колонны тяжеловооруженных пехотинцев, двигавшихся плотным строем во всю ширину улицы. Казалось, им не будет конца.
Загорелые руки и ноги солдат; мерное покачивание щитов; сверкание бронзы накладок, застежек, кирас и шлемов, начищенных до ослепительного блеска; колыхание плюмажей на гребнях; раскачивающиеся значки на древках и железные наконечники копий; четкий, уверенный шаг в отработанном за годы темпе; суровые и настороженные лица; машинообразная сплоченность двигающейся массы – все это произвело впечатление на Иуду. Но нечто особое всколыхнуло его чувства. Сначала орел, эмблема легиона – позолоченный значок, вознесенный на высоком древке, распростерший свои крылья так широко, что они почти сомкнулись над его головой.
Затем – верховой офицер, в гордом одиночестве гарцующий в середине процессии. Он был в полном защитном облачении, но ехал с непокрытой головой. На левом бедре офицера красовался короткий меч; в руке он держал жезл, издали напоминавший свиток белой бумаги. Вместо седла под офицером было пурпурное покрывало, которое вместе с уздой, золотым нагрудником и шелковой попоной золотистого цвета, складками ниспадающей едва ли не до земли, составляли убранство его коня.
Хотя до этого человека было еще далеко, Иуда заметил, что одного его присутствия было достаточно, чтобы люди смотрели на него раздраженно и угрюмо. Они свешивались через парапеты своих крыш или дерзко выступали вперед, грозя ему кулаками; с криками бежали за ним; плевали на него, когда он проезжал под перекинутыми с крыши на крышу мостиками; некоторые женщины даже снимали с ног сандалии с явным намерением запустить ими в него. Когда процессия приблизилась, крики стали более отчетливыми: «Грабитель, тиран, римская собака! Долой Ишмаэля! Верни нам нашего Анну!»
Когда офицер поравнялся с их домом, Иуда обратил внимание, что тот отнюдь не разделял безразличия, которое так искусно было написано на лицах сопровождавших его солдат: лицо офицера было сумрачно и гневно, а взгляды, которые он время от времени бросал на своих обвинителей, исполнены такой угрозы, что наиболее малодушные отшатывались в сторону.
Только теперь юноша вспомнил об обычае, существовавшем со времен первых цезарей: главнокомандующие, для демонстрации своего положения, показывались на публике только с лавровым венком на голове. По этому признаку он определил, кем был этот офицер – ВАЛЕРИЙ ГРАТ, НОВЫЙ ПРОКУРАТОР ИУДЕИ!
Сказать по правде, поведение римлянина под градом ничем не спровоцированных обвинений заслужило симпатию юного иудея; так что, когда римлянин завернул за угол их дома, юноша перегнулся через парапет. Под его рукой кусок плитки отделился от парапета и заскользил вниз. Ужас охватил юношу. Он быстро выбросил руку вперед, чтобы перехватить падающий кусок. Для стороннего наблюдателя все выглядело так, как если бы он что-то бросил вниз. Его усилие пропало втуне, даже наоборот – его выброшенная вперед рука лишь оттолкнула кусок плитки еще дальше. Он закричал во весь голос. Солдаты стражи взглянули вверх, поднял свой взгляд и новый наместник, и в это мгновение кусок плитки ударил в него, свалив на землю.
Когорта тут же остановилась; солдаты эскорта спешились и поспешили прикрыть наместника своими щитами. С другой стороны, зеваки, видевшие все происшедшее, не усомнились в том, что удар был нанесен намеренно, и принялись приветствовать юношу, до сих пор стоявшего за парапетом у всех на виду, окаменев от содеянного и от предчувствия последствий.
Мятежный дух между тем с неимоверной быстротой охватил всех стоявших на крышах вдоль линии движения процессии, объединил людей и заставил их действовать. В едином порыве они принялись отбивать облицовку своих парапетов, выламывать куски самана, из которого были сложены крыши большинства домов в округе, и в слепой ярости метать их в легионеров, столпившихся внизу. Разгорелось сражение. Но дисциплина и опыт, как и всегда, взяли верх. Мы не будем описывать привычку к сражениям одних и отчаяние других – они в равной мере не играют особой роли для нашего рассказа. Посмотрим лучше на несчастного виновника всего случившегося.
Он отступил на шаг от парапета, лицо его было бледным.
– О, Тирца, Тирца! Что же с нами будет?
Сестра его не видела всего случившегося внизу, но слышала крики и видела, что делают стоявшие на крышах домов люди. Она понимала, что происходит нечто ужасное; но не знала, что именно послужило причиной всего происшедшего и грозит ли опасность ей или ее близким.
– Что случилось? Что все это значит? – охваченная тревогой, спросила она.
– Я убил римского правителя. Плитка упала прямо на него.
Казалось, невидимая рука бросила ей в лицо горсть пепла – так оно посерело. Девушка обхватила брата за шею и, не говоря ни слова, с тоской посмотрела ему в глаза. Его испуг передался ей, а вид сестры придал ему сил.
– Я сделал это не намеренно, Тирца, – это был просто несчастный случай, – уже более спокойно произнес он.
- Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова - Константин Большаков - Историческая проза
- Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович - Историческая проза
- Анания и Сапфира - Владимир Кедреянов - Историческая проза
- Осколок - Сергей Кочнев - Историческая проза
- Дух любви - Дафна Дюморье - Историческая проза
- Рембрандт - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Тайна полярного князца - Геннадий Прашкевич - Историческая проза
- Белое солнце пустыни - Рустам Ибрагимбеков - Историческая проза
- Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф - Биографии и Мемуары / Историческая проза / Русская классическая проза
- Царица-полячка - Александр Красницкий - Историческая проза