делал вид…
Она попробовала припомнить, как держались сидевшие за столом. В воображении сплелся Джимба — оголодавший, он набросился на суп, чавкал и давился. Нет, это не могло быть притворством. Рамос — тоже уписывал за обе щеки, заедая сухарем. Капитан? Тот вкушал степенно, с достоинством, зачерпывал ложкой от себя, как велит застольный этикет, и обхватывал ее губами, не проливая ни капли. Кто еще? Карл? Он как будто вознамерился перещеголять сеньора Руэду в аристократических манерах, даже белую тряпочку за ворот заткнул. Нехарактерно для рыбака-деревенщины, но в манкировании завтраком его тоже не обвинишь.
Кто же из них? Анита перебрала всех и поняла, что есть лишь один человек, которого она вправе подозревать. Однако причин, по которым он мог желать гибели Деметре, не говоря уже о четырех убитых ранее, она не находила, поэтому поостереглась делать выводы.
Капитан прикрыл парусиной тело Деметры, раскурил трубку.
— Мы должны похоронить ее… — он невзначай проговорился и неуклюже исправился: — Я хотел сказать, его. Париса… А с ним и Хардинга. Рамос, займитесь.
— Ладно вам юлить, кэп, — заворчал рыжий Карл. — Мы же знаем, что это была женщина.
— Знаете? Откуда?
— Поживите с нами в кубрике, поймете.
Сеньор Руэда побагровел, собрался вступить в диспут, но смирил себя. Деметры не было в живых, и толки, связанные с нею, казались неуместными. Перемывать еще не погребенные кости — занятие недостойное.
Капитан удалился в свой кубрик, но минуту спустя вышел оттуда, держа в руках секстан. Настал полдень, самое время для проведения топографических измерений. Руэда, глядя в полупрозрачное зеркальце, навел прибор на окоем, закрепил ручку настройки и глянул на хронометр. Измерив углы, произвел на грифельной дощечке подсчеты и озабоченно прикусил трубку.
— Где мы, сеньор? — подступил к нему Алекс. — Нас отнесло в океан?
— Все не настолько плохо, однако от курса мы отклонились… — Руэда развернул истертую карту Центральной Америки с прилегавшими водами. — Извольте взглянуть. Мы сейчас находимся в районе семидесятого меридиана, то есть нас снесло в сторону Гваделупы и Мартиники. Чтобы вернуться на прежний курс, надо взять к западу.
— А целесообразно ли нам теперь следовать в Маракайбо? С такими темпами уничтожения команды шхуна скоро опустеет…
— И что, по-вашему, следует предпринять?
— Направиться к ближайшей земле, — Максимов прочертил ногтем линию на карте. — Это Подветренные острова? Они лежат от нас по прямой к югу. Вот туда…
— До ближайшего из этих островов — миль пятьсот, — просветил его сеньор Руэда. — Боюсь, нас это не спасет. Я принял на себя обязательство дойти до Венесуэлы и буду следовать ему, покуда жив…
— Ваша позиция заслуживает уважения, сеньор капитан.
— Я просто выполняю долг. Но у меня всего четверо подчиненных, они издерганы, устали… Не знаю даже, кого поставить на руль.
— Хотите, я постою? — вызвался Максимов. — Мне однажды показывали, как водить пароходы. Уж с вашей посудиной я совладаю.
Так и сложилось, что Алекс, человек сугубо сухопутный, но наделенный от природы техническим мышлением, занял место у штурвала парусника. Задача была в его понимании настолько легкой, что с нею справился бы и сельский конюх, понятия не имеющий о технике и навигации. Крути колесо и следи, чтобы стрелка компаса лежала на определенном румбе.
— Держите на зюйд-вест, — напутствовал его капитан, — а я пойду, сделаю записи в судовом журнале.
Анита думала, что он запрется в кубрике, но сеньор Руэда не отменил своего приказа держаться всем на палубе и пристроился с журналом в шлюпке. Карл с Джимбой ладили погребальные кули для убитых, а Рамос и Накамура поднимали на мачты заштопанные паруса. Вероника драила котел. Похоже, и на нее — самую эмоциональную из всех — нашло некое отупение, и она утратила интерес к будущему. Чему быть, того не миновать.
Всяк был при деле, кроме Аниты. Она присоседилась к Алексу и стала исподволь выпытывать, что он ощущает, находясь на шхуне, которая стала вратами в загробный мир.
Он отвечал индифферентно:
— Погибших, конечно, жалко, но нам-то с тобой ничего не грозит.
— Почему?
— Кто бы с ними ни расправлялся, мы здесь — публика сторонняя. Никаких счетов с нами у него быть не может.
— Да? А у меня нет такой уверенности.
— Ты слишком мнительна, Нелли, это от переживаний, — Алекс увидел, что компасная стрелка сползла влево, и повернул штурвал. — Не волнуйся. Даже если мы останемся одни на этой лоханке, я сумею довести ее до берега.
— Если останемся… А если нет? Как ты думаешь, Алекс, что на тебе надето?
Он инстинктивно провел рукой по двойному ряду пуговиц.
— Ты об этом тряпье? У меня из головы вылетело, что надо отдать его Накамуре. Моя одежда уже просохла.
— Так что же это? — не отставала Анита.
— Известно что. Мундир штаб-офицера американской армии. В таких они воевали четыре года назад против мексиканцев и еще раньше. Кто-то из команды болтал, что боцман уже лет десять как покинул Японию, перебрался в Чикаго, искал счастья. Перед вторжением американцев в Мексику примкнул к их войску. Там не хватало солдат, добровольцев принимали охотно, а уж колошматить людей он умеет… Но в ходе войны он перешел на сторону Мексики и в Штаты уже не вернулся.
Анита провела рукой по залатанному в нескольких местах мундиру.
— А ну-ка, сними его!
Максимов, посматривая на пестревшее солнечными зайчиками море, стянул с себя темный, с короткими полами сюртук, который был ему тесноват, и сделал с десяток вращательных движений плечами.
— Без него как-то свободнее… На что ты смотришь?
Анита прощупывала мундир и разглядывала нашитые на него заплатки.
— По всему видно, что офицер, которому он принадлежал, в штабе не отсиживался. Вот след от пули, вот сабельный порез… А это что?
Она оторвала пристеганный к нагрудному карману матерчатый квадрат и обнаружила под ним странного вида рассечения: две продольные черты и две поперечные образовывали прямоугольник, в котором виднелись еще две загогулины в форме крючков. Изнанка мундира в этом месте была обильно пропитана засохшей кровью.
— Диковинно, правда? — Анита показала разрезы Алексу. — Напоминает японский иероглиф, обозначающий цифру четыре. Такое ощущение, что его вырезали на еще живом или только что убитом человеке. Иначе откуда кровь?
— И что?
— «Четыре» — по-японски «ши». Точно так же звучит слово «смерть», это известный факт.
— Да, я слышал.
— А ты разве не помнишь, как сеньор Алехандро рассказывал нам об узкоглазом маниаке в черной маске, который орудовал в годы мексиканской войны? Слава о нем прокатилась по всем Карибам…
— Это тот, который под шумок убивал зажиточных военачальников, грабил их и вырезал на телах символы?
— Не просто символы,
