косяка или, не дай бог, предательства – жизнь этого человека обрывается. Сразу.
– Собирайся и отчалим, – нехотя встаю. Ксюша выходит из воды, капли стекают по стройному телу. Портаки оставил на её коже, синяков куча. Так посмотришь, будто получает от меня. А по факту, я просто не могу нежничать. Хочется очень, но…
– Во что одеться? Шорты и футболка – подойдут? – вытирается полотенцем, а я залипаю.
– До колена, которые. Сильно короткие не надо, – шлёпаю по заднице, Ксюша вскрикивает. Если будут на нее пялиться, тоже будет разговор короткий. Но жара здесь, в джинсах запарится.
Выезжаем через сорок минут. Чувствую приятное волнение перед встречей с Лёней. Сидели вместе, а до этого росли в одном дворе, как и с Азаматом. Жизнь, как же ты крутишь-вертишь нами, как пешками. Но я рад, что увижу друга.
У Лёни в Анапе свой дом. Не отжал, построил. Хрен знает, чем занимается. То одним, то другим, но по уши в крови. Не отмыться ни на этом свете, ни на другом. Тоска.
Останавливаемся у высоченного белого каменного забора, да уж. Впечатляет размах. Огромный дом, деревья какие-то неизвестные. Выходит браток, смотрит на нас, кивает и открывает ворота. Заезжаем. Замечаю, что людей куча. И большинство – это охрана. Все с пистолетами, кто-то даже с автоматом. Нахрена? К войне готовится что ли?
Лёня всегда любил красоту и порядок. Дома у него каждая бумажка рядом друг с другом лежала. И с возрастом это не прошло видимо. Во дворе все кусты одинаково подстрижены, кованые лавочки стоят на одном расстоянии. Понятно, сдвиг по фазе.
– Батыр, – друг выходит из дома, изнутри слышна музыка. Счастливый. Улыбается так, аж теряюсь. Будто и не было этих лет. Седой он стал, конечно.
– Ну здравствуй, – обнимаю друга. – К мозгоправу не ходил? Порядок такой только у психов.
– А кто говорил, что я здоровый? – ухмыляется. Жмёт руку Асылжану и переводит взгляд на Ксюшу. – Стало быть, женщина твоя?
– Моя. Ксения – представляю. Ксюша жмется ближе, беру ее за руку, а то упадет ещё.
– Понятно, – опять лыбится. – Ну, проходите, дома все собрались.
Заходим в этот музей, по-другому не назвать. Потолки и стены расписаны, иконы висят везде. Ладно, не мое дело.
Играет шансон, отдаленно слышны голоса. Проходим в большую комнату, все глаза на нас. Почти всех вижу впервые. Мужики с женщинами, значит, и правда просто поляна.
– Брат мой, Батыр и его женщина Ксения, – Лёня показывает на нас и улыбается. Мужчины встают, здороваются, женщины улыбаются. Чего они все такие блаженные? – Садитесь. А это Асылжан, – отодвигает ему стул.
Смотрю на стол и глазам не верю. Бешбармак. Когда ел в последний раз, не помню.
– Для тебя готовили, – Лёня замечает моё удивление.
– Неужели? – хмыкаю.
– Конечно. Как Юра сказал, что ты здесь и приедешь, так я сразу подсуетился. Сам такой жрачки давно не ел. Здесь ни баранина, ни конина, не как дома. Но получилось неплохо. Ешь, родной.
Согласен. Только дома еда настоящего вкуса, особенно наша, национальная. Но может мне так кажется. Дом, милый дом.
Ксюша ничего не ест, кладу ей сам в тарелку. Стесняется. Держит свою руку на моей ноге и я радуюсь как пацан. Нравится, когда так.
За Асылжаном смотреть не надо, уплетает беш за обе щеки. Ну ещё бы, ему дай корыто, он и его съест. Вечно голодный.
– Ты чего один? – спрашиваю Лёню. – Дворец для себя построил?
– Нет, – ухмыляется. – Есть женщина, а вот она, – стреляет глазами в проход, поворачиваю голову.
Пу-пу-пу.
Асылжан чуть не давится, смотрит исподлобья на девушку в дверях. Она ещё не видит нас, садится на колени к Лёне и замечает меня.
– Ну, здравствуй, Яна. Мы тебя искали, – бросаю салфетку на стол.
Глава 27. Батырхан
Взгляд Лёни тухнет. Из радостного превращается в озлобленного. Когда твою девку знают в наших кругах, чаще всего, это плохой знак. Или тягали, или в каком замесе была. Учитывая, что расстояние между нашими городами приличное, то всё складывается подозрительно в квадрате.
Яна нервно поправляет белые волосы и улыбаясь жмется к Лёне. Вижу, как он сжимает её бедро до белых костяшек. Он с виду весельчак, но крышу может сорвать и беда.
– А что меня искать? – Яна ухмыляется.
За столом все молчат. Чувствуют, сейчас полетит чья-то голова.
– Ты украла деньги и печатку у Асылжана, – киваю на друга. – Забыла?
– Кто такой? Впервые вижу, – обнимает Лёню за шею, а тот стряхивает её руки.
– Объясните за этот базар, – толкает её на соседний стул. – Такое чувство, что я чего-то не знаю.
Яна пересаживается и поправляет юбку. Я видел её несколько раз у Зуба, всегда была намалёванная. А тут прям ни краски, ни одежды открытой. Почти монашка.
– Уверен, что хочешь вот так это узнать? – под столом беру Ксюшу за руку. Ледяная. Боится. Ну, кто ж знал, что тут такие люди. Это ещё Юры нет, что тоже странно.
– Пойдёмте на улицу, – хватает девушку за локоть и тащит на выход. Яна молчит, вообще ни звука. Даже интересно, как сейчас будет выкручиваться. Скорее всего, Лёня не знает, что она ещё вчера была проституткой.
Тяну Ксюшу за собой и киваю Асылжану. Ксюшу не оставлю наедине и чужаками, а Асылжан всё-таки пострадавшая сторона.
После прохладного дома, на улице жара ощущается прямо как баня. Футболка сразу прилипает к телу. Ксюша идёт следом, держится за моей спиной. Вроде она рядом, а чувствую голод.
– Слушаю, – Лёня садится на лавочку и упирается в меня взглядом.
– Артем, это какая-то ошибка, клянусь, – Яна сидит рядом с ним, вытирает слёзы.
Артем, значит. Лёня – это погоняло, от фамилии Леонтьев. Когда мы освободились, он вообще перестал имя своё называть. Многие так и думают, что он Леонид. Про настоящее знали только самые близкие. И стало быть, Яна только что разбила ему душу.
– Заткнись, – отталкивает девушку.
Поворачиваюсь к девочке своей, она сидит на лавочке напротив. Сжалась вся.
– Яна твоя работала в блядушнике. Мы крышевали их. Недели две назад, она была с Асылжаном, украла у него кольцо и деньги. Сбежала. Мы искали её, думали, грохнули
