Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда трагик входит в тронный зал, величественный, но стремительный, полный жизни, с упругими движениями, со сверкающим взглядом из-под нависших бровей, с львиной гривой седых волос, он — король с головы до ног. В презрительной складке его губ, в небрежном жесте руки, которым он приветствует вассалов, чувствуется безмерное упоение властью, упоение, достигшее предела, за которым уже начинается мания величия. Но Лир в игре гастролера этого предела не перешел. Это не безумец. Острый психоз его в третьем акте вызван нравственными потрясениями, неблагодарностью дочерей, которым он отдал царство и которые безжалостно выгнали его из своих владений… Великий ум помрачился. Но ненадолго. Богатая душа Лира не гибнет, а растет в несчастии.
Потеряв корону и царство, утратив все иллюзии отцовской власти и дочерней любви, больной и бездомный, покинутый всеми, кроме шута, он впервые понимает всю бренность земного счастия и власти… Но великий, трогательный смысл шекспировской трагедии заключается именно в том, что Лир, перестав быть королем, становится человеком, в лучшем смысле этого слова. В бурную ночь в шалаше изгнанника Эдгара Лир внезапно находит клад, которого не могла ему подарить вся его безграничная власть. Этот клад — любовь к людям, гибнущим в битве с жизнью; к людям, которых Лир с высоты своего трона даже не замечал… Не из уст человека с помраченным рассудком, а из просветленной души вырываются слова:
Вы бедные, нагие несчастливцы,Где б эту бурю не встречали вы.Как вы перенесете ночь такую,С пустым желудком, в рубище дырявом,Без крова над бездомной головой?Кто приютит вас, бедные? Как малоОб этом думал я!.. Учись, богач!Учись на деле нуждам меньших братьев,Горюй их горем, и избыток свойИм отдавай, чтоб оправдать тем Небо…
Этот Лир не жалок, а велик в широком сценическом рисунке гастролера.
В пятом акте Лир, больной лихорадкой, заснул, наконец, на богатом ложе, в военной палатке Корделии. Доктор уверен, что крепкий сон вернет ему душевное равновесие… Корделия стоит, склонившись над его изголовьем, и всматривается в любимые черты. Лир просыпается и узнает свою дочь.
Это лучшая, самая трогательная сцена в трагедии. Вдохновенно играют ее оба артиста.
Неронова, стоя на коленях перед ложем, плачет, потому что вновь искусство и жизнь тесно слились для нее в этом миге. Она вспоминает дедушку, их любовь, ее обман, ее позднее раскаяние…
Лир страшен и в то же время жалок, как осиротевшее дитя, когда он вбегает на сцену с мертвой Корделией на руках. Даже ко всему привыкшие равнодушные профессионалы-актеры чувствуют себя растроганными… Успех большой.
И все-таки при таких двух исполнителях роль шута не пропала… Это трудная роль, требующая от актера не только комизма, но и драматического таланта. Мосолов в ней оказался выше всяких ожиданий.
Надежда Васильевна первая поздравляет его. Садовников говорит ему много лестного… Но Мосолов хмурится…
Гастролер играет через два дня на третий, но каждый вечер проводит в театре, где Надежда Васильевна постоянно занята с Мосоловым в комедиях и водевилях.
Идет Лев Гурыч Синичкин. Мосолов превосходно играет Прындика. Садовников хохочет, как дитя. Перевесившись через барьер, он кричит Мосолову браво!.. За кулисами он говорит ему:
— У вас редкий комический талант… Отчего только вы так мало работаете?
— Я мало работаю? — весь вспыхивая, враждебно спрашивает Мосолов. — Из чего же это вы заключаете?
— Во-первых, вы идете под суфлера…
— А вы все наизусть валяете?
— Представьте, все наизусть!.. Разбудите ночью, дайте любую реплику из Лира, Шейлока, из чего хотите… Я вам тотчас отвечу.
— Вам и книги в руки!
— Ну, вот… Уже и обиделся… Как мало вы любите искусство!
— Нет, не обиделся… Только вы не пробовали играть в провинции, где чуть не каждый день новая пьеса, и дают одну-две репетиции… Ваши роли — наперечет…
— Напрасно сердитесь… Вы очень талантливый человек, и ваше место в столице… Только если бы вы любили ваше дело, как Наденька, например.
— Какая Наденька? — так и вскипает Мосолов.
— Неронова Наденька… Что это вы вдруг запамятовали?..
— Она вам родственница?.. Невеста? Сестра? Жена?..
Садовников щурится на дерзкое лицо Мосолова. Потом весело смеется и поворачивается к нему спиной.
Что-то треснуло, крякнуло сзади.
— Александр Иванович, — вопит режиссер, подбегая к Мосолову, который изо всей силы хватил стулом об пол, так что ножки отлетели. — Помилосердуйте!.. За что же это вы казенное добро портите?.. «Александр Македонский был великий герой… но зачем же стулья ломать?»
Идут репетиции Тартюфа. Садовников играет заглавную роль. Неронова — Эльмиру. Затем назначен водевиль Волшебное зелье, где кокетливую вдовушку играет Неронова, а Мосолов — влюбленного в нее простачка-пастуха Жано Бижу.
Мосолов продолжает свою тактику.
Куда бы ни пошел Садовников, а Мосолов либо сзади идет, либо навстречу. На каждом шагу попадается словно случайно.
За кулисами, на репетициях, после спектакля вечером он тут как тут, между влюбленными. Вертится, как бес, не давая им разговаривать, паясничает, рассказывает анекдоты, заразительно хохочет, вызывая невольный смех в грустном лице Надежды Васильевны. Мосолов, как Фигаро, вездесущ. Только трагик дернет звонок у парадной двери Нероновой, а уж из-за угла показывается щегольская фигура комика. И он весело раскланивается с соперником, снимая модный цилиндр.
— Вы к Надежде Васильевне?.. Прекрасно… Я тоже к ней.
И с каждой такой встречей все темнее делается выражение лица у Садовникова, и все угрюмее становится его обращение. Мосолов невольно, сам того не зная, разжигает страсть Садовникова. И развязка наступает быстрее, чем думал сам пресыщенный успехами у женщин гастролер.
Надежде Васильевне и смешно, и жутко. Не говоря с Мосоловым, она понимает его игру… Но, Боже мой, до чего он ее бесит иногда, этот глупый Сашенька с его непрошеным волокитством! Как хотелось бы хоть на минутку быть вдвоем с Садовниковым, одно прикосновение которого сводит ее с ума!
Как-то вечером в гостях у Надежды Васильевны соперники стараются пересидеть друг друга.
Хозяйка еле удерживает смех, видя их косые взгляды.
— Господа, простите!.. Но ведь уже третий час… Завтра репетиция… И я очень устала.
Оба уходят вместе.
— Вы в сторожа определились? — на улице грубо спрашивает трагик. — Что вам за это платят?
Мосолов, улыбаясь, вертит свою трость, которая со свистом рассекает воздух.
— Прекрасная трость! — говорит он. — Мне ее в Казани поднесли. Она, знаете, из бамбука… Как будто и легка, а здорово бьет…
Трагик, круто повернувшись, сворачивает на Крещатик. Мосолов, посвистывая, идет по Фундуклеевской.
Под праздник спектакля нет. Мосолов «закатился» с компанией купцов. В трактире в общем зале он видит трагика, который пьет в угрюмом одиночестве за отдельным столиком.
— А!.. Глебу Михайловичу почтение! — кричит Мосолов, взмахивая цилиндром. Его увлекают в кабинет.
Через полчаса, «досидев» бутылку и прислушавшись к шуму в кабинете, трагик звонит и требует счет.
Он берет дрожки. Через десять минут он уже у Нероновой.
Поля отпирает ему, как всегда с льстивой ужимкой, с хитрецой в улыбочке и взгляде.
— Дома? — сурово спрашивает он.
— Пожалуйте…
Трагик входит и останавливается в изумлении.
Надежда Васильевна лежит на ковре, а рядом с нею белокурая прелестная малютка теребит куклу и что-то поет.
Артистка поднимается испуганная. Сердце тяжело бьется.
— Откуда эта девочка? — хрипло спрашивает Садовников.
От этого тона вся кровь кидается ей в лицо. Она берет девочку на руки. Инстинктивно прижимает ее к груди.
— Это моя дочка…
— Доч-ка?.. Вот оно что!..
И он хохочет злым, циничным смехом. Она, растерявшись, смотрит на него. За дверью мелькнула и скрылась лисья мордочка Поли.
— А я и не знал, что у тебя дочка… Что же это ты такую недотрогу-царевну из себя разыгрываешь?
— Вы пьяны? — побелевшими губами шепчет она.
— Мосолова дочка?.. То-то она с ним на одно лицо… ха!.. ха!.. Вот в чем дело… Так бы и сказала сразу… Зачем канитель тянуть?
— Вон! — кричит Надежда Васильевна, кидаясь к нему. — Вон сию минуту!
На этот крик вбегает нянька и уносит девочку. Надежда Васильевна бросается из комнаты. Истерические рыдания и крики доносятся к гостю. Он нахлобучивает шапку и уходит, тяжело ступая на пятку. Весь большой, грузный, сильный…
В десять утра на другой день он звонит опять. Отпирает Поля и прячет под ресницами прыгающие глаза. Из кухни пахнет пирогом.
- Воспоминания Свена Стокгольмца - Натаниэль Ян Миллер - Историческая проза / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Неслучайная встреча - Анастасия Алексеевна Белая - Русская классическая проза
- Венки на волне - Николай Михин - Русская классическая проза
- Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников - Русская классическая проза
- Девочке в шаре всё нипочём - Александра Васильевна Зайцева - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Дом со звездной крышей - Екатерина Алексеевна Шелеметьева - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Весёлый зоопарк - Надежда Митрофановна Середина - Детская образовательная литература / Природа и животные / Русская классическая проза
- Наше – не наше - Егор Уланов - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Так жизнь идёт - Надежда Лухманова - Русская классическая проза
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая