стояла рядом.
— Малика! Малика! – клянусь вам, люди, я пытался!
— Про сад! – шепнула она.
И уже обняла меня, и уже ее рука скользнула вниз. И уже мои штаны были не на мне, а путались внизу, в ногах...
...Если мой мозг в начале нашей встречи еще хоть как-то пытался претендовать на звание «председателя совета директоров», то теперь он был низложен. Исполняющим его обязанности стал один из членов совета, по странности носящий такое же незамысловатое имя – член!
Едва завидев Малику, он уже начал проявлять признаки волнения, беспокойства и нетерпения. А стоило ее ручке только коснуться его, как он молниеносно вскочил.
Так вскакивают и отдают честь рядовые, завидев генералиссимуса! Так вскакивает раб при виде своей царицы! (Хотя, конечно, при виде царицы раб падает ниц. Но нет правил без исключений. В данном случае – вскакивает!).
...Малика чуть подтолкнула меня. Пингвиньей походкой из-за путавшихся в ногах штанов, я сделал несколько шагов назад, плюхнулся на стул. Малика шла следом, уже приподнимая балахон.
— Конечно же, я расскажу тебе про наш сад!
Уселась на меня. Я возопил.
«Как так?! Как так могло получиться, что ей ничего не пришлось делать рукой, и нынешний «руководитель» сразу нашел нужную дорогу! Как?!»
— О! Наш сад прекрасен! – Малика уже медленно покачивалась на мне в такт своему рассказу.
...Отдышались. Малика первой пришла в себя. Улыбнулась. Встала. Ждала, когда я приду в себя. Поняла, что приходить буду долго. Огляделась. Подошла к столу. Схватила полотенце, намочила его водой из кувшина. Отвернулась, приводя себя в порядок. Я, наконец, пришел в себя.
— Тебе пора? – честно говоря, я был в отчаянии от этой мысли.
Она опять намочила полотенце. Подошла ко мне. Теперь стала приводить в порядок меня.
— Я тебе разве не сказала? – взгляд её был наивным и простодушным.
— Что?
— Муж уехал. Будет только завтра к вечеру!
Усмехнулась, наблюдая за моей детской радостью. Я откашлялся и собрался.
— Тогда почему мы до сих пор в одежде?
...Легли тут же на ковер. Целуясь, я заметил то, что меня сильно удивило. Её взгляд. В первый раз я видел смущение в её изумрудных глазах.
— Что? – я заволновался. – Что-то не так?
Дальнейшее поведение Малики совсем уже меня напугало. Она покраснела, отвела взгляд, уткнулась головой в мою грудь.
— Малика!
Я пытался оторвать её голову от груди. Но она упиралась, напоминая сейчас ребенка. Капризного и смущенного ребенка. Наконец, у меня получилось чуть отвести ее голову.
— Что, душа моя? – спрашивал я, пытаясь, заглянуть в ее глаза.
Градус ее смущения стал настолько большим, что она прикрыла лицо руками. Я сразу успокоился, понимая, что, слава Богу, ничего страшного не происходит. Просто... Просто... Я догадался!
— Ты хочешь, чтобы я сделал тебе так же, как в прошлый раз?
Малика, не отрывая рук от лица, после недолгой борьбы, переборов стыд и смущение, кивнула.
— Душа моя, – повторил я и мягко отвел её руки. Она не сопротивлялась. – Я сделаю это с удовольствием. И буду всегда делать по твоему желанию.
Малика выдохнула, взглядом поблагодарила. Я начал медленный спуск.
— Только... – остановила меня Малика.
— Да?
Она уже окончательно переборола все свои страхи.
— Как бы я тебя не просила, не останавливайся, пожалуйста! Я хочу дойти до конца!
— Будет исполнено, моя госпожа!
Я продолжил свое движение, думая с улыбкой, но не без примеси гордости, что эдак меня можно считать теперь еще и «прогрессором», заброшенным в город Константина, Руматой Эсторским, плюнувшим на попытки совершить глобальную революцию для всех и перевоспитать всех неразумных. А сосредоточившимся только на одной прекрасной женщине и решившим совершить эту революцию только для неё одной. Только для одной, но в той области, которая, на самом деле, имеет наибольшее значение в жизни всех: и разумных, и неразумных. В области взаимных отношений и всё спасающей любви...
Я исполнил её желание. В эту ночь я исполнил все желания царицы…
… Если утром очень плохо, значит вечером было очень хорошо – гласит народная мудрость. Но не в моем случае. Ночью было восхитительно, а днем просто прекрасно: я выспался и теперь торопился в Перу на встречу с доверенным лицом Фонтона, переводчиком и студентом из понтийских греков, прибывшим на языковую практику от Азиатского Департамента МИД России.
Дмитрий Цикалиоти уже поджидал меня в кофейне: узнал его сразу по студенческому мундиру и фуражке. Мы устроились в уголке. Началась нудная лекция. Видимо, студент решил отыграться на мне за годы сидения в аудиториях под усыпляющий бубнеж профессоров.
— Посольство наше – уникальное среди прочих. Мало того, что его возвели на освященной русской земле, доставленной кораблями по приказу святейшей бабушки нашего Императора, так нет ему равных по значению, важности и многогранности стоящих перед ним задач. Все дела Ближнего Востока, Балкан, православной веры и паломничества в Святую землю, торгового судоходства через проливы – все в его ведении. Штат посольства огромный, одних драгоманов девять душ. Да прибавьте сюда служащих дипломатической и коммерческой канцелярий, почтовую экспедицию, медицинскую часть и церковь. Истинный Вавилон!
Пришлось сидеть и слушать, не смея притронуться к остывающему кофе. Чинопочитание в Империи Николая вошло в историю. Не хотелось произвести впечатление невежды или наглеца. Но на кой черт, спрашивается, нужны все эти важные сведения будущему садовнику?
— Феликс Петрович, – наконец, перешел он к делу, – поручил мне отрекомендовать вас управляющему резиденцией в Бююкдере. Бумаги у вас собой? – он по ходу пьесы никак не мог понять мой статус и старался не тыкать.
Я протянул английскую заготовку.
— Неплохо, неплохо, – внимательно изучив каждую букву, заключил будущий дипломат и спрятал мои бумаги за обшлаг мундира. – С такими рекомендациями вы могли бы устроиться в любой богатый европейский дом в пригороде. Османы, насколько я знаю, предпочитают использовать рабов. Почему именно к нам?
— ?
— Ах, о чем это я, вас же нашел лично Феликс Петрович. А это, доложу я вам, многое решает. Обратись вы к нашим итальянцам, без подношения ничего бы не добились. Нет, я ценю опытность господ Франкони, Тимони и Пицани, что десятилетиями служат здесь драгоманами и даже занимают важные посты в обеих канцеляриях… Но как они хапают!
Понятно: и место не освобождают молодым да ранним, и доходами не делятся с нищими студентами. Старая, как мир, история.
— Ну что
