Форма входа
Читем онлайн Одиночество вещей - Юрий Козлов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Глаза у Гриши, равнодушно нависшего над мотором, потеплели. Лицо-забрало просветлело, как, должно быть, светлели лица под настоящими забралами у настоящих рыцарей, когда прекрасные дамы им кое-что обещали.
— Добро, — обнадёжил Гриша, запустил руки в мотор, тут же и вынес приговор: — Реле залипает. Не проходит ток от генератора, вот и вырубается.
— Ну и? — тревожно выдохнул отец.
— Зачистить язычки, — широко (во всё забрало) зевнул Гриша, показав собственный, обставленный редкими чёрны ми пеньками зубов, язык, уставший зачищаться самогоном, — и все дела. Минутное дело.
Приговор был лёгок, как десятирублёвый штраф вместо отнятия водительского удостоверения.
— Ты там и другое посмотри, — нашёлся отец, — чтобы мне не плакать о поллитре.
— Масло могу поменять, фильтры, — служебно перечислял Гриша, — сход-развал гляну. Чего ещё? Клапана в норме. Приходи через час.
— Ты уж не подведи, браток, нам далеко ехать, — отец незаметно сбился на неуверенно-просящий тон.
«Вот она, наша русская свобода», — подумал Леон.
Гриша не удостоил ответом.
— Мразь! — прорычал отец (далось ему это слово!), когда вышли на воздух. — Власть и водка! Больше ничего этому народу не нужно. Чем тупее, злее, враждебнее к нему власть, тем она ему милей, потому что понятней. А водочка — политика! Водочка — жидкая душонка народа, вот и щупать-щупать его за душеньку! Хорошо ведёт себя, послушненько — снизить ценочку. Не выполнил пятилетний планчик, не собрал колхозный хлебушек — приподнять. И чтобы ничего своего, всё общественное! Чтоб головёнку из нищеты не смел высунуть! Чтоб все мысли: как бы выжрать да ноги с голодухи не протянуть. Вот тогда, мразь, будет слагать песни о мудрой партии. Или какая там будет власть.
— Уже было, — возразил Леон, — да и сейчас продолжается. Водочка, конечно, душенька, но не вся душенька водочка. А главное, нет перспективы.
— Есть перспектива! — трубно, во весь огороженный двор станции техобслуживания крикнул отец.
Если у Гриши глаза всего лишь потеплели от обещанной водочки, у отца — воспламенились белым космическим огнём от решительно никем не обещанной, скорее отобранной, перспективы. Она пьянила отца сильнее водки. Внутри свободонепроницаемости он обрёл непостижимую свободу. Или сошёл с ума. Что было в общем-то одно и то же. Беда стране, где у подлых людей глаза воспламеняются от водки, у образованных — от свободы внутри несвободы. Двум встречным огням по силам спалить мир.
Преследующие мастеров клиенты, убегающие от клиентов мастера на мгновение замерли, как в детской игре, поражённые вестью, что, оказывается, есть перспектива.
— Есть перспектива, — повторил отец уже значительно тише.
— Какая? — тоже тихо, как будто они сговаривались на кражу, спросил Леон.
— Мировая революция! — вдруг завопил отец. — Её просрали, предали, променяли на счета в швейцарских банках! Но они забыли, проклятые ублюдки, забыли, забыли, что… — в голосе отца сквозь праведный гнев прорезались причитывающе-кликушеские интонации.
— Забыли что? — Леон был совершенно спокоен за отцовский рассудок. Свободонепроницаемые люди с ума не сходили. Потому что были сумасшедшими.
— Забыли, что мировая революция — тысячелетняя мечта народа-богоносца! — громко и спокойно возвестил отец.
То было какое-то безумие при ясном разуме. И шансов восторжествовать у него было куда больше, нежели просто у безумия или просто разума.
Присутствовавшие во дворе съёжились, втянули головы в плечи. Они были бессильными песчинками на страшном холодном ветру мировой революции. И, несмотря на либеральное чтиво последних лет, многоротый демократический ор на митингах, свободные выборы, на которых они каждый раз фатально избирали не тех, в глубине души осознавали это, так как были изначально, всем своим существом враждебны труду, не желали признавать, что налаженный, организованный до мелочей быт (без дощатых, продуваемых ветром мировой революции сортиров) есть самая что ни на есть культура, причём наиболее близкая и доступная народу, так как он сам её создаёт (должен создавать) и сам же ею пользуется (должен пользоваться). И не было в их душах Бога, ибо Бог был не только и не столько свободой, сколько трудом, великим трудом, так как иначе не создал бы всё сущее за каких-то жалких семь дней.
