Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На несколько секунд повисла пауза. Затем преподавательница заговорила снова, немного суетливо:
– Давайте попробуем в любом случае… Конечно, у вас неоконченное высшее, это, вы понимаете, проблема. То есть я, конечно, понимаю, что это все формализм. Глупый формализм, я, конечно, вас знаю, в вашем случае… Но там у нас критерии определенные, формальные критерии именно… Может быть, удастся какие-нибудь дополнительные курсы организовать, где-то почасовиком… Я попробую обязательно!
– Спасибо, – кивал головой Андрейко, пытаясь, елико возможно, за приподнятой интонацией скрыть разочарование. Ибо было ясно, что все варианты «с какими-нибудь курсами» и редкими факультативными лекциями с почасовой оплатой никакого заработка не дадут.
Потом он обращался с просьбой о работе к знакомым журналистам и даже пытался достучаться до телевидения. На худой конец, интересовался, как обстоят дела в школе. И везде разговор строился по одной и той же схеме: как только он «напоминал», что у него нет законченного высшего образования, все начинали мяться и говорить, что они, конечно, обязательно попробуют, но ничего обещать не могут. Попытки устроиться в какие-либо частные фирмы заканчивались так же. Правда, здесь беседа протекала быстрее и безо всякого политеса. При словах: «неоконченное высшее», – потенциальные работодатели демонстративно кривили губы. Даже в тех случаях, когда было очевидно, что и они сами, и большинство их офисных сотрудников по уровню интеллекта никак не превосходят отца Ярослава.
Поиски условно приличной работы заняли более месяца. Меж тем деньги, взятые в долг, начали заканчиваться. И тут очень кстати подвернулся один знакомец, дочь которого отец Ярослав крестил за семь месяцев до того. Подвернулся в буквальном смысле – на улице. Андрейко коротко обрисовал ему суть проблемы. Знакомый – а работал он на складе, заведуя там какой-то погрузкой-выгрузкой – выслушал его абсолютно спокойно и предложил:
– Могу на склад к нам пристроить. Для начала рабочим, но это так, одно название. Делать там ни хрена не надо, а зарплата двенадцать тысяч. Какое-то время перекантуетесь, потом, может, чего в фирме поприличнее подберется. А может, сами куда-то пристроитесь.
Отец Ярослав согласился попробовать.
Знакомый не соврал: работы действительно не было практически никакой. И поначалу безделье утомляло сильнее, чем иной тяжелый труд. Самой же тягостной стороной на первых порах была необходимость поддерживать отношения с «коллегами».
В первый день, когда он вышел на работу, остальные рабочие смотрели на него во все глаза и даже отвечали не сразу и невпопад: некурящий, не матерящийся, с интеллигентскими привычками, да еще и бородатый… Наверное, если бы в их маленькую бригаду пришел работать говорящий крокодил или уэллсовский марсианский спрут, они бы удивились не больше. Наконец один из работников во время очередного многочасового перекура сел рядом с ним и, затянувшись сигареткой «Петр I», задал мучивший всех сакраментальный вопрос:
– Слышь, ты это… Поп, что ли?
– Поп. Пока, по крайней мере, поп, – ответил отец Ярослав.
Соработник мотнул головой. Затянулся пару раз сигаретой и снова спросил:
– А почему по крайней мере?
– Сейчас не могу служить потому что. Запрещено, – Андрейко старался отвечать максимально терпеливо, ибо понимал, что вопросы эти задаются не со зла, а самое главное, отвечать на них все равно придется. Хотя бы потому, что ему с этими людьми еще работать.
– Хе! – еще более недоуменно произнес его собеседник. – А чего запретили-то?
– Слушай, это вообще-то личное дело, – ответил ему отец Ярослав.
– А-а-а! – глубокомысленно изрек его собеседник. Но, надо отдать должное, на этом разговор закончился.
Впрочем, такие беседы повторялись чуть не ежедневно. Поскольку отношения сложились уже относительно доброжелательные, то иногда другие работники позволяли себе, как им казалось, остроумные шутки:
– Слышь, ты там это, монашку какую-нибудь это самое? – под взрыв гогота спрашивал очередной остроумец отца Ярослава. Тот в ответ улыбался снисходительной улыбкой (так, должно быть, улыбаются педагоги в интернатах для умственно отсталых), а дружный пролетарский коллектив искренне веселился своей шутке, которая коллективу казалась очень оригинальной и совершенно незлобной.
Впрочем, они действительно не злобствовали и очень скоро стали относиться к нему с некоторым уважением. А иногда и обращались за советом по «духовным» вопросам:
– Ярослав, у меня теща с тестем в квартиру переехали. Сначала теща в больницу загремела, а через два дня – тесть. Может, это квартира какая несчастливая? Ну, может сделать там чего надо?
Отец Ярослав как мог объяснял, что с христианской точки зрения «несчастливых» квартир и иных объектов недвижимости не бывает, но ему не очень-то верили. И заметно оживлялись, когда он прибавлял, что квартиру, конечно, можно освятить, для чего нужно обратиться к священнику в любую православную церковь.
