из тако и мороженого. На мне все еще было платье, в котором я была в здании суда. 
Это было бордовое шифоновое платье с длинными рукавами, ниспадавшее до голых пяток, — туфли я оставила у двери гаража, как только мы вошли в дом, потому что они жали мне пальцы.
 Я заказала это платье в одном из своих любимых интернет-магазинов и за ночь мне привезли его в Каламити. Если девушка не может потратить свои сбережения на свадебное платье, то для чего они нужны? У него был простой дизайн и небольшой шов на бедрах. Передняя часть платья опускалась низко между грудями и спускалась по спине.
 Оно не было белым. Это было просто платье. Но оно сделало свое дело. Все, чего я хотела, — это красиво выглядеть для фотографии, которую можно повесить на стену, — ради продолжения этого фарса. Судя по одобрительному взгляду Хакса, когда я спустилась вниз, я попала в яблочко.
 Свадьба больше походила на продление водительских прав, чем на объединение двух жизней. Мы пришли с правами. Предстали перед мировым судьей, который объявил нас мужем и женой. Конец.
 Я была замужем.
 — Твоя татуировка означает что-то конкретное? — спросила я, беря еще ложку мороженного.
 Яркие краски змеились по его коже. Они были неровными, как на картинках в студии, и линии были не такими четкими. Но стиль Хакса нельзя было спутать ни с чем, особенно на фоне яркого вечернего неба, переходящего в острые зубчатые хребты гор.
 — Это была одна из моих первых картин. В любом случае, первая, которая не была полным дерьмом.
 — Приятно слышать. — Жена должна знать значение татуировки своего мужа.
 Муж.
 Это должно было показаться странным. Это слово должно было вызвать у меня трепет или приступ паники. Вместо этого я просто чувствовала… то же самое. Разве это не странно? Сегодня я вышла замуж. Замуж. Я была женой.
 Жена. Жена. Жена.
 Муж. Муж. Муж.
 Ничего. Никакого страха. Никакого шока. Никакой неловкости. Мы избавились от этого в тот день, когда я переехала, благодаря потрясающему сексу на диване. В любой момент, когда это грозило повториться, один из нас или оба раздевались догола.
 Проблема решена.
 — Где ты научился рисовать? — Я закрыла свой стакан крышкой и соскользнула со стула.
 Хакс закрыл свой стакан крышкой, чтобы я могла положить его в морозилку на полуночный перекус.
 — В тюрьме. Для заключенных там были занятия, типа, естественные науки, математика и все такое. Мне это надоело в старших классах, но они хотели, чтобы мы записались на что-нибудь, потому что это выглядело бы привлекательно для комиссии по условно-досрочному освобождению. Я посещал занятия по изобразительному искусству и еще одно — по механике.
 — У тебя, должно быть, были способности и до этого.
 — Думаю, да.
 — Думаешь? — Я ухмыльнулась. — Ты же видел свои работы, верно?
 — Немного практики. Когда я вышел, я пошел работать к одному парню здесь, в городе. Платили немного, но у меня не было большого выбора. Никто не хотел брать на работу бывшего заключенного, но этот парень знал меня с детства. Подростком я работал на него, устанавливал забор на его ранчо. Поэтому он нанял меня поработать у него дома. Я жил от зарплаты до зарплаты. Продолжал рисовать, чтобы отвлечься. Мне стало лучше, и вот однажды Кэти пришла домой и увидела мою работу.
 — Кэти. Типа твоя администратор? — Ладно, может, мне стоило задать больше вопросов, прежде чем добровольно выходить замуж за Хакса. — Вы жили вместе?
 — После того, как я вышел.
 — И у вас были отношения? — Они все еще были вместе? Потому что я не делилась. Ни мороженым, ни мужчиной.
 — С Кэти? — Он сморщил нос. — Нет. Долгое время мы были друзьями, но это все. Она мне как сестра. Когда я вышел, она была там. Помогла мне встать на ноги. Разрешила мне недолго жить у нее на диване.
 — Но… она работает на тебя.
 — Да. В некотором смысле, я обязан ей своей карьерой. Она увидела картину и подумала, что я должен попытаться ее продать. В городе не было ни одной галереи, но никто бы все равно не купил ее у меня. Поэтому она отвезла ее в Бозмен. Показала ее в нескольких местах. Ее купила галерея приличных размеров. После того, как ее купили менее чем за сутки, они купили еще пять. В течение года я продавал картины исключительно им, пока не скопил немного денег. Я продолжал работать, пока не отложил приличную сумму. Сначала я купил это место, потом галерею.
 — Молодец. — Меня захлестнула волна гордости. Он так усердно работал. Он добился успеха благодаря навыкам, которым научился в тюрьме. — За сколько ты продаешь свои картины?
 — Зависит от обстоятельств.
 — Дай мне примерную цену. — В галерее не было ценников, и это возбудило мое любопытство.
 — Я рисую некоторые из них для галереи в Бозмене. Они до сих пор продают по двадцать-тридцать штук в год. Они стоят около пяти тысяч.
 У меня отвисла челюсть.
 — Долларов?
 Он кивнул.
 — В среднем.
 — Гм… Ничего себе.
 — Картины в галерее продаются по разным ценам. У меня есть такие, которые стоят около двух тысяч. Некоторые до пятнадцати. Все зависит от предмета.
 — Я так впечатлена. Сколько произведений ты продаешь в год?
 Он снова пожал плечами и встал со стула.
 — Около сотни. Еще я рисую около пятидесяти картин на заказ. Но они стоят дороже.
 — На сколько дороже?
 — В два раза больше. Зависит от обстоятельств.
 Цифры начали прокручиваться у меня в голове. Этот скромный человек, чья одежда всегда была заляпана краской и который жил в маленьком, хотя и уютном доме, зарабатывал около миллиона долларов в год. Минимум.
 — Ты продаешь свой принт?
 Он покачал головой.
 — Не приходилось. Людям нравится эксклюзивность.
 — Открытки с твоим принтом могли бы быть хорошей рекламой.
 — Да. Может быть. Думаю, я пойду переоденусь, — сказал он, уже расстегивая рубашку. — Немного поработаю в студии.
 — Хорошо. — Я еще не была в его студии, в основном потому, что и так вторглась в его дом и старалась не вмешиваться в каждый аспект его жизни. По крайней мере, в течение нашей первой недели в качестве мужа и жены.
 Он сделал шаг, чтобы уйти, но остановился.
 — Ты прекрасно выглядишь.
 Я улыбнулась.
 — Не говори мне такого дерьма.
 Он усмехнулся и направился к лестнице, на ходу вытаскивая рубашку из брюк.
 Я достала свой телефон из сумочки, которую захватила с собой сегодня. От Люси не было ни сообщений, ни пропущенных звонков. Уф. Сплетни еще не дошли до нее. Если бы