Потому-то, знать, никто не возразил отцу: ни вороватые мастера, ни унижающиеся (здесь, а у себя на работе, надо думать, не менее вороватые) клиенты, ни мусульмане, развернувшие возле станции торговлю шашлыками из местного мяса по баснословным ценам. Только крохотный, украдкой писающий у забора мальчик слегка удивился, услышав разом про Бога и революцию. Про Бога ему иногда говорила бабушка. Про революцию — учителя в школе. Но говоря про Бога, бабушка никогда не вспоминала про революцию. Учителя, говоря про революцию, — никогда про Бога.
— Ни один нормальный человек сейчас, если только он не законченная сволочь, не может мечтать о мировой революции, — сказал Леон. — Это противоестественно и аморально.
Разумные, однако, слова его прозвучали совершенно безжизненно. Как будто он говорил диким зверям за вегетаринство. Только где звери, где хищники? Хищен, как ни странно, был сам прозрачный луговой нелидовский воздух, давненько не нюхавший мясца.
— Наверное, — легко, как стопроцентно уверенный в собственной правоте человек, согласился отец. — Но против воли Божьей не попрёшь.
— Божьей воли? — удивился Леон. — В чём она?
— В том, что наш народ отказался от Бога и от свободного труда, — отец ронял слова, как свинчатку, — принёс себя в жертву.
— Мировой революции? Или… Богу?
— В жертву, — вздохнул отец, — чтобы сделать все другие народы несчастными. Если, конечно, получится.
— Значит, мировая революция…
— Неизбежна, — подтвердил отец, — пока её хочет Бог и покуда существует наш народ. Русский народ будет существовать до тех пор, пока Богу угодна мировая революция.
Так за разговором минул испрошенный Гришей час.
Отца изумил длиннейший перечень работ, указанный в шуршащем фиолетово-расплывчатом счёте, который ему предстояло немедленно оплатить в кассе. Изумляла и сумма. Как будто за этот час Гриша по винтикам разобрал и заново собрал машину, исправив, заменив, проверив всё, что только можно было исправить, заменить, проверить.
Между тем он решительно не производил впечатления выбившегося из сил, проделавшего титаническую работу человека. Гриша стоял возле машины под щитом «Курить строго воспрещается!», покуривая, и улыбка на его стальном лице-забрале напоминала неразгаданную улыбку Моны Лизы Джоконды.
Отец сник, победоносное коммунистическое его веселье, как снег, растаяло в лучах Гришиной улыбки, удивительно скверно дополняющей перечень якобы совершённых работ.
В этой улыбке, как в узелке, который не смог поднять былинный богатырь Святогор, сквозила неподъёмная земная сила. В бездонную пропасть улыбки свистящими валунами летели пятилетние и семилетние планы, миллиардные капиталовложения, нулевые циклы, всесоюзные ударные стройки, денежные, аграрные и прочие реформы, хозрасчёт, самоокупаемость, госприёмка, химизация и мелиорация, рабочий контроль, приватизация, военные патрули, съезды, отряды самообороны, пленумы, продовольственные и непродовольственные программы, мятежи, Чернобыли и Семипалатински, исторические и неисторические решения. В улыбке бесследно растворялось всё хорошее и плохое. И только шире, загадочнее она становилась. Невольно думалось: есть ли что-то в мире, чтобы встало костью поперёк глотки, смахнуло веником с лица-забрала оскорбляющую Бога улыбку?
Отец, стиснув зубы, оплатил чудовищный счёт, пожертвовал самой невзрачной (зелёной, с кривой наклейкой) бутылкой водки, как пожертвовал Бог несчастным русским народом.
А пожертвовав, обнаружил на аккумуляторе какие-то болты с шайбами и хомутики.
— Это что? — хмуро поинтересовался у Гриши.
— Где? — Бутылка бесследно, как астероид в космическом пространстве, исчезла в чёрных промасленных глубинах Гришиного комбинезона. — А… — небрежно смахнул обнаруженное на промасленную же ладонь. — Лишние, я там новые поставил. — И снова улыбнулся отцу улыбкой Джоконды.
Отец, теряя сознание от бессилия пред этой улыбкой, с белым, как чистый лист, лицом, оставивший в кассе сто с лишним рублей, осиротевший на бутылку водки, сел за руль.
Всю дорогу вслух, как будто один был в машине, нетвёрдым голосом убеждал себя, что, наверное, всё-таки Гриша сделал всё, что указано в гаргантюанском перечне, они, мастера, делают всё мгновенно, автоматически, ведь не глохнет, не глохнет же машина, клапана не стучат, тормоза вроде лучше схватывают, определённо мягче едет, просто великолепно едет, новая так не ездила. Ну а если… Он вернётся! Он покажет этой мрази!
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Одиночество вещей - Юрий Козлов бесплатно.
Похожие на Одиночество вещей - Юрий Козлов книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Все проплывающие - Юрий Буйда - Современная проза
- ЛОУЛАНЬ и другие новеллы - Ясуси Иноуэ - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) - Гурам Дочанашвили - Современная проза
- КС. Дневник одиночества - Юлия Зеленина - Современная проза
- Клуб радости и удачи - Эми Тан - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