Но и такие диалоги случались нечасто. В основном, изнывавшие от безделья рабочие лениво вели разговоры о делах бытовых, о рыбалке, о даче и о том, кто с кем переспал.
Казалось, отец Ярослав как будто прижился среди своих новых коллег.
И тем не менее, в тот момент, когда «бугор» в очередной раз убедился, что «люди работают», и ушел восвояси, после чего вся пролетарская команда расселась на сваленном у забора полусгнившем брусе, отец Ярослав вновь – в который уже раз! – испытал жуткую тоску и обиду, обиду, которая едва не вышибла из него слезы.
Был конец сентября, в Мангазейске – самый разгар осени, когда жгучие степные ветры гоняют немногочисленные оранжевые листья вперемешку с песком, который скрипит на зубах и забивается в глаза. Рабочие гоготали над очередным рассказом о чьих-то интимно-конских подвигах. Издалека из складских закоулков, летел истошный мат. «Вот такая у меня теперь среда обитания», – с иронической горечью подумал отец Ярослав. А перед глазами с безпощадной яркостью проносились картины времен его студенческо-пономарской молодости и совсем недавнего священнического служения. Иподиаконская служба при Владыке, секретарская работа в Иркутской епархии, хиротония, Мангазейск… И, само собой, люди – совсем другие люди, образованные и интересные, которые совсем недавно еще смотрели на него даже не как на равного, а как на старшего. А теперь? Теперь вот потрескавшийся асфальт складского двора, безделье, матерные рулады и жеребячий юморок, и от всего этого к концу рабочего дня кажется, будто из головы вынули мозги и вместо них набили череп грязной стекловатой. Правда, дома ждала Наталья, любимая и любящая жена. Но только «домом» была съемная квартира, а живот Наташи начинал потихоньку округляться. Как содержать ее и ребенка? Как не утонуть в быте, когда с одной стороны этот самый быт, а с другой – вся эта пролетарская «стекловата»? Как так получилось, что он, отнюдь не дурак, да и вроде бы не подлец, оказался там, где оказался? Почему он, в самом недавнем прошлом интеллигентный и умный мальчик из хорошей семьи, вдруг вынужден искать себе пропитание едва ли не у самого социального дна? Почему те, кто отнюдь не благочестивее, не порядочнее и не совестливее его, устраиваются гораздо лучше?..
Ответы на эти вопросы были, но покоя от них – не было. Хотелось то ли плакать, то ли выть…
Глава 5
Рождение монастыря
«Ну и погодка!» – подумал Евсевий, глядя в окно своей квартиры, и слегка поежился: на улице дули ветры, столь обычные для Мангазейска в конце сентября, а в квартире отопление еще не включили. Впрочем, мысли о холоде не были тягостными, скорее, наоборот – радостными и даже по-хорошему озорными. Было интересно находиться в непривычной обстановке. Новая природа, новая условия, новые люди, новые задачи – словом, новые вызовы, на которые ему предстояло отвечать каждодневно, если не ежечасно. И пока что он чувствовал, что сил у него достаточно, и потому эти вызовы порождали не уныние и тоску, а боевой задор, который бывает у боксера, предчувствующего успех на ринге, или у адвоката, вступающего в сложное, но перспективное дело.
Пока что все развивалось если не идеально, то, так сказать, многообещающе. Мангазейская администрация, несмотря на формально продекларированную готовность «помогать и содействовать», пока что явно упиралась рогом. Землю в центре города под кафедральный собор она давать не хотела. Это, впрочем, было ожидаемо. Но начали появляться и союзные силы, и силы эти были, как минимум, интересными. Министерство путей сообщения поддержало идею строительства кафедрального собора в Мангазейске. Более того, прозвучало даже устное обещание: МПС профинансирует строительство полностью, при условии, если собор будет построен не по новому проекту, а восстановлен в историческом своем виде и на историческом своем месте. «Кстати, надо бы кого-то направить в архивы, поискать, какой там был проект», – вновь отметил про себя Евсевий. Впрочем, верилось слабо, что кто-то отдаст под строительство центральную площадь, на которой стоит здание обкома-администрации, да еще и позволит убрать оттуда памятник Ленину. Но, во всяком случае, МПС уже сообщило, что оно готово участвовать в восстановлении собора. Кроме того, потихоньку мобилизовывались духовные чада, среди которых были и не совсем уж мелкие бизнесмены, и не совсем уж легковесные чиновники.
- Нескверные цветы - Щербакова в «Эксмо» - Русская современная проза
- Твой след ещё виден… - Юрий Марахтанов - Русская современная проза
- Звездное озеро. Роман о любви - Дарья Щедрина - Русская современная проза
- Проза Дождя - Александр Попов - Русская современная проза
- DUализмус. Баварские степи, клопы, драм & бэйс - Ярослав Полуэктов - Русская современная проза
- Таёжный монах. Необыкновенные случаи в монастыре и живые рассказы о самых светлых людях - Андрей Иванов - Русская современная проза
- Счастливый Новый год и рождественское чудо - Анастасия Подлеснова - Русская современная проза
- Озеро Радости: Роман - Виктор Мартинович - Русская современная проза
- Белые ночи (сборник) - Лина Дей - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза