одолевать тревога, касающаяся оставшихся в живых родных и близких людей.
Да и за все остальное человечество тоже. Взяв бокал, я сделала несколько изрядных глотков крепкого вина, обжигающего гортань. Затем принялась искать взглядом Кинли, который довольно давно куда-то испарился, выкрутившись из моих рук. Глаза зацепились за Барбару, от которой исходил белый серебристый свет, как от звезды. Она усаживалась за рояль. Только сейчас я заметила, что музыка стихла.
Тонкими изящными пальцами надавливая на клавиши, Барбара принялась исполнять мелодию, негромкую, чарующую, но бесконечно тоскливую. Эта музыка в каждой ноте отражала мои внутренние тяготы, тянущиеся из прошлого, отзеркалила мои теперешние страхи и треволнение за будущее.
Личная боль Барбары, которую она выражала через музыкальное произведение, отзывалась и во мне. Мне было уже легко понять эту прекрасную, неотразимую женщину с опечаленной душой. Переливы мелодии были созвучны моему плачущему сердцу.
Спустя несколько минут рядом с Барбарой появился Велес, которого я видела в последний раз убегающим в обличье медведя в лес. Он не спускал с нее восхищенных жадных глаз и смотрел с любованием. Взгляд изгнанного бога был проникновенным, должным образом оттеняя ее красоту.
Велес обратился к ней, и они долго о чем-то вполголоса переговаривались. Барбара продолжала играть, порой смеялась, мило улыбаясь, но все равно не отвечала Велесу взаимностью. Скоро Гай поднялся со стула и направился к ним. Перекинувшись с отцом какими-то фразами, он наклонился к Барбаре и увел ее обратно к нашему столу.
Когда они оказались рядом, я услышала, как Барбара учтиво поблагодарила его. Велеса я больше не могла разглядеть в зале. Зато наткнулась на Кинли, висящего вниз головой, как летучая мышь, на шторе.
Барбара подсела к Вольге. Они разговорились. На меня сразу же обратил внимание Гай. Он подбадривающе мне улыбнулся, невольно напоминая, что был одним из свидетелей нашего непростого разговора с Яном, и приблизившись, протянул мне руку, приглашая на танец. Место Барбары за роялем уже заняло потустороннее создание в черном плаще с капюшоном. Под мелодичные ноты, рождаемые костомахой, я встала из-за стола.
– Может, мы немного пройдемся? – спросила я, пребывая в упадническом настроении.
Рыжеволосый молодой мужчина понимающе кивнул.
Я держала его под руку, когда мы продвигались вдоль столов, огибая дугой танцующих, направляясь к пылающим каминам.
Гай не спрашивал о моем состоянии и самочувствии – у меня было все на лице написано.
Но он сказал, пытаясь меня отвлечь:
– Мы подружились с Яном не сразу. Когда мать ушла от отца, она уже была в связи с Чернобогом, и брат родился еще до того, как раны Велеса успели затянуться. Пусть он и предал ее изначально, но потеря моей мамы все равно оказалась для него худшим ударом, от которого он, к слову, до сих пор не оправился.
Проводя меня между роялем и окном, он бросил долгий взгляд на полную луну, не меняющую положения, повергшую нас на участь жить в вечной ночи.
– Когда родился Ян, я не был знаком с ним в должной мере, поскольку решил остаться рядом с отцом, желая утешить его, поэтому редко навещал в те времена мать. Хотя я очень ее любил – и люблю – и не отказывался от общения с ней, я все же немного злился, что она создала новую семью. И что теперь семьей, которая была когда-то у меня, обладает кто-то другой. Этого «другого» я недолюбливал.
Мы замерли у огня. Над нашими головами на шторе болтался Кинли. Вероятно, он дремал.
– Мы подружились лишь через… очень продолжительное время, когда родились все мои братья и сестры и когда матери понадобилась помощь. Морана оказалась в сложной ситуации, можно сказать, в заточении, и понадобились невероятные силы, чтобы ее вызволить. Ян по-настоящему удивился, когда я вызвался сотрудничать с ними, словно забывая, что Морана – и моя мать тоже. Но в той переделке мы узнали, чего оба стоим, и начали общаться, в первый раз осознав, что мы семья. После этого случая мы сохранили хорошие отношения.
Я мысленно проиграла имя – Морана. Богиня смерти. Ранее я слышала его, в фольклорных песнях и сказках.
– Я вот что скажу: уже много воды утекло. И отношения в семье разладились. У Яна уйма справедливых претензий к отцу и к матери, и он не любит, когда его отождествляют с родителями. Он попытался напугать тебя, но не все, что он думает о себе, является поистине ужасным.
Хотелось верить, что Гай прав, а Ян чересчур строго себя судит. Возможно, наша близость с Яном не исчезнет, разбившись от удара о заблуждения и недомолвки.
– То есть ваша мать богиня… смерти? – поинтересовалась я.
Гай утвердительно кивнул.
– Что ж, – протянула я, пытаясь уложить в голове неукладываемое. – И Константин более всех на нее похож?
Рыжеволосый мужчина рассмеялся:
– Наоборот! Мама очень красивая. Не то что мой рогатый брат с отваливающимися кусками плоти. – Он усмехнулся. – Кстати, братья и сестры в меньшей степени на нее похожи. Унаследовали драконье обличье отца, но никто не обрел ее способностей, кроме Яна. Ну и меня.
Я шагнула к камину и подставила ладони согревающему огню.
– Разве Морана не дракон?
– Нет, – послышалось от Гая.
Это объясняло, почему Гай имеет медвежий облик, доставшийся от Велеса. В Гае нет ни капли драконьей крови.
– А Ян и остальные – полудраконы?
– Полудраконы рождаются от существ нави и смертных. А также от их потомков. Поэтому Ян и остальные считаются чистокровными драконами.
Полудраконом была Роксолана… Я снова с грустью вспомнила ее.
Подняв пытливые глаза на сына изгнанного бога, я спросила:
– А какие именно способности вы с Яном унаследовали от матери? Что ты имеешь в виду?
Гай повернул голову к террасе, на которую вышла компания цмоков.
– Что ты знаешь о богине смерти? – осведомился он.
– Хм… – задумалась я, – очевидно, она переправляет души умерших из яви в навь.
Наверняка она забрала души моих погибших родных и перевела через Калинов мост, определив им места в деревянных гробах на рубеже.
– А еще… повелевает Тьмой, раз она спасла от расщепления Константина, – предположила я.
– Нет, – ответил Гай, – Тьмой никто не может повелевать, помнишь? Ни Троян – ее первое создание, ни Морана. Мы и понятия не имеем, как мама его спасла, ведь она может забирать или, смиловавшись, даровать жизнь лишь смертным созданиям. А кроме того, что мать проводит души в мир мертвых, еще она и управляет временем, способна находиться сразу в двух мирах, является повелительницей снов и сознания. Мы получили с Яном последнюю часть.
Звук тонкого незримого колокольчика раздался